The Prince, The King, The Death

Попадать в переделки Альтан умел, но не любил. Лет пять назад он бы удивился новому перемещению, но сейчас его одолела настоящая апатия. А причиной всему был адский, достающий до мозга костей холод. Белым-бело, слишком однотонно, так, что слезятся глаза — юноша прикрывает их ладонью, падая в колючий снег, скуля от пронизывающего чувства и огненной, дерущей боли в оцарапанной ледяным крошевом руке. Мех касается плеч внезапно, согревает далеко не сразу — когда он находит в себе силы обернуться, он видит мальчика — не намного себя старше, скорее, даже наоборот — кутающего его в собственную шубу. У мальчика на скулах два полумесяца, почти похожие на знаки с родины, и Альтан улыбается — коротко, благодарно. Голос у мальчика звучный, сильный — голос вождя, пусть и будущего. Роан заприметил чужака издали — как тут не заметишь цветастую точку на искрящемся белом снеге? Слишком заметным был чужак, слишком инородным на чистом покрывале ледяной пустыни. Юный принц не хотел, чтобы на его земле гибли вот так — глупо и бесцельно. В Азгеде должны умирать за Азгеду — так учила его королева Ниа, его мать. И Роан, как мог, следовал её словам. Чужак появился неожиданно, словно из ниоткуда — свалился на колени в ледяное крошево в своих ярких оранжевых, как солнце на закате, широких штанах, тонких, как паутинка даже на вид. Маленькая Эко тянула его за рукав, утверждая, что это дело, которым стоит заняться взрослым. Но пока взрослые доберутся до чужака — он замёрзнет насмерть. Он кутает незнакомца в собственный полушубок, подмерзая и про себя дивясь длинным, шелковистым волосам, спадающим между лопаток, черным, как вороново крыло. Он окликает чужака со спокойствием, присущим будущему принцу, даже видя, что он оружен. С удивлением Альтан понимает, что разбирает речь неожиданного спасителя. Просто и легко — а за оружием не может даже потянуться, разбитый дрожью. Слезящиеся глаза позволяют вычленить из мерцающего, пульсирующего света ещё один маленький силуэт чуть поодаль — он не боится детей, просто поражен. — Кто ты? — мальчик оставляет ему шубу, позволяет обернуться полноценно, присаживаясь на корточки, разглядывая с интересом более детально. На вопрос он привычно отмалчивается, мотая головой — язык словно прилип к гортани, и говорить он ещё не готов. Даже дети в состоянии понять, что «наёмный убийца» — это плохо. Мальчишка закидывает чужую руку себе за шею, помогает подняться, зовя девочку на подмогу — Альтан хоть и строен, но жилист, тело подтянуто тренировками и одному его не дотащить — и в девочке он видит больше тревоги и опаски, чем в лице юного воина. В том, что такая суровая земля порождает безжалостных воинов, он не сомневался. В городе они оказываются к вечеру. Солнце уже не слепит, но холод по-прежнему парализует — и девчонка ужом выскочила из-под руки, лишая опоры. Он ёжится под десятками враждебных и любопытных глаз, а затем предстаёт перед местной правительницей. Роан боится, кусает щёки изнутри, изо все сил старается преподнести своё милосердие в выгодном матери свете, но та лишь отмахивается. Вид перемёрзшего, закутанного в детский полушубок ассасина не внушает ей ни опасности, ни угрозы — и что с того, что дитя тешится новой игрушкой? В иных кланах — она знала — нет людей с такой смуглой кожей и разрезом глаз. Пусть остаётся, будет сыну ручным зверьком, коли правильно воспитает. Приближенные ропщут, один из советников осмеливается прямо возразить королеве — и падает с ножом в глазнице. Именно тогда Альтан начинает понимать, куда его забросило, но не видит ничего плохого. Выживать он умел. Повезло, что нашёл его именно принц. Он собирается использовать это во благо. *** Альтан осадил трензелями коня, спрыгнул с седла изящно, привязав поводья и своего, и заводного к чахлому кусту. Он не торопился, движения его были степенными и размеренными — он подошёл к сидящему на щите почти на самом краю обрыва принцу, и тот, казалось, только сейчас заметил его присутствие. — Нашёл-таки? — Роан не зол, просто расстроен — ему не хочется покидать родные просторы из-за вероломства матери. Многие её методы он, только благодаря рассказам чужестранца осуждал, но никогда не намеревался даже делать это открыто. — Эко сказала, что ты любишь здесь бывать, когда тебе нужно привести в порядок голову. За прошедшие годы Альтан вполне привык к тяжёлым и тёплым меховым одеждам, но по родине и жарким дням скучать не перестал — это выдавало только приступы его меланхолии и нежелание вылезать из парной бадьи. Порой он даже засыпал в воде, размякши, и посреди ночи вскакивал, как ужаленный, от того, что вода остыла. Несмотря на то, что турок был старше — из-за худобы и женственности его воспринимали максимум ровесником принца, поперву знатно укоряли в том, что он даже клинок не в силах удержать — озябшими-то пальцами. Но отогревшись и придя в себя, он раскатал десяток стражи по искрящемуся снегу, уже не щурясь от слез в глазах — тогда-то насмешки и прекратились. Альтан уселся рядом на корточки, созерцая вместе с другом неприветливые, чёрно-серые волны с седыми барашками ледяной пены. Холодное море Азгеды навевало тоску и апатию. — У воды ещё холоднее. Ты бы не мёрз… — Роан так и не научился отдавать ему приказов. Никогда не повышал голоса, всегда прислушивался ко мнению — и только поэтому редко ошибался, ведь Альтан уяснил законы землян быстро и прочно, ему самому они были не чужды. Но сейчас, фраза, по сути своей, несла не заботу — как обычно — а просьбу оставить исстрадавшегося принца в покое и одиночестве. Альтан же знал, что смиряться с чем-либо в одиночку нельзя. У принца стиснуты зубы и кулаки, он досадует на неудачу и позорную участь. Прощается с домом. Турок садится рядом на щит, боком согревая бок своего принца, отгоняя слегка налет неприятных мыслей. — Уж это море точно не холоднее сердца твоей матушки, — привычно теребя кончик длинного конского хвоста, усмехается горько Альтан. Роан в ответ молчит и как-то надломленно, и пожимает плечами, мол, что есть — то есть. — Ты готов к дороге, мой принц? — он задаёт вопрос не из праздного любопытства. — Думаешь, что на лошади я вывезу половину пожиток — раз уж принц? — прищур его пытливый, осторожный — ему свойственно любопытство, а турок только и рад ему в этом потакать. — Мне почти нечего собирать. — В таком случае — я готов. Вот кони, — Альтан кивает за плечо, тщательно сдерживая смех от того, как взлетают брови уже изгнанного принца от удивления. — Думал уехать без меня? Они оба фыркают, но всё же не смеются — слишком тяжело. Хоть Бозкурт и стремится помочь одолеть это чувство — тоску не заглушить ничем. Он сын своего клана, он наследник престола. Бывший. — Изгнание не вечно, это во-первых, — ладонь у Альтана узкая, она не способна накрыть плечо так, чтобы было тепло, но жест хотя бы ободряет. — Во-вторых, у тебя есть возможность увидеть, чем и как живут другие люди. Другие кланы. — Ага, особенно эти люди так и жаждут снять мне голову с плеч, — Роан кивает, всецело понимая и принимая открывшуюся перспективу. Чему быть — того не миновать, как говорят мудрейшие. — А вот это уже моя забота — поэтому я и еду с тобой. Старший товарищ легко поддаёт в бок локтём, чтобы встряхнуть, развеять, поднимается, протягивая руку и подставляя для опоры запястье — по-женски узкое, но крепкое, помогает подняться. — Эко будет наблюдать и беречь престол здесь. Я буду беречь его наследника — даром я, что ли, почти лучший наёмный убийца? Турку всё же удаётся выбить из него улыбку, пусть, короткую и скупую, но уже не такую измученную. Роан поднимается, пожимая запястье благодарно, кивает, забрасывая за спину щит. — Едем уже. Туда, где потеплее — опять ведь отмёрзнешь весь… *** Люди в панике и удивлении вылетают из своих спален, и все обращают ожидающие взоры в сторону покоев короля. Горн разносится над полисом, объявляя восхождение новой Командующей. Альтан не распахивает — приоткрывает дверь ровно настолько, чтобы Эко со своими разведчиками могла юркнуть внутрь. Она, вопреки обыкновению, не полоснула по нему тяжёлым, ревнивым взглядом, а посмотрела озадачено, хмуро. Уж если Эко пренебрегает застарелой поножовщиной в отношениях, то дело совсем дрянь. Роан щурится в тихом гневе, цепляясь пальцами за сетку рабицы. Он зря не слушал своего советника, когда поручал дело Скайриппе, а не ему. Но он знает, на чем сыграть, он видел достаточно, чтобы поставить Ванэду, поправшую их обычаи, на место. Люди идут к башне со всех сторон. Альтан старается поймать взгляд своего короля, но тщетно. Роан сосредоточен, продумывая партию. — Конклав? Пока есть время подготовиться, Альтан распускает хвост, расчесывает волосы бережно, и вздрагивает, когда когда король касается прядей, заплетая тугую косу. За годы, проведенные в изгнании, они тщательно изучили привычки друг друга, научились понимать. Перед важным делом самый верный и преданный ему убийца любил приводить себя в порядок, укладывая для себя все на места. — По воину от каждого клана. Победитель получит трофей, — решение уже принято, только сказать об этом не просто — случайный чужак за столько лет стал ближе, чем кто бы то ни было. Обижать его своим решением не хочется, но придётся. Недаром, все же, Альтан был самым приближенным. — Собрался сражаться? — он фыркает насмешливо и горько, закрепляя на затылке тугой узел уложенной косы, оборачиваясь, ловя взглядом и скалясь неприятно, коротко. — Ты не можешь. — С чего бы это? — Ты вождь! В тихом бешенстве Бозкурт стягивает рубаху, поправляет бинт на груди — смотреть на узкую спину Роану привычно, но никогда до этого она не казалась такой уязвимой. Тихое шипение проникает куда-то глубже сознания, иррационально он готов согласиться, но не может послать самого близкого себе человека на потенциальную смерть. С другой стороны — смерть от радиации, вполне себе вероятная, так или иначе, ждёт их всех. — Именно поэтому я должен отстоять право Азгеды на бункер. Альтан сводит лопатки, запрокидывая голову, словно разминаясь — на самом деле втягивает воздух через плотно сжатые зубы, выдыхает носом резко, словно выгоняет кому-то клинок под ребра. — Ты не твоя мать, я помню. Я сам это в тебе взрастил. Но сейчас твой долг — быть со своим народом. Вкрадчиво и осторожно он шепчет это почти одними губами, неясно, собираясь убедить себя самого или того, кого старался сберечь. — Мои умения позволят мне выиграть. Ты должен позволить это дело мне. — Это дело Азгеды. Ты сам сказал, что я вождь — и вот она, доля лидера. Словно танцуя, Альтан разворачивается на мысках, ничуть не стесняясь собственной наготы, выхватывает с пояса своего короля нож, перекидывает в ладони. — Если это дело Азгеды, то и я — Азгеда. — Идиот!.. Выбить нож из руки советника Роан не успевает — тот распарывает смуглую кожу, щерясь от боли, от висков вниз, оставляя на точеном и гладком прежде лице клановые знаки. Кровь капает на голую грудь, и в свете одних свечей она кажется чёрной — Альтан бросает кинжал в жаровню, позволяя нагреться, невольно прислоняется к стене, опираясь всей спиной. — Помоги. — голос чужой и хриплый, храбрость храбростью, а чтобы увечить себя же, нужна недюжинная выдержка. Роан подхватывает тщедушного — только на вид — советника за талию, усаживает на пол поближе к жаровне и прижигает рану справа, жёстко держа за узел на затылке, только качая головой от бездумного порыва. Раньше Альтан не был склонен к глупостям, но раньше им и не было суждено сгореть. — Этого достаточно, чтобы выйти вместо тебя? Роан прерывает на середине, прижимая раскалённое лезвие к левой скуле. — Нет. Он тянется за плошкой с водой, смачивая ожоги, подносит к чужому лицу. — А этого? Ладонь Альтана ложится на затылок, резко дергая за волосы, заставляя наклониться лицом к лицу, и Роан чувствует медь на чужих губах, не противится, принимая и желая того же. Странно, но кончается это быстрее, чем они оба хотели. — Альтан из Азгеды, выйди вперёд. — Голос Гайи на удивление перекрывает шум толпы — и он не распихивает толпу локтями, а ужом скользит между чужих тел, никого толком не задевая. — Прими символ своего клана и сражайся с честью, как его солдат. Он занимает надлежащее ему место в шеренге, с трепешущим сердцем ищет своего короля взглядом, но не находит. Ну и чёрт с ним. Он сражается не только ради Роана — но и ради клана. Натблида, смешавшая ему карты умирает первой. Сражение сражением, да вот только никто не говорит о честности — Альтан прячется в тенях, без раздумий пропускает врагов вперёд себя и разит неприкрытые спины. Реверансы с танцами окончены, когда стоит на кону жизнь целого народа. В пылу кампании, он совершенно не замечает, как летит время и на землю опускаются сумерки. Роан не находит себе места, то и дело накрывает ладонью рукоять клинка. Эко неотступно стоит за правым плечом, следит за всеми разом, а он наблюдает, как теплится огонёк свечи, символизирующий жизнь бойца клана. С ладоней чужая кровь стерлась ещё не до конца, на губах тот де медный привкус, и все это сдобрено ломотой в висках — он щурится привычно, когда помощник хранителя гасит очередную свечу. Тришанакру, не Азгеда. Король опускается на свободный стул, испытывая одновременно облегчение и тревогу. Небесная девчонка проповедует ту же тактику, что и он — догадывается Альтан об этом не сразу, но сидит в укрытии осторожно, дыша через раз, не торопясь убирать лезвие скрытого клинка в наруч. Рано или поздно, но её тень мелькнет мимо, и он не промахнется. Когда гремит гром и на пыльные плиты полиса падают первые шипящие капли чёрного дождя, силуэт тощей и ловкой Скайриппы выныривает из-за угла и несется прямо к нему в руки. Он зажимает ей рот ладонью, рискуя боком — куда она не преминула загнать клинок — затаскивая в убежище, и в отместку с силой прикладывает головой о дверной косяк. — Хочешь жить, небесная девчонка? Альтан скалится, зажимая рану на боку, но не отпускает взбрыкивающего тела. Для верности, он ударяет девушку о дерево ещё пару раз и укладывает свой обмякший трофей поудобнее, срывая с шеи остальные жетоны. Конклав окончен. Роан не верит своим глазам, когда советник, прихрамывая, тащит на плече девчонку из небесных и бросает к ногам хранительницы двенадцать жетонов. — Победившему — трофей, — он произносит это хрипло, но чётко, спуская поверженную Скайриппу к своим ногам, сплевывая в сторону кровью. — Согласно договору между Азгедой и Скайкрю, мы поделим бункер между собой. Когда он садится на ступени перед троном командующих, кто-то плачет, а кто-то смеётся. Он не разбирает, понемногу падая в объятия ласковой темноты. Он приходит в себя и чувствует чудовищную боль, хоть и лежит на здоровом боку. Под щекой что-то не такое мягкое, как подушка — в ухо стучит набат тяжёлого, чужого пульса, он выдыхает успокоенно, умиротворенно. Все кончено. — Не сейчас, Индра. Он только уснул спокойно. Два часа отдыха у него есть. Роан говорит спокойно, без раздражения — Альтан чувствует, что его сердцебиение остаётся ровным. Он не торопится открывать глаза, только сейчас понимая, сколько бед свалилось на голову победителя. Только когда мягкие шаги стихают, а дверь едва слышно закрывается, он подает голос: — Что здесь делает Индра? Первым делом Роан распускает волосы своего чемпиона, мягко вычищает комья земли и прилипшие листья. — Зачем ты заикнулся о договоре со Скайкрю? — А ты сможешь пять лет поддерживать бункер работоспособным? Сперва Альтан поднимается на локте, только затем садится, аккуратно, стараясь не потревожить рану. Он никогда не бежал от проблем — не сбежит и сейчас. Роан устраивает руку на чужом плече — и пусть через наплечник не передать тепло касания, он все равно обозначает своё присутствие рядом, садится на непривычном, кожаном диване позади, и Альтан не отказывает себе в удовольствии откинуться на широкую грудь своего короля, устроить голову на плече и подставить едва переставшие саднить скулы сухим губам. Он больше не видит смысла себя ограничивать. — Их условие — остатки Трикру. Мы должны позволить им выжить. — Они так стремятся остаться в живых, что ставят условия? — Бозкурт ухмыляется криво, фыркнув, цепляя пальцами ремешки амуниции — ему кажется все слишком тяжёлым, в глаза будто сыпанули песка. — Скайкрю и Трикру получат по сто мест. Остальные — наши люди. Роан кивает, безмолвно принимая уже командование своего советника. Чемпион конклава поднимается, опоясывает бедра ремнём с ножнами, готовый выйти к своему новому народу. — Скажи хотя бы, что гордишься мной, мой король. — Не только горжусь, — Роан раскрывает двери перед своим чемпионом, приглашая наружу. — Я признаюсь тебе во многом, но чуть позже. Эко, Октавия и Индра ждут твоих указаний. Как и я. — Будто ты нуждаешься в указаниях. Просто веди меня за руку. Пожалуйста.