Пленница

Я снова пью этот чай. Эти травы вызывают привыкание и требуют постепенного увеличения дозировки, поэтому травить себя приходится чаще. Мерьем, сидящая напротив и пьющая сладкий щербет, явно догадывается о том, что это не обычные успокаивающие травки, но ничего не спрашивает. Я ей за это благодарна. — Саадет, ты виделась с Ибрагимом-пашой? Как дела с поисками моего мужа? — новость о возможном браке буквально окрыляет Мерьем. Ее глаза сияют ярче, чем раньше, и учительница танцев стала чаще хвалить ее. — Виделась, но я как-то не спросила про это. Прости меня, — Мерьем пожимает плечами. — Ничего, все хорошо, Саадет, не думаю, что паша забыл про это, — в голосе девушки все еще проскальзывают мечтательные нотки. — Он не выглядит как человек, который может забыть свое обещание. — Да, — киваю, по привычке соглашаюсь с суждениями Мерьем. Но небольшое сомнение шевелится внутри. — Я думаю так же. Но почему ты, — я выделяю последнее слово голосом. — так думаешь? Ты видела-то его пару раз, и то издалека, — Мерьем вдруг вздрагивает и теряется. Моя догадка попала прямо в цель. — Это так очевидно? — я мотаю головой. — Нет, я просто хорошо тебя знаю. И Ибрагим-паша достаточно видный мужчина, я это тоже вижу, — отрицать привлекательность визиря сложно, и понять, почему Мерьем так легко в него влюбилась, я могу. Возможно, если бы не Мурад, я обратила бы свое внимание на Ибрагима. Но все случилось так, как случилось. — Я могу предложить паше такой вариант?.. — Нет, — Мерьем резко качает головой и хватает меня за руку. — Это будет навязчиво. И грубо. А если он откажет? — Мерьем, — я нежно сжимаю ее пальцы. — За спрос денег не берут. Вдруг Ибрагим-паша тоже посчитает тебя хорошим вариантом? — девушка подсобирается, сжимает мою руку в ответ и вздыхает. — Ты смотришь на меня так, как будто я что-то глупое сказала. — Как ты не понимаешь, он — великий визирь, первый человек в государстве после Повелителя. Он может жениться на любой свободной женщине из богатого знатного рада, зачем ему бывшая наложница? — девушка горько улыбается, — Вряд ли он когда-нибудь вообще смотрел на меня в таком плане. — Конечно, не смотрел, его уже наказывали за потенциальную связь с женщиной султана. — Саадет, все равно нет, не смей ему это предлагать. — Я правда не понимаю, почему ты отказываешься, — вздыхаю. Не понимаю, почему Мерьем отказывается от этого. Ибрагим-паша, наверное, самая выгодная партия из всех. Не получится с ним, выйдет за кого-нибудь другого. Главное, что она все равно уедет отсюда. — Со стороны все всегда просто. Почему ты так долго отвергала Повелителя? Почему ты делаешь все, чтобы не забеременеть? Почему не пользуешься всей данной тебе властью? Я этого тоже не понимаю, но наверняка у тебя есть свои причины, — Мерьем как всегда зрит в корень и своими словами заставляет меня задуматься. Причины не сближаться с Мурадом и не верить ему у меня были, есть и вряд ли когда-нибудь куда-нибудь исчезнут. Разница между его и моим статусом, его прошлые женщины, его нездоровая зацикленность на глупом предсказании, его ревность. Пусть со временем эти причины и потускнели, и я уже не так остро воспринимаю предательство родителей и Фридриха, но я все равно это помню. Время не лечит, оно лишь сглаживает углы, потому что никто не может вечно страдать, и я тоже хочу любви и спокойствия. — Ты права, Мерьем. Я тебя понимаю. Остаток дня проходит быстро. Я занимаюсь с Ханзаде, которая льнет ко мне сильнее обычного. Ее старший брат заглядывает посмотреть, и с интересом наблюдает, как мы с султаншей лечим все еще простывшую наложницу. — Шехзаде, если вам интересно, проходите, и закройте лицо, — я протягиваю ребенку кусок ткани, служащий маской. Мальчик настороженно подходит, и я помогаю ему завязать лицо. — Это мы делаем для того, чтобы болезнь не передалась нам через воздух, которым мы дышим. — И как эта тряпка нам поможет? — спрашивает шехзаде, нахмурив брови. — Вы ведь уже тренируетесь с мечом, верно? И помимо меча, вы используете щит, — начинаю я издалека, позволяя ребенку догадаться самому. Ханзаде с сияющими от нетерпения глазами дергает меня за рукав, показывая, что она знает ответ. Шехзаде думает несколько секунд, а потом будто подпрыгивает от радости. — Эта тряпка работает как щит, да, Саадет Хатун?! — Правильно, Шехзаде, — киваю и ласково похлопываю принца по спине. — Присоединитесь к нам? Ваша сестра уже заканчивает осмотр. Вы можете попробовать посчитать пульс. Ханзаде Султан, расскажите нам, зачем это делается? — девочка радуется полученному вниманию, берет брата за руку, заставляет вымыть руки и ведет ближе к наложнице. Несчастная девушка, уже идущая на поправку, улыбается мне одними уголками губ и тут же прячет улыбку, изображая больную. Ханзаде все обстоятельно рассказывает и показывает, и шехзаде с третьей попытки нащупывает пульс на ее изящном запястье. Потом пробуют найти его на шее, что у них не получается, но помощи они не просят, поэтому я просто наблюдаю. Слышу звук открывшейся двери, поворачиваюсь и вижу Валиде Султан. Собираюсь поклониться и окликнуть детей, но она жестом руки заставляет меня остановиться. Медленно и степенно Кесем Султан подходит ко мне и встает рядом, тоже начиная наблюдать. — Вижу, шехзаде ты тоже сумела заинтересовать, Хатун. Это похвально, знания никогда не бывают лишними. — Благодарю, — я чуть склоняю голову в знак благодарности, и повязка на лице чуть съезжает. Я дергаю за завязки, маска спадает и остается болтаться на шее, прикрывая декольте. — Ты так хорошо ладишь с детьми, но все еще не обзавелась своими, более того, ты даже не беременна, хотя по всем срокам пора. Вряд ли ты бесплодна, ведь иначе тебя бы не попытались выдать замуж за императора, — рассуждает Валиде тихим голосом. Все в последнее время как будто помешались на теме моей беременнности, и это странно. На секунду мне становится страшно, а вдруг все вскрылось, и все узнали, что я предохранялась? С другой стороны, не думаю, что Мурад сильно расстроится, как бы то ни было, трое детей у него уже есть. — Но если я узнаю, что ты используешь что-то из своих семейных приемчиков, чтобы не понести от моего сына, я лично облегчу тебе задачу и велю акушерам сделать тебя бесплодной, — договаривает Валиде все тем же тихим голосом, заставляя мои внутренности сжаться от страха. Стоит Мураду отвернуться, как я становлюсь беспомощной, и всякий может причинить мне вред. — Валиде Султан, ваши обвинения беспочвенны. Но если вдруг вы и вправду так считаете, и у вас на руках есть доказательства, вам стоит доложить о них Повелителю, — отвечаю вежливо и лаконично, ничем не выдав своего страха. — Я очень сильно надеюсь, что все так, как ты говоришь, Хатун, и ты невиновна. В конце концов, любить мой сын-Повелитель может тебя, а детей ему будут рожать другие, — эта мысль неожиданно злит. Я привыкла к существованию Айше Султан и воспринимала ее как должное, как важную часть жизни Мурада и почти не ревновала. Давным-давно умершая Сафие волновала меня куда больше. Но это все было до меня, а что будет после? — Вижу, ты задумалась, Хатун. Правильно. Дети, — Валиде Султан повышает голос, и оба ребенка оставляют наложницу в покое. — Пора заканчивать, вы ведь уже осмотрели девушку? — Да, — восторженно кивает Ханзаде и утягивает брата мыть руки. — В чем дело, Госпожа? Айше Султан говорила, что и шехзаде, и султанша свободны до вечера. Что-то случилось? — А ты не знаешь, Саадет? — Нет, я ничего не знаю, — в голове невольно тут же вспыхивает множество страшных мыслей. — Что-то с Повелителем? — Не беспокойся так, Хатун, — внезапно смягчается Валиде Султан. — Все с ним хорошо. — Тогда в чем дело? — Сегодня вечером церемония прощания с Повелителем. Времени осталось немного, а шехзаде и султаншу еще нужно вымыть и одеть, — как раз в этот момент дети подходят к нам, благодарят меня за урок. — Валиде, а наш отец вправду поедет побеждать врагов? — спрашивает маленький Ахмед, беря бабушку за руку. — Да, а пока он будет отсутствовать, ты будешь нас защищать здесь, да, шехзаде? — треплет Кесем Султан внука по голове, тепло улыбаясь. Ханзаде шепчет брату на ухо какую-то шутку, и наконец они все уходят. Низко кланяюсь, даже зная, что на меня никто не смотрит. Вопросов все еще больше, чем ответов. Если Мурад заранее знал об отъезде, то почему не сказал ничего мне? Наверняка все это как-то связано с покушениями… Быстро убираюсь в лазарете, также быстро переодеваюсь в своей комнате, платок на голову повязываю уже на ходу. Ни евнух, ни кто-то еще из прикормленных Мерьем слуг на глаза не попадается, так что к Мураду я одна. Самые разные чувства клубятся в груди: от страха до злости. Стражник у покоев султана неожиданно останавливает меня и не торопится докладывать обо мне. — Повелитель сейчас не один, Хатун, и совсем скоро уедет. Ступай обратно в гарем и не приходи без сопровождения, — меня едва ли не впервые не пускают. Даже если его самого в покоях не было, стража пропускала без вопросов. — Так вы выполняете приказы Повелителя? Возможно, ему пора заменить стражу, — провожу пальцем по шее, неотрывно глядя на стражника. — Или приказ всегда докладывать обо мне и всегда пускать был отменен? — выгибаю бровь, чуть повышаю голос и скрещиваю руки на груди. — Саадет Хатун, Повелитель сейчас со своим гаремом. Мне дорога моя голова, я не впущу тебя. Если так хочешь, то подожди здесь, — внутри будто что-то обрывается, лопается и разбивается. Горький комок ползет по горлу вниз. Рожать детей ему будут другие, говорите? — Может быть, мы сможем договориться? — подхожу ближе к страже, останавливаясь на расстоянии вытянутой руки от двери. Стражник оскорбленно вскидывается и как будто отшатывается от меня. — Хатун, как ты смеешь… — и все его возмущения тонут в испуганном хрипе, когда я стучусь и тут же толкаю дверь. — Повелитель, — низко кланяюсь, едва двери растворяются. Моим глазам открывается донельзя приличная картина: Мурад сидит за столом, а Айше стоит рядом, что-то делая с тюрбаном. — Госпожа, — кланяюсь еще раз, но не так глубоко. — Саадет Хатун, что-то случилось? Как ты смеешь врываться сюда? — голос Айше звучит так же ровно и спокойно, как и обычно, но я кожей чувствую ее злость и то, что я помешала чему-то важному. — Или… — Женщина разворачивается к Мураду. Неловкость повисает в воздухе. Султанша кладет тюрбан на стол рядом с вешалкой, на которой висит богато украшенный кафтан. Ее взгляд бегает по комнате, она смотрит то на Мурада, то на меня. Наконец, она берет себя в руки, поджимает губы и подходит ближе к мужчине. — Вы хотите, чтобы сегодня вам помогла собраться Саадет Хатун? Тогда прошу прощения. Мурад встает из-за стола и подходит к этой женщине, полностью игнорируя мое присутствие. Что-то шепчет ей, целует в лоб и протягивает свиток с печатью. Айше благоговейно принимает документ. — Повелитель, благодаря вам у бедняков появятся новые школы, и больше достойных образованных мужей станут работать на благо нашей великой империи, — на ее лице ни следа от пережитого унижения, ни одного напоминания о том, что ей только что предпочли наложницу и фактически выставляют вон. Все проглотила, смиренно улыбнулась и снова сияет. И как будто бы радуется тому, что от нее откупаются. Как сказала бы моя матушка, ведет себя как настоящая аристократка, умеет держать свои чувства в узде. Моих же чувств либо нет, и на душе у меня полный штиль, либо же они рвут меня на части. Если бы я стала женой Фридриха, как скоро я бы оказалась на месте Айше Султан? — Благодаря тебе, моя Айше. Ты подаешь хороший пример нашим детям, ИншАллах, они вырастут такими же добрыми, — Мурад еще раз целует ее в лоб. — Аминь, — кивает женщина. — С вашего позволения, — и пятится к двери. Мы едва не сталкиваемся, и я поспешно отхожу в сторону. Султанша уходит, слуги закрывают дверь. Я все еще мнусь у входа, не решаясь пройти дальше. Ощущение, что я помешала чему-то важному, гложет. — Саадет, проходи, раз пришла, — Мурад подзывает меня жестом ближе. Сам он не двигается с места, продолжая стоять около стола. Я чувствую что-то опасное. Мурада таким я почти никогда не видела. Что-то изменилось, и сейчас я явственно чувствую разницу в наших статусах: со мной будет говорить не мужчина, которого я люблю, а султан. — Ты уезжаешь? — выпрямляю спину, чтобы казаться сильнее и выше. Атмосфера в помещении давит на меня, но ни одним движением я не выдаю этого. — Почему не сказал? — медленно подхожу ближе. — Ты серьезно нарушила существующую веками традицию ради этого? — мужчина пристально смотрит на меня. Его руки чуть подрагивают от злости, и это едва заметное движение, которое я бы и не заметила раньше, бросается в глаза. Сейчас он выглядит как человек, убивший свою любимую женщину. — Испокон веков главная женщина султана помогает своему мужу собраться перед походом. А затем происходит официальная церемония прощания. Ты сейчас нанесла Айше Султан огромное оскорбление ради того, чтобы просто спросить, уезжаю ли я? — его голос понижается, мое сердце падает в пятки. — Простите, я не знала об этом. Я просто испугалась, что ты уедешь в опасное место и не вернешься, — положение надо срочно спасать. Вот уж не думала, что буду переживать сегодня не за него, а за себя. Искренность должна сработать. Я прячу глаза в пол, имитируя покорность, и якобы смахиваю руками слезы. Интересно, когда Мурад изучит меня настолько хорошо, чтобы видеть все эти уловки? Или это никогда не произойдет? Моя мать проворачивала подобное с отцом вплоть до моего отъезда. Правда ли он ничего не понимал или просто подыгрывал своей любимой женщине? Мурад как будто смягчается. Во всяком случае, злости в воздухе становится чуть меньше. Я ведь и вправду не собиралась никого оскорблять. Просто привыкла быть единственной женщиной, входящей в эти покои. Живот простреливает болью, и я нервно морщусь, хватаясь руками за подол платья. Хочется сжаться в комочек и приложить что-нибудь теплое, но ни то, ни то делать нельзя. Тепло усилит боль, а если Мурад узнает причины моей болезни… — Ну помогай, раз пришла, — Мурад кивает головой в сторону уже готовых одеяний. — Возможно, и правильно, что сегодня поможешь мне ты. Вопреки ожиданиям, от его приказа я не чувствую себя униженной, хотя какие-нибудь несколько недель назад я бы уже горела гневом. Помощь любимому человеку и прислуживание господину — вещи разные, как ни крути. Я подхожу ближе, рассматривая одеяния и пытаясь понять, как их правильно надевать. Мурад тихо подходит сзади, обнимая со спины. Его руки касаются живота, слегка надавливая. В обычное время я бы не обратила на это никакого внимания, но сейчас каждое его прикосновение вызывает приступ боли. Поэтому я как можно аккуратнее выкручиваюсь из объятий и поворачиваюсь к Мураду лицом, утыкаюсь носом в его шею. Он гладит меня по спине и волосам, ничего не говоря. Последние капли былой злобы рассеиваются в воздухе. — Я слабо представляю, как это правильно надевать. И есть ли какой-то определенный церемониал, который я должна соблюдать? — шепчу ему на ухо. — Я расскажу, как, — усмехается Мурад, касаясь руками моей поясницы и аккуратно спускаясь чуть ниже. — Нет, это тебе не европейский двор, здесь все оставлено на откуп влюбленных. — Хорошо, — целую его шею, чуть прикусывая кожу. — Сколько у нас времени? — Сколько потребуется.