Пленница

Мурад уходит. Стражники идут вслед за ним. Нужно что-то сделать. — Мурад! — он явно слышит мой крик, но не останавливается. — Прости меня, — все мои слова остаются без ответа. — Ты снова бросаешь меня одну. Мурад все-таки останавливается и поворачивается лицом ко мне. Я делаю несколько шагов навстречу. — Если ты так не хочешь меня видеть, дай мне уйти. Да, я не смогу вернуться к родителям, но я вполне смогу жить одна в любом европейском городке и работать. — Продажу ядов ты называешь работой? — Да. За это всегда хорошо платят. — И ты готова запятнать себя этим? — спрашивает он, презрительно морщась. Меня возмущает и раздражает это презрение. — Да. И вам ли рассуждать тут о моральной чистоте? Вы только что отправили в темницу своего приближенного, основываясь лишь на сплетнях. И список ваших злодеяний явно больше моего, — между нами всего несколько шагов. Мало и много одновременно. Больше я идти ему навстречу не буду. Мне тоже может быть обидно. — Он совершил проступок, и должен понести наказание, — устало говорит мужчина, потирая переносицу. — В таком случае и я должна быть наказана, разве нет? Мне казалось, что правитель всегда должен поступать справедливо, — мои слова его несколько не трогают. Мурад продолжает стоять и смотреть на меня с непонятной горечью. — Саадет, любая на твоем бы месте благодарила бы меня за такую милость. За что мне быть ему благодарной? Напоминание о моем рабском статусе злит меня до дрожи в коленях. Успокоиться получается с трудом. Попытка сжать руки в кулаки отрезвляет болью. Обожженная кисть горит огнём. — Так донимайте своей любовью кого-нибудь другого. У вас полон гарем «любых». А меня отпустите. И подумайте о том, стоит ли вся эта нелепая ситуация потери преданного соратника, — последние слова я почти шиплю. Мне безумно хочется подойти к нему ближе и кричать до хрипоты. Но я каким-то неведомым усилием разворачиваюсь и убегаю прочь, прижимая к себе раненную руку. Мурад меня не окрикивает. А в гареме меня сразу же вызывает к себе Валиде Султан. Она долго и пристально рассматривает мой растрёпанный наряд. — Саадет, мне кажется, что ты неверно трактуешь привязанность моего сына-Повелителя к тебе как вседозволенность, — Кесем Султан величаво поднимается с дивана и подходит ко мне. — Измена? Серьезно? Чем ты только думала? — Госпожа, я… — сил на оправдания уже не остается. Женщина напротив выглядит оскорбленной до глубины души. — Стража, — почти неслышно приказывает Валиде Султан. — В темницу эту Хатун, — слуги хватают меня под руки, к счастью, не задевая рану. — Можете идти. Сил как-то сопротивляться уже нет, и я просто иду, куда ведут. Внутри будто перегорело что-то важное. Что такое темница, я все-таки знала, хоть никогда там и не была. Матушка редко решала свои дела грубой силой, а от дел отцовских я, как девушка, была далека. Османская темница грязная, маленькая и сырая. Наверное, у меня не получится тут даже лечь. Аккуратно сажусь, подстелив накидку. Вокруг тьма и холод. Кутаюсь сильнее. Осознание моего положения приходит медленно. Наконец раздаётся скрип двери, и я поворачиваюсь. Свет почему-то не слепит глаза. — Кто здесь? — мой голос бьется о стены слишком громким эхом. Красивая женская фигура в неуместном для этого помещения платье занимает почти все пространство. Внутри меня бьется иррациональный страх. Кто она? Что ей здесь надо? — Наконец ты получила по заслугам, — говорит фигура после долгого молчания. Она поворачивает голову на свет, и я вижу точеное лицо Айше Султан. — Не понимаю, что Повелитель в тебе нашел. Надеюсь, он казнит тебя, как и предыдущую принцессу. Ты ведь заслужила это, Саадет? — говорит своим мягким голосом Хасеки, подходя ближе. — Или София Медичи? Как тебя лучше называть? — Нет, хватит, — закрываюсь руками и пытаюсь отползти подальше, но прятаться некуда. Айше занимает собой все пространство и находится везде одновременно. Это настоящий кошмар наяву. — Что бы сказали твои родители, увидев это? — раздаётся ее голос в моих ушах. — Достойный конец наследницы Медичи. Как думаешь, позволит ли мой муж-Повелитель развлечься стражникам с тобой? — воркует эта женщина, протягивая свои неестественно длинные руки ко мне. — Хватит! — мой крик бьется о стены. Я закрываю глаза и прячу лицо в ладони. А когда открываю, в темнице уже никого нет, а из коридора ничего не светит. Айше Султан ушла, и я выдыхаю. — Все хорошо. Все будет хорошо, — тихо проговариваю я сквозь зубы. — Ты не достойна Мурада, и ты это понимаешь. Рано или поздно и он это поймет, и с чем ты останешься тогда, а? — голос Айше доносится как будто бы отовсюду. Наверняка она стоит за дверью и продолжает говорить. Это давит. Голову будто сжимают тисками. Хочется спать и плакать. Я просто не могу дольше здесь находиться. Бросаюсь к двери и начинаю случать. Больная рука тоже идет в ход, потому что вместо боли я чувствую только тупую заполонившую собой все панику. — Откройте дверь! Откройте… Бьюсь о дверь с настойчивостью мотылька, пытающегося выбраться на волю сквозь стекло. Мне нужно выйти. Мне страшно. Удары сердца набатом раздаются в ушах. Я хочу домой… Двери распахиваются тогда, когда я уже ничего не жду. От резкого толчка я едва не падаю. — Саадет? — теплые и сильные руки Мурада тут же подхватывают меня. Он пришел. Пришел за мной. Мне больше не нужно будет здесь находиться. — О Аллах, что с тобой… Из темницы мы быстро выходим на свет. Я жмурюсь и утыкаюсь носом в его грудь. Слезы сами собой снова начинают течь из глаз. Мое тело мерно покачивается в такт его шагам. Глаза я открываю только тогда, когда Мурад заносит меня в свои покои и аккуратно укладывает на кровать. Приходит запыхавшийся лекарь-старик, едва не проморгавший отравление Мурада. Лекарь что-то приказывает своим скрипучим голосом, и силы снова начинают меня покидать. В себя я прихожу от громких резких голосов. — Как вы посмели отдать этот приказ, Валиде? — Как я посмела? Я управляю этим гаремом, и мой долг наказывать провинившихся наложниц, чтобы другим неповадно было. Тем более Ибрагима ты наказал. В данном преступлении виноваты оба, и оба должны нести ответственность. — Саадет дорога мне, и кому, как ни тебе это знать! — Сейчас Саадет просто твоя фаворитка. Да, то предсказание придаёт ей некую ценность в твоих глазах, но… — Валиде! Последнее слово Мурада оказывается настолько громким, что я вздрагиваю и подскакиваю. Валиде Султан и Мурад отвлекаются от разговора. Женщина тут же презрительно отворачивается от меня, а султан подходит к постели. — Повелитель, простите меня, — шепотом выдавливаю самую уместную здесь фразу. Мурад как будто вздрагивает, а уголки губ Кесем Султан удовлетворенно взлетают вверх. — Уже простил, Саадет. Как ты? — он усаживается рядом и берет меня за здоровую руку. Я понимаю, что меня уже отмыли и переодели. — Я помиловал Ибрагима-пашу. Вас обоих. И надеюсь, ты больше не дашь мне повод сомневаться в тебе. — Благодарю, Повелитель, — собираюсь оставить раболепный поцелуй на его ладони, но Валиде Султан наконец откланивается и уходит прочь. Как только двери хлопают, я отпускаю его руку, так и не прикоснувшись к ней губами. Выдыхаю все накопившееся напряжение. — Мне нужно уйти. Шепот моих бледных губ что-то в нем все-таки трогает. — Куда? С свои покои? Хочешь, сделаем тебе отдельные, чтобы не пришлось с другими девушками жить? — Домой, — Мурад хмурится, весь отодвигается и как будто закрывается от меня. — Я не выживу здесь. — Твой дом здесь. Ты не можешь вернуться. — Да, я не смогу вернуться к родителям после того, как побывала здесь. Я опорочена. Моя честь опорочена, — странно, но эти слова уже не причиняют боли. Наверное, я уже привыкла чувствовать себя грязной. — Но я могу построить свой дом. — Саадет, ты женщина… — Я знаю. Будь я мужчиной, ты бы со мной не спал, — грустная и совсем не острая издевка слетает с губ и разбивается об непонимающие глаза Мурада. — Или спал бы? — Саадет, ты не выживешь одна, и ты это понимаешь. Ты не приспособлена к самостоятельной жизни, — медленно проговаривает Мурад. — Здесь я тоже не выживу. Неужели ты этого не видишь? — на что он надеется? Даже сейчас, будучи в фаворе, я беззащитна. Что же будет тогда, когда Мурад потеряет ко мне интерес и увидит, кто я на самом деле? Как быстро он поймет, что я и выдуманная им европейская утонченная принцесса разные люди? — Нет, все, ты не в себе. Сейчас мы не будем об этом разговаривать, — Мурад делает взмах рукой, приказывая слугам принести еду. И начинает кормить меня пресным супом с ложечки. — Ты просто устала. Тебе нужно отдохнуть. Суп оказывается невкусным.