Пленница

Целоваться с Мурадом, стоя в саду, оказывается на удивление волнующе. А от мысли, что нас могут увидеть, становится даже немного страшно. Я крепко держусь за него, наверное, делая, ему больно, пока его руки скользят по моим плечам. Отстраняемся, чтобы вдохнуть. — Вы, кажется, куда-то торопились, — решаю напомнить. До того, как мы случайно встретились в саду, султан куда-то очень быстро шел. — Подождут, — отмахивается султан. — Не стоит халатно относиться к своим обязанностям, Мурад. — Ты права, Саадет, — кивает мужчина и отходит от меня на шаг. — Но у меня есть для тебя кое-что, — он достает из кармана огромного кафтана мешочек и протягивает мне. — Что это? — беру мешочек и вытряхиваю его содержимое на ладонь. Простое золотое кольцо с большим камнем. — Красивое. — Это гранат, камень влюбленных, — он надевает кольцо на безымянный палец и целует руку. — Спасибо, — киваю, и Мурад уходит. Я некоторое время рассматриваю украшение. Не самая лучшая работа, но в принципе выглядит хорошо, если не присматриваться. Солнце еще стоит высоко, и я иду в лекарский огород. Недавно полученное разрешение помогать в лазарете приятно греет душу и позволяет шариться здесь на законных основаниях. Мерьем, вписавшаяся во все это только за кампанию со мной, встречает меня у входа. — Ты обещала мне отвар для сохранения молодости, — говорит девушка вместо приветствия и протягивает мне перчатки. — Это для безопасности. — Спасибо, — рассеянно киваю и пытаюсь надеть перчатки. Но неожиданно большое кольцо мешает этому. — Держи, — снимаю и отдаю Мерьем. — Пусть у тебя пока побудет. Я рву нужные травы в необходимой дозировке, по ходу дела рассказывая, что можно из чего сделать. Тему с ядами я старательно избегаю. Думаю, это не то, о чем стоит говорить вслух. Вообще сварить яд гораздо проще, чем кажется. Если немного сменить дозировку трав в невинном тонизирующем отваре, который попросила Мерьем, то получится прекрасная отрава, которая убьет человека в течение недели. — И откуда у тебя только столько талантов, Саадет? — смеется Мерьем, пока я вожусь с особо вредным растением. — Не зря султан так тебя любит. — Не любит. Любил бы, то все этого не было, — сухой стебель в руке глухо ломается, и я тут же его выкидываю. Он теперь бесполезен. — С теми, кого любят, так не поступают, — следующий стебель оказывается лучше предыдущего, и я убираю его в мешочек. — Как так? Не осыпают золотом и подарками, не выполняются любой каприз? Ты слишком многого хочешь, Саадет, — укоризненно качает головой Мерьем. — Не похищают накануне свадьбы с другим, не обращают в рабство, не шантажируют жизнями близких, — отвечаю, собираю все мешочки с травами в большую корзину и поворачиваюсь к подруге. — Любовь нельзя купить даже самыми дорогими украшениями. — Купить можно все, Саадет. И пока ты будешь изображать из себя невесть что, султан выберет себе другую фаворитку, и все, тебе конец, — Мерьем хватает меня за запястье и заглядывает прямо в глаза. — Открой глаза, рано или поздно Повелителю надоест стучаться в закрытую дверь. — Пусть перестает, мне станет легче жить, — Мерьем медленно отпускает мою руку. — Может, тогда ты будешь к нему ходить, раз так хочешь? — она смотрит на меня испуганно и отшатывается. — Саадет, — Мерьем мотает головой, и, кажется, у нее на глазах выступают слезы. — Катись ты к черту, я устала объяснять тебе очевидные вещи, — девушка подхватывает подол длинного платья и убегает прочь из огорода. Неужели я настолько сильно ее задела? Но я ведь даже ничего такого не сказала… Мерьем скрывается за поворотом. Догонять ее уже нет смысла. Я подхватываю корзину и иду к себе. Медленно раскладываю травы на просушку, обрезаю ненужные листики. Мерьем же не станет долго злиться? Она скоро придет. Но она не приходит. Когда Мерьем пропускает обед, я особо не волнуюсь, она и раньше так делала. А сейчас она обижена, наверное, сидит у себя. Все нормально, Мерьем успокоится, и мы поговорим. Гашу панику и спокойно ем. На ужин она тоже не приходит. Страх внутри поднимает голову. Я иду на поклон первой и захожу в ее комнату. Здесь пусто. Заглядываю в сундук с верхней одеждой. Там нет накидки, в которой Мерьем была утром в саду. Мерьем не вернулась. Что-то случилось. В общей комнате я тут же подбегаю к группе наложниц, охочих до сплетен. Они отвлекаются от разговора и смотрят на меня презрительно. — Вы знаете, где Мерьем? — В темнице, где же еще, — хмыкает самая громкая из них. — Ты еще спрашиваешь. — Всмысле? За что? — сердце срывается и падает куда-то вниз. — За воровство, — поясняет другая девушка. — Не притворяйся, что не знаешь. — Что она украла? У кого? Мне нужны ответы. Мерьем не могла украсть. Не могла. В гарем входит калфа, и я тут же бросаюсь к ней. — Саадет Хатун, я как раз за тобой пришла. Держи, — она протягивает кольцо. Сперва я не узнаю его, но потом вспоминаю, что это сегодняшний подарок султана. — Откуда оно у вас? — с опаской беру кольцо и ощупываю, прежде чем надеть на палец. — Забрали у воровки. Не переживай, Мерьем Хатун будет наказана. А ведь на первый взгляд такая милая девочка, — качает головой калфа, и все детали картины внезапно складываются в одну. — Но она не воровала. Я сама отдала ей его, — щеку обжигает огнем, и я не успеваю договорить. Калфа поднимает вторую руку для пощёчины, но так и не бьет. — Хатун, не смей лгать, не выгораживай эту рабыню. Завтра утром ей отрубят руки в назидание другим. Приди в себя, — женщина разворачивается и уходит. Злополучное кольцо блестит на пальце. Срываюсь с места и бегу к покоям султана. Дорогу к ним я могу найти уже с закрытыми глазами. Легкие горят. Я не понимаю, что происходит. Мурад говорил, что казнит Мерьем, если я попытаюсь сбежать, но я не пыталась! Что я сделала не так? За что он наказывает меня? Опираюсь на стену, чтобы перевести дыхание. — Доложите обо мне султану, — говорю страже у дверей. — Повелителя здесь нет. — А когда вернется? — Не знаем. Это странно. Разве он не должен быть здесь, чтобы в полной мере насладиться моими страданиями? Или ему достаточно просто знать, что мне больно? А если он вообще не придёт? Мерьем в темнице, если я не исправлю все, она пострадает. Опираюсь на стену и медленно съезжаю на пол. Утыкаюсь лицом в колени и душу слезы. Не время, я должна быть холодна и сосредоточена. Утром же еще все было нормально, что успело измениться? Мысленно прокручиваю всю встречу с ним в саду. Султан обиделся, что я напомнила про его обязанности? Слишком глупо и мелочно. Осознание возникает из ниоткуда, и я застываю. Все было настолько просто? Я слышу шаги и вижу султана, выходящего из-за поворота. Он одет в грязную одежду и выглядит удивленным. — Саадет? — Мне нужно поговорить с вами, Повелитель, — вскакиваю на ноги. Его удивление злит меня. — Хорошо, проходи. Мурад заходит в покои и как-то неуклюже усаживается на тахту. Делает жест рукой, приглашая присесть тоже. Я не двигаюсь с места. — Что-то случилось, Саадет? — спрашивает Мурад, пристально смотря на меня. — Что я сделала не так? — мой голос должен был прозвучать жестче и холоднее, но меня хватает только на этот жалкий хриплый вопрос. Ненавижу его, ненавижу себя, ненавижу этот разговор. Почему я настолько слабею перед ним? — Саадет, я не понимаю… — он сидит на тахте, странно скрючившись, и его глаза взволнованно сверкают в полутьме. — Все вы понимаете, — перебиваю, поднимаю голову и встречаюсь с ним взглядом. — Что я сделала не так? В чем моя ошибка? Я стою прямо напротив Мурада. Внутри что-то рвется на части. Удар, полученный оттуда, откуда не ждали, всегда ощущается больнее. — Саадет, — Мурад тяжело встает, подходит и кладет руки мне на локти. — Расскажи все с самого начала. Делаю несколько глубоких вдохов, чтобы совладать с голосом. Глаза застилают слезы, его прикосновения неприятно горят на открытой коже. — Вы говорили, что если я попытаюсь сбежать, вы казните Мерьем. Мерьем в темнице. Я не пыталась сбежать, правда, мне все равно некуда идти, — цепляюсь за его кафтан и поднимаю голову. — Что вам могло не понравиться? Это потому что я не захотела переспать с вами? — на последней фразе мой голос в очередной раз срывается. — Стража, — негромко приказывает султан. — Приведите сюда главную калфу, — он пытается обнять меня, но я отшатываюсь. После всего сделанного он хочет объятий? Ручная зверушка в очередной раз попалась в ловушку и сделала все так, как хотел хозяин. Насколько далеко он просчитал мои действия? Что султан хочет получить в итоге? Калфа приходит быстро. Она выглядит взволнованной, низко кланяется и спрашивает, чего желает падишах. — Расскажи, за что наказана Мерьем Хатун, — говорит Мурад, стоя прямо за моей спиной. — За воровство, Повелитель. Вы подарили Саадет Хатун кольцо, а затем это кольцо оказалось в кармане у Мерьем. Украсть подарок Повелителя очень тяжёлый проступок, — качает головой женщина, и внутри меня волнами вспыхивает ярость. Я же сама отдала ей кольцо. Не было кражи. Почему меня никто не слушает? — Она не крала. Я сама отдала его ей, — говорю тихо и наблюдаю, как бледнеет лицо калфы. — Хатун, пожалей себя, не лги о таком при Повелителе, — почти кричит она, и меня такой напор заставляет испуганно сделать шаг назад и упереться в спину Мурада. — Я все понял, калфа. Выпустите девушку, она помилована. Можете идти, — калфа кланяется и уходит. Я замираю, понимая, что что-то здесь не сходится. — Что ты сделала с кольцом? — Отдала Мерьем подержать и забыла забрать. Не думала, что из-за простой побрякушки будет столько проблем, — невольно взгляд опускается на украшение на пальце. Красный камень выглядит похожим на кровь, и это пугает. — А теперь послушай меня, Саадет, — говорит Мурад, устало разводя руками. — Передаривать подарки султана это преступление. Наказание за это смерть. Хочешь поощрить слуг, дай им денег. Мурад не виноват. Мерьем спасена. Камень будто сваливается с плеч, ноги подкашиваются, и я опускаюсь на пол. Сил ни на что не осталось. — Это просто украшение, у меня их в разы больше, чем я смогу за всю жизнь переносить. Что мне с ними еще делать, как не дарить? — договорить султан мне не дает, приближается настолько, что я вижу его ноги прямо около себя. — Правила дворца запрещают невольникам передаривать подарки султана, — бросает он свысока. Я чувствую его ярость. В голову постепенно возвращается ясность. Боль привычно отрезвляет. Мне больше не нужно думать о том, какое положение я занимаю в его жизни. Он сам мне ответил. — Спасибо, что напомнили о моем статусе, Повелитель, — склоняю голову в жесте благодарности. Он вряд ли это замечает, ведь я и так сижу у его ног, куда уж унизительней? — Я не это хотел сказать тебе, Саадет. Просто ты опять думаешь только о себе. — А о ком мне еще думать? О вас? — я устала от этого разговора. Мурад залез в мои внутренности, прошелся по самым болезненным ранам и теперь смеет обвинять меня в эгоизме. Даже смешно. — Да, — он говорит это тихо, и я поднимаю голову, пытаясь понять, правда ли он это сказал. — Как только случилось что-то плохое, ты сразу обвинила меня. — Ты дал мне повод думать так, — выдыхаю тихо себе под нос. Злости внутри не осталось, только тупая ноющая боль. Глаза застилает пелена, а воздуха становится все меньше. — Что я еще должна была думать? Что из-за этого, — приподнимаю ладонь с кольцом, — чуть не отрубят руку ни в чем не виноватой девушке? — Саадет, — он опускается и помогает мне встать на ноги. Я чувствую себя тряпичной куклой в его сильных руках. Толкаю в грудь с невесть откуда взявшейся силой. Султан покорно отступает, морщась. — Ты знаешь, что это за камень? — Гранат, красный, — срывается с моих губ быстрее, чем я успеваю задуматься о том, почему султан вдруг заговорил об этом. — Верно. Гранат символизирует сильную любовь. Это особенное украшение, я выбирал его специально для тебя, — устало говорит он. Меня эти слова не трогают совершенно. Тупо смотрю на кольцо на пальце. Мысли медленно и тяжело шевелятся в голове. Понимаю, что надела кольцо на безымянный палец, как обручальное. От этой мысли становится грязно и мерзко. Сдергиваю кольцо, царапая кожу, и кидаю ему под ноги. — Ваша сильная любовь только создает проблемы. Я не могу здесь больше находиться. Разворачиваюсь и почти бегу к выходу из покоев. Двери за мной с громким стуком захлопываются. Несколько мгновений смотрю на закрытый вход, затем разворачиваюсь, и вплотную сталкиваюсь с главным лекарем. Он выглядит жутко взволнованным. Поворачиваюсь обратно и вбегаю в покои. Мурад сидит на тахте, а кольцо так и валяется на полу. Он оборачивается, но ничего не говорит. — Повелитель, позвольте осмотреть вашу рану, — кланяется лекарь и начинает раскладывать вещи из своего сундучка. Внезапно я замечаю все: странную бледность Мурада, зажатую позу, мутный взгляд. Начинаю расстегивать рубашку. Он пытается перехватить мои руки, но бросает эту затею после двух неудачных попыток. Швыряю рубашку в сторону, и мне открывается кровавая рана на груди. Где-то внутри равнодушно отмечаю, что это болезненно, но не смертельно. И достаточно просто правильно обработать. Чем лекарь и начинает заниматься. Тщательно мою руки, пока врачеватель перевязывает рану. — Чем это вас зацепило, Повелитель? — интересуется лекарь трескучим голосом. — Стрела. Ничего смертельного, — отмахивается Мурад и пошатывается. Не слишком ли ему плохо для такого пустяка? — Если она не была отравлена, — говорю я, и лекарь тут же оборачивается на меня. Он уже закончил с перевязкой раны и вытирает руки от крови. — Нет никаких симптомов отравления, Хатун, — качает головой он. Подхожу к все еще сидящему на тахте султану, от которого явно уплывает сознание. Касаюсь пальцами запястье и считаю пульс. Затем мягко целую его в лоб. Мурад горит. У него жар. Рассматриваю кожу вокруг забинтованной раны. Лекарь наблюдает за манипуляциями со стойким интересом, и до него наконец начинает доходить. — Нужно переложить падишаха на кровать, — обеспокоенно говорит он. Зовет стражников, и те аккуратно перетаскивают Мурада. Теперь я ясно вижу, как ему плохо. Он также чувствовал себя, пока мы разговаривали? Мне становится стыдно, что я не поняла раньше. Сажусь рядом с ним и укутываю султана в покрывало. Судорог нет, но они скоро начнутся. — Принесите таз, быстро, — приказываю страже у двери. Где-то на задворках сознания вертится мысль о том, что Мурада вот-вот вырвет. Слуга приносит таз и ставит рядом. Через каких-то пару мгновений тело султана содрогается, изо рта льется рвота, и я с трудом успеваю наклонить его над тазом. Укладываю его обратно, вытираю губы. Зачем-то держу за руку. Лекарь подаёт мне чашку с лекарством. — Полностью? — Да, — кивает тот. Подкладываю подушку Мураду под голову. — Открой рот, нужно принять лекарство, — прошу и не получаю никакого ответа. Мурад уже потерял сознание, и это очень плохо. — Проснись, — снова никакой реакции. — Подержите, — сую плошку обратно врачу и бью султана по щеке. На его лице вспыхивает красное пятно, но глаза Мурад так и не открывает. Следующий удар оказывается сильнее, и его голова беспомощно дёргается. Мурад недовольно мычит и все-таки открывает глаза. — Не смей спать. Открой рот и выпей, — он смотрит на меня мутными глазами и явно не понимает, чего я от него хочу. Приходится почти силком открывать ему рот и заливать жидкость. Он кашляет, обливается, но глотает. — Хатун, перед вами сам падишах, нужно проявлять уважение, — тихо говорит лекарь, забирая емкость. — Передо мной человек, которого отравили, и вы едва это не пропустили, господин, — отвечаю также тихо, снова вытирая лицо Мурада. — Не засыпай, оставайся рядом со мной, — кидаю на пол окончательно грязное полотенце. И сжимаю его ладонь. — Мурад, тебе нельзя засыпать, — он почти не реагирует на мои слова, только смотрит на меня пьяным взглядом. Лекарь подает платок, от которого разит нашатырем за метр, и я даю Мураду понюхать. Его встряхивает, и взгляд становится более осмысленным. — Ты слышишь меня? — Да, Саадет, — хрипит он и пытается сжать мою руку в ответ. Это хорошо, это успокаивает, это радует. — Тебе нельзя спать, ты понял? — Тогда расскажи, — он останавливается, делает несколько вдохов-выдохов. — Что-нибудь. — Хорошо, — мы все еще держимся за руки, я внимательно смотрю на него, считывая все изменения в его состоянии. Внезапно судорога скручивает его тело, и Мурад до боли вцепляется в мои пальцы. Мои кости хрустят и, наверное, он мне что-то сломал. Судорога заканчивается так же неожиданно, как и начинается. Мурад усилием воли разжимает ладонь и что-то пытается выговорить пересохшими губами. Лекарь помогает напоить его. — Прости, тебе больно, — вместо того, чтобы молча лежать и тратить все силы только на нахождение в сознании, он что-то изображает тут из себя. — Молчи. Не засыпай ни в коем случае. Я тебе что-нибудь расскажу, — в голове сейчас очень пусто, все, о чем я могу думать, это яд в его теле. Все вроде идет нормально, но паника, закрытая где-то далеко внутри, грозится вырваться наружу. — Давным-давно жила была прекрасная женщина, одарённая талантом к врачеванию. Но в то время женщинам было запрещено заниматься лекарским делом. И пришлось ей притворяться мужчиной. Люди днями и ночами стояли в очередях, чтобы попасть к ней на прием. Но вот незадача, остальные врачи того города позавидовали ей. И обвинили ее в соблазнении чужих жен. Чтобы спасти свою жизнь, женщина во всем призналась. Это не особо помогло, и теперь ее судили уже за это. За великие заслуги перед городом ей сохранили жизнь, но запретили лечить. Женщина жутко расстроилась. Неиспользуемый талант жег ее изнутри. — И что дальше? — спрашивает Мурад одними губами. — Я же сказала молчать и не тратить свои силы на разговоры, — страх просачивается наружу, и я с трудом засовываю его обратно. — Тогда она стала готовить яды. Травить людей так, чтобы никто ничего не понял, оказалось искусством гораздо сложнее врачевания. Готовить яды женщине никто не запрещал, и платили за это гораздо больше. Ее талант приносил пользу людям, пусть и таким способом, — Мурад снова хочет что-то сказать, но я прижимаю палец к его губам. — Тише, — лекарь подает новую порцию лечебного варева, и я уже аккуратно, по ложечкам, спаиваю его султану. — А в конце концов она вышла замуж за нового правителя этого города, добилась того, что женщинам разрешили врачевать. Сама она больше к врачеванию не вернулась. Убивать оказалось интереснее, чем спасать. Все, — отдаю лекарю пустую посудину. Касаюсь лба губами. Жара больше нет. — Миновало. Дальше будет только легче. — Сынок, — хлопают двери, и в покои вбегают Валиде Султан и Айше. С трудом встаю и кланяюсь. Тут же сажусь обратно и снова беру Мурада за руку. — Что случилось? Лекарь что-то объясняет обеспокоенным женщинам. Я ласково глажу пальцы Мурада. — Уже можно спать, — он кивает и тут же закрывает глаза. Внезапно внутри меня что-то окончательно догорает. Сил больше ни на что не остается. С трудом встаю и отхожу подальше от кровати. Внезапно ко мне подходит Валиде и начинает что-то говорить. С трудом фокусируюсь на ней. Она показывает на подол моего платья и затем на дверь. Опускаю взгляд, подол запачкан рвотой. Грязно. Нужно переодеться. Ухожу.