Пленница

Мерьем давным-давно ушла. Я смотрю в зарешеченное окно. Моя версия о том, что султан охотился на меня из-за желания получить заложницу, казалась мне единственно верной. Такие манипуляции в политике — обычное дело. Поэтому я молчала, поэтому терпела, лишь бы не вынудить свою семью пресмыкаться перед султаном. Поэтому я назвалась чужим именем и врала до последнего. А он просто хотел реализовать глупое предсказание. Ценой моей жизни. И это объясняло все. Султан оказывал мне слишком много почестей, чтобы хоть кто-то мог посчитать меня простой рабыней. Есть ли смысл молчать и дальше? Я не знаю ответ на этот вопрос. Все это напоминало глупую детскую сказку, в конце которой похищенная принцесса обязательно увидит в чудовище что-то хорошее и полюбит его. Все это казалось романтичным и волшебным, пока этой принцессой не оказалась я. Было бы менее обидно быть просто политической заложницей. Ночь за окном темная и мрачная. Которую ночь я просто смотрю в окно, пока глаза не начинают болеть от усталости, а все горестные мысли не покидают голову. Но сегодня сон все никак не идет, и я все еще стою у окна. У султана есть дети. Трое. Красивая жена и огромный гарем. И он притащил сюда меня. Чтобы претворить предсказание какой-то безумной гадалки в жизнь. Это выглядит как глупая детская сказка. Но у султана достаточно власти, чтобы заставить всех вокруг эту сказку реализовывать. Звезда за окном падает. Я ничего не загадываю, потому что не успеваю. Сон наконец приходит ко мне. На следующий день меня зовёт к себе Валиде Султан. Мне не объясняют, зачем, и в сотый раз повторяют правила поведения. Когда двери покоев раскидываются и я, кланяясь, захожу, мать султана приветственно приподымает руку и показывает на подушку у ее ног. Аккуратно сажусь. — Давно хотела посмотреть на тебя вблизи, Хатун, — говорит султанша, и ее голос, мягкий и властный, будто обволакивает меня. — И рассказать тебе пару вещей. Как твое имя? — Саадет, — чужое имя оседает привычной ложью на языке. Мать султана смотрит на меня с мягкой усмешкой. — Уже привыкла к новому имени? Прекрасно, так будет лучше для всех. Но все же, какое имя ты носила до гарема? — Это уже не важно, — внутренности обжигает страхом. Сказать или нет? Что окажется безопаснее? — В какой-то степени ты права, Хатун, — задумчиво кивает Валиде Султан. — Важно только то, что ты уже здесь, и шансов вырваться отсюда у тебя нет. Ты явно не глупая девушка, и в глубине души ты это уже понимаешь, — ее голос становится тише и глуше. — Сейчас тебе кажется, что ты сможешь бороться, но это ненадолго. Рано или поздно тебе придется стать частью этого места. Женщина не смотрит на меня, и разговаривает будто не со мной. Я поворачиваю голову в ту же сторону, что и она, и встречаюсь взглядом со своим отражением в зеркале. — Мой сын очень добр к тебе, цени это. Не все правители таковы, — на слове «правители» Валиде едва заметно запинается. — Я не просила этой доброты, Валиде Султан, — мой голос звучит тихо и звенит невыплаканными слезами. — Радуйся, что не пришлось просить. Твоя жизнь теперь здесь. Подумай о том, как тебя примут дома, если ты вдруг вернёшься после османского плена. Какой мужчина женится на грязной женщине? Красивая, великолепная женщина мягко говорит жестокие слова, которые в глубине души я уже давным-давно знала. Фридрих не примет меня. Никогда. Никто не примет. Мурад разрушил мою жизнь до основания. — Саадет, я знаю, это сложно, но попробуй найти что-то хорошее в этой ситуации. Возможно, ты обретёшь больше, чем потеряла, — нежные, почти материнские нотки в ее голосе заставляют напрячься еще больше. Что же хорошего я получила от султана? Положение пленницы без прав и свободы? Золотую клетку? Жизнь вдали от Фридриха и семьи? Пару шкатулок украшений? Слезы снова текут по щекам. — Простите, — вытираю лицо и прячу глаза. Да что со мной такое? — Можешь идти, Хатун. Подумай о моих словах. Помни, что Бог не посылает нам ничего просто так. Я кланяюсь Валиде Султан и выхожу из покоев. Наверное, я где-то очень сильно согрешила, раз Бог послал в мою жизнь Султана. Очередной день проходит пусто и бесцельно. Я все больше задумываюсь о том, что смысла бежать нет. Вечером меня ждёт ужин с султаном, и пока слуги дергают меня с вопросами о подготовке к вечеру и таскают наряды на выбор, я мысленно ищу то самое «что-то хорошее» в происходящем. Оно не находится. Искать что-то хорошее, чтобы было проще смириться и плыть по течению, оказывается сложно. Когда я стучу в покои и захожу, не кланяясь, султан сидит у себя за столом, уткнувшись в бумаги. Он выглядит уставшим и сосредоточенным. Работа явно не закончена, но султан откладывает документы и идет мне навстречу. — Саадет, — его голос звучит тепло и мягко, он берет меня за руку, и по коже тут же пробегают мурашки. Вздрагиваю, почему-то сжимаю руку в ответ и поднимаю глаза. — Рад тебя видеть, — дежурная вежливая фраза требует такого же дежурного вежливого ответа, но слова не лезут в голову. Киваю, и он ведёт меня к своему столу. Показывает рукой на стул рядом и помогает сесть. — Мне нужно еще немного доделать, и потом я уделю все свое внимание тебе, Саадет. Пока ты можешь просмотреть это письмо и выделить важное. Султан протягивает мне какое-то письмо на итальянском, пододвигает поближе ко мне чернильницу и заставляет меня застыть в ступоре. Он дал мне доступ к документам. Он предлагает принцессе вражеской страны поработать на благо Османской империи. Он ждет, что я сделаю это хорошо. Султан явно не дурак, но почему-то поступает абсолютно глупо. Сердце бьется, как бешеное, строки плывут перед глазами, и приходится прилагать все усилия, чтобы просто прочитать текст. Письмо написано каким-то купцом, и он рассказывает о том, как обстоят дела с налогообложением турецких торговцев в Европе. Подчеркиваю важные детали, несколько раз вдумчиво перечитываю текст и пишу на отдельном листке краткий вывод. Обычно скучная работа приносит удовлетворение, видимо, из-за долгого перерыва. Все-таки в последнее время моим основным занятием было безделье в гареме. Я ненавижу султана, но все равно смотрю, как он упорно копается в бумагах. Работа правителя только со стороны выглядит легкой и красивой, на деле это груз, который придется тащить на своей спине всю жизнь. У султана длинные ресницы, которые скрывают воспаленные глаза, сильные ладони и красивые губы. Я рассматриваю его, пока он копается в бумагах и не обращает на меня внимания. В конце концов султан проверяет мою работу, удовлетворенно кивает головой и улыбается уголками губ. Он возвращается к работе, и я продолжаю смотреть на его лицо. Свечи успевают догореть почти наполовину, когда султан заканчивает с бумагами, берет меня за руку и усаживает за стол. Слуги приносят еду, и мы начинаем молча есть. Пульс отдает набатом в ушах, и это единственное, что я слышу. Султан ухаживает за мной, накладывает мои любимые блюда на тарелку. Он очень быстро запомнил, что я люблю есть. Есть что-то пугающе интимное в том, чтобы встречаться взглядами, пока он наливает мне чай и размешивает в нем мед. — Приятного аппетита, Саадет, — тихо говорит он. — И вам, султан Мурад, — улыбаюсь уголками губ и киваю. — Ты представилась мне Анной, тогда, на корабле. Почему твои родители выбрали тебе такое имя? Оно тебе не очень подходит, — спрашивает он как бы между прочим. Внутри меня все замирает, медленно ставлю чашку на стол и выдыхаю. — А что не так с этим именем? Анна значит благосклонность, благоволение, красивое значение, — я все еще пытаюсь улыбаться и делать вид, что все нормально. — Потому что оно не твое. И ты назвалась тогда Жаннет. Ты просто запуталась в своей лжи, так бывает, если не умеешь врать, — усмехается султан. Ловушка захлопнулась. Теплая атмосфера внезапно исчезает, и комната как будто сужается до узкого туннеля. — И, Саадет, в твоих же интересах не лгать мне вообще, потому что я всегда вижу, когда ты врешь, — внутри что-то вспыхивает, пелена злости застилает глаза, и вся посуда летит на пол. — Единственное, что было в моих интересах, это прирезать тебя во сне, — вскакиваю, и наверно впервые в жизни смотрю на него сверху вниз. Страх отсутствует. Султан смотрит на меня и зачем-то хватает за руку. — Отпусти меня, быстро! — Саадет, успокойся, — султан покорно выпускает мою ладонь, но не перестает смотреть мне в глаза. — Пожалуйста. Вдох-выдох. Медленный глубокий вдох и такой же выдох, чтобы снова обрести контроль над собой, — Я спокойна, султан Мурад, но ты вынуждаешь меня злиться. Я бы смогла понять твое желание использовать меня как заложницу, но если твой основной мотив, — меня душит истеричный смех, — это предсказание сумасшедшей гадалки, то это просто смешно, — слезы горячие и солёные текут по щекам, руки сжимаются в кулаки, а в грудной клетке что-то до боли сжимается. — Чего ты ждешь? Что мы будем вместе и проживем долгую и счастливую жизнь? А я буду ждать тебя из походов и рожать детей? Он тоже встает. Теперь свысока смотрит он. — Да, именно этого я и жду. Я однозначно лучше твоего ничтожного жениха, и я люблю тебя. — Замолчи! — не разбрасывайся столь громкими словами, султан Мурад. — Тебе никогда не сравниться с Фридрихом. Наш союз был добровольным, и обе стороны хотели быть друг с другом. Чувствуете разницу, Повелитель? — Я пошел на все, чтобы получить тебя, Саадет, — говорит он тихо. — В то время как он не предпринял ровным счетом ничего, чтобы найти и спасти тебя, — султан кладет руку на мои плечи, слегка приобнимая. — Хотя мог, и ты это знаешь. Стряхиваю его руки и отхожу назад. — С чего мне верить вам, Повелитель? В ваших же интересах лгать мне, — голос срывается, ногти втыкаются и царапают тонкую кожу ладоней до крови. — Я знаю, что для вас неприемлемых методов не существует. — Потому что я люблю тебя, Саадет, — он говорит это второй раз за вечер, и это злит меня еще больше. — Ты любишь не меня, а выдуманный образ из детской сказочки. И кстати, ты это каждой женщине говоришь? Айше Султан, Сафие Султан слышали от тебя то же самое? — султан смотрит на меня с нечитаемыми эмоциями, и от его взгляда мне становится тяжело. Злость оседает комком в горле, который я не могу сглотнуть. — Только тебе. — Значит, в этом мире только я смогла увидеть, как унижается великий султан, — тяну громко и едко, а на губах невольно расцветает ядовитая усмешка. — В любви нет ничего унизительного, — отвечает он слишком мягко для правителя, которого упрекнули в слабости. — В самой любви нет, а вот в попытках навязать ее человеку, которому ты не нужен, есть. Ты мне не нужен, ты живешь только потому, что мне не хватило сил убить тебя, — мой голос внезапно срывается, видимо сорванный бесконечными криками и слезами, и дальше я говорю хриплым шепотом, — рано или поздно мне хватит сил. Неважно, на тебя или на себя. Но я смогу все это закончить, если не можешь ты. — Саадет, ты ведешь себя как ребенок, — он все еще спокоен, и похоже, ни одно мое слово не достигает цели. Его непробиваемая уверенность в том, что прав именно он, поражает. — Если уж на то пошло, сил тебе не хватит никогда. Ты слишком невинная для этого. — Ты забываешь, кто я, султан Мурад, и чем славится моя семья, — я наконец вижу на чужом лице эмоции, он все же понимает, о чем я говорю. — Тебе не хватит злобы на убийство исподтишка, — уверенно заявляет султан. — Пожалуйста, давай закончим этот разговор. — Хорошо, — отхожу еще на шаг, — Спокойной ночи, Повелитель, — открываю тяжёлые двери и убегаю из покоев. Ненавижу. Бегу прочь, пока от недостатка воздуха не начинает колоть в боку. Останавливаюсь, упираюсь спиной в стену и медленно сползаю на пол. Ненавижу. В темном коридоре нет никого, и я глотаю слезы в одиночестве. Закрываю глаза. Мрамор приятно охлаждает и успокаивает. Внезапно чьи-то руки касаются меня, и я вздрагиваю. Лицо султана находится в считанных сантиметрах от моего. Он молча садится рядом со мной на холодный и наверняка грязный пол. — На неделе у меня встреча с послом твоего бывшего жениха. Он срочно затребовал аудиенции, и я хочу, чтобы ты послушала наш разговор. Ты убедишься, что я не лгу, — его тихий голос стократно отбивается слабым эхо о стены коридора и тонет в темноте. — Кто посол? — моих сил хватает только на хриплый шепот. — Синьор Мендес, — отвечает султан после пары мгновений раздумий. — Я знаю, как он выглядит, и пойму, если ты вынудишь его врать, — предупреждаю. — Уверен, что готов пойти на такой риск, султан Мурад? — Я ничем не рискую. Просто хочу показать тебе правду, — мгновенно отвечает султан. — И какова же правда, по-твоему? — Пока ты пыталась сохранить свой секрет и не дать использовать как себя заложницу, австрийский император отказался от тебя без раздумий. Для Фридриха ты не являешься весомой причиной развязать войну с Османской империей, — султан в очередной раз берет меня за руку. — Никто не стал бы развязывать войну из-за меня. Это глупо. — Я бы стал.