Пленница

После этого султан со мной не разговаривает. Я живу в одиночестве, в покоях, постоянно охраняемых стражниками. Отсутствие его внимания пугает и заставляет меня все больше застревать в своих мыслях. Ситуация кажется все более и более безнадежной, но мне на это удивительно плевать. Мерьем много раз пыталась выпытать у меня, что произошло, но я упорно молчала. Она смотрела на меня как на неразумного ребенка, который сам создает себе проблемы. Но у детей обычно есть взрослый, который в состоянии все исправить. Я же предоставлена самой себе. Мне четко ясно, что султан оказывает мне больше внимания, чем нужно простой наложнице. Всем вокруг это тоже ясно. И меня тихо ненавидят все. Кроме Мерьем. Мысль о признании шевелится где-то внутри. Вдруг меня смогут выкупить и забрать из этого ада? И у султана появится возможность манипулировать Фридрихом и моей семьей. На предательство я пойти не могу. Мое сознание противится этой мысли. Но только так я могу быть спасена. Рано или поздно султан возобновит попытки приручить меня и надругаться надо мной. И вернуться я не смогу никогда. — Саадет, — Мерьем подходит ко мне и улыбается. — Сегодня вечером будет небольшой праздник, одевайся красиво и приходи. — Султан снова будет выбирать себе женщину? — Кто знает, — пожимает плечами Мерьем. — Главное приходи и веди себя прилично. Айше Султан не простит тебе дерзости после того, как ты забрала себе ее ночь четверга, — предупреждает девушка. Киваю, подтверждая, что приду. Мерьем что-то рассказывает о новых гаремных сплетнях, и я слушаю ее краем уха. Она быстро уходит. В другом конце большой гаремной комнаты кучка девушек вышивают. Я спрашиваю, где могу взять иголку и нитки. За вышивкой мне легче думается. Я вышиваю цветы, чувствуя, как мысли в голове потихоньку упорядочиваются. Становится как будто легче. Весь мир сужается до ткани в моих руках и стежков на ней. Спустя несколько часов я доделываю простенький платок с несколькими тюльпанами. Время близится к празднику. Возвращаюсь к себе и смотрю на сундуки с одеждой, которых как будто стало больше. Перебираю. Выбираю простое платье персикового цвета. И браслет. Он подходит под наряд. Стоя перед зеркалом, я ищу в себе черты Софии Медичи. Но вижу перед собой лишь испуганную Саадет Хатун. Пытаюсь улыбнуться, но улыбка выходит жалкой и заискивающей. Вот до чего я докатилась. Праздник небольшой, еще меньше по размаху чем тот, что был тогда, когда султан дал мне свой платок. Невольно стараюсь спрятать забинтованную ладонь. Мерьем держит меня за локоть и не оставляет одну. Мы сидим в углу за столом, и девушка понемногу ест сладости. Мерьем не начинает сама ни одного разговора, но охотно реагирует на чужие слова и поддерживает любой разговор, начиная обсуждением блюд на столе и заканчивая восхищением новой короной Айше Султан. Жена султана пришла на празднества с тремя детьми и усаживается на почетное место в центре. Старшие дети, мальчик и девочка лет шести, чинно усаживаются на диван рядом с матерью. Младший ребёнок, едва вышедший из младенческого возраста, остается на руках служанки, что сидит у ног госпожи на подушке. — У нее трое детей, и она все еще красива, это дорогого стоит, — говорит Мерьем, откусывая яблоко. — А султан придет? — спрашиваю быстро, чтобы не передумать. Девушка усмехается. — Подожди, увидишь. Раздается громкий крик слуги — Внимание, Валиде Султан Хазрет Лери! Все девушки выстроились в стройный ряд и склонились в поклоне. Я исподтишка смотрела на вход, ожидая увидеть мать султана. И увидела. Если Айше Султан восхищала меня, то Валиде Султан заставляла меня стать еще меньше и склониться в поклоне. Я встречалась со многими женщинами, имеющими власть, но они не шли ни в какое сравнение с ней. Она медленно и величественно прошлась по гарему, протянула невестке руку для поцелуя и дала знак продолжить праздник. Эта великолепная женщина обняла внуков и сразу же начала о чем-то разговаривать с Айше Султан. Султан пришел позже. Он заметил меня, посмотрел и сел рядом с семьей. Девушки танцевали, музыка играла, а он улыбался своей жене. Я видела это отчетливо. Как он смотрел на нее, как гладил по темным шелковистым волосам. Я же была несостоявшейся австрийской императрицей, а ныне простой подстилкой султана. Как быстро ему надоест игнорировать меня, и он захочет взять свое? Или ему не надоест игнорировать меня, и я навсегда останусь прозябать в гареме, как и все девушки вокруг? У меня нет ни единого хорошего выбора. Ощущение, как будто мне на шею накинули петлю, и она вот-вот затянется. Весь праздник султан не обращает никакого внимания на остальных девушек. Он сосредоточен на своей семье. Дарит Айше Султан какое-то украшение, и она тут же благодарит его поцелуем. — Видишь, какая красивая женщина, — шепчет мне на ухо Мерьем. — Двух детей родила нашему падишаху, столько лет прошло, а она все еще любима. — Двоих? — переспрашиваю, смотря на троих детей, поедающих сладости. — Да. Младший шехзаде не ее сын. Об этом обычно не говорят, но… — хищно усмехается Мерьем и начинает быстро шептать. — У султана была любимая наложница Сафие, из каких-то европейских аристократов, наглая и противная девица, но наш падишах очень ее любил и все ей прощал. Такая любовь у них была, — мечтательно тянет девушка. — А что с ней случилось? Где она сейчас? — Ее казнили, — пожимает плечами Мерьем и отодвигается от меня. — Если честно, то поделом ей. — А за что? — все объятия, что дарит султан младшему ребёнку, обретают новый смысл. Лишить ребёнка матери жестоко даже для него. Что должна была сделать любимая женщина султана, чтобы получить смертный приговор? — Говорят, что за попытку отравить султана. Но что там было на самом деле, никто не знает, — Мерьем делает пару глотков щербета. Султан укачивает ребенка, о чем-то переговариваясь со старшими детьми. Все счастливо улыбаются. Он убил мать своего ребенка и любимую женщину из-за покушения, но оставил в живых меня после трех попыток вонзить в него нож за одну ночь. Так не бывает. Любой правитель должен нещадно пресекать предательство. Может быть, он ищет способ отсрочить наказание и сделать мне больнее. Но убить меня он может в любой момент, я полностью в его власти. Сделать мне больно морально он не сможет, все близкие мне люди далеко от этого ада, и он никак их не достанет. Праздник завершается поздно вечером, и султан уходит вместе с Айше. Мы на мгновение встречаемся взглядами, но он очень быстро отводит взгляд. Видимо, мне показалось. Ночью, сидя в одиночестве, я тихо плачу, вытирая слезы краями сорочки. Боль рвется из груди огромными порциями. Зажимаю рот, чтобы меня не услышали. Воздух с тихим хрипом проходит сквозь горло. Под ребрами болит, и воздуха не хватает. Звезды за зарешеченным окном напоминают о свободной жизни и заставляют еще больше заходиться в плаче. Наконец, сил плакать больше не остается. Смотрю на звезды и медленно проваливаюсь в сон. На следующий день все в гареме говорят о щедрых подарках, которыми одарил султан свою жену. Мне должно быть все равно. Мерьем рассказывает о том, какие именно шелка отправил он Айше Султан. Девушка знает уже все в мельчайших подробностях и охотно делится со мной ими. — Хватит, мне не интересно, — почти кричу, и Мерьем осекается. Смотрит на меня изумленно и непонятливо. — Давай о чем-то другом поговорим? — О чем? Больше новостей нет. Скучная ты, — она пожимает плечами и уходит к остальным. Я остаюсь в одиночестве в своем привычном углу. Вышивка, к которой я все утро так и не притронулась, лежит на коленях. Внезапно разговор группы девушек заходит о той убитой наложнице. Я прислушиваюсь. — Все-таки, Повелитель больше любил Сафие Султан. То, что подарил Айше Султан, и сравнить нельзя с теми дарами, что он бросал к ногам Сафие. — Тише ты, услышат, как ты про эту изменницу говоришь, и вслед за ней отправят. Девушки начинают говорить тише, но некоторые их слова все равно долетают до меня. — Нет, она явно не была той принцессой, что искал наш султан. Тогда бы Повелитель ее не казнил. — Откуда тебе знать? Ведь после смерти Сафие Хатун суженную нашего султана заново искать не стали, да и говорить про это перестали. — Кто знает, может султан решил, что не нужна ему эта неверная. Нас тут вон сколько, зачем ему еще? Стежок никак не получается, и нитка в моих руках рвётся. В голове всплывают обрывки разговоров родителей о непонятном интересе ко мне со стороны некоторых неприятных купцов. Я будто нащупала край нитки, стоит за которой потянуть, и узел развяжется. Или завяжется сильнее, так, что разрезать придется. Вечером, собираясь войти в свою комнату, я говорю слуге у моих дверей, что хочу увидеть султана. Стражник, на удивление, не смеется, а лишь кивает и открывает дверь. Один взгляд в комнату, и я кланяюсь стоящему внутри султану. Вопросов больше, чем ответов — Зачем вы пришли? Я вроде сделала достаточно, чтобы вы навсегда оставили меня в покое, — он слышит каждое мое тихое слово. — Ты никогда не сделаешь достаточно. Я не откажусь от тебя, Саадет, как бы ты того не просила, — говорит он, почему-то избегая встречаться со мной взглядом. — Айше Султан вы это же говорили? А Сафие? Интересно, а отказаться и казнить для вас это одно и то же? Если нет, то, получается, вы даже не солгали, — султан вздрагивает, и я кожей чувствую его злость. — Со временем ты все поймёшь, Саадет. Пока для этого рано, — султан кивает на накрытый стол. — Садись ужинать. Ты не ела толком сегодня. — Вы следите за мной? А как часто я в туалет хожу, не докладывают? — усмехаюсь. Чувствую себя зверьком в клетке на всеобщем обозрении. — Нет, не докладывают, — отвечает султан и первым садится за стол. — Садись. — Прекрасно, хоть что-то свое у меня осталось, — вырывается с истерическим смешком. Я отворачиваюсь к зарешеченному окну, пытаясь успокоиться. Пульс набатом бьет в виски, а злость растекается по венам. — Саадет, тебе нужно поесть. Не вынуждай меня применять силу, — просит султан тихим голосом. Я не смотрю на него, мысленно считая до десяти. — Применяйте. Я устала от всего этого османского дерьма, — злость медленно превращается в безразличие. Поворачиваюсь к султану и подхожу к столу. — Почему вы так уверены, что я должна быть рада принимать ваши знаки внимания? Я смотрю на него сверху вниз. Непривычное положение вещей. Обычно он был сверху и давил на меня своей силой. — Потому что ты принадлежишь мне, Саадет, — он говорит это как нечто само собой разумеющееся. Небо синее, солнце желтое, а я собственность султана. — Как высокопарно вы говорите мне о том, что я ваша собственность. Но не многовато ли чести вы оказываете простой рабыне? — султан вскакивает на ноги. Теперь и в нем вспыхивает злость, и где-то внутри я чувствую удовлетворение. Не мне одной плохо, не я одна страдаю. Пусть ему тоже будет больно. — Саадет, успокойся. Знай свое место, — султан едва не срывается на крик. — А где же мое место? У ваших ног? — ведомая непонятным чувством, я опускаюсь на колени перед ним. Подол красивого платья мнется, а султан на короткое мгновение выглядит испуганным. — Так вам больше нравится? Я улыбаюсь. Немного истерично, немного безумно, и он это видит. Смотрит на меня, как на интересную книгу, забавную зверушку, которая оказалась чуть сложнее, чем он ожидал. Султану будто больно от этой мысли. Я пытаюсь считать каждую эмоцию на его лице, поймать и вычленить значение каждого движения красивых губ. Султан оказывается книгой куда более интересной и сложной, чем я сама. Он гладит меня по волосам, зачем-то нежно обнимает руками лицо и опускается рядом со мной. — Я не это хотел тебе сказать, — мы на одном уровне. Глаза в глаза, контакт напрямую. Моя рука едва не касается его колена. — Твое место рядом со мной. Так предначертано судьбой. И как только ты будешь готова меня слушать, я расскажу тебе все, — он резким движением поднимается и направляется к двери. — И поешь, пожалуйста. Дверь хлопает, а я продолжаю сидеть на коленях. Еда на столе уже успевает остыть, когда в покои забегает испуганная Мерьем. — Саадет, все хорошо? — она ощупывает мои руки и помогает встать. — Все в порядке? — Да, — немного отрешенно пугаю. Мерьем с облегчением выдыхает. — Я боялась, что с тобой уже что-то случилось. Ты так быстро убежала из общей комнаты и так долго сидела в покоях, — Мерьем обнимает меня в порыве чувств, и я обнимаю ее в ответ. Мы знакомы не так давно, но кажется, будто всю жизнь. Такого чувства у меня никогда и ни с кем не возникало. Наверное, это хорошо. Мерьем мягкая, как кошка. Она усаживает меня поесть. И начинает есть сама. Все блюда холодные, но все равно вкусные. — Я думала, что Айше Султан уже прирезала тебя, — делится со мной девушка. — Она такая довольная ходила, что я испугалась. — Разве тебе не выгодна моя смерть, Мерьем? — невысказанный вопрос о том, почему эта девушка так обо мне беспокоится, виснет в воздухе. — Глупая-глупая Саадет, — она гладит меня по предплечью. — Не все в этом мире хотят тебе зла. Твоя смерть мне лучше не сделает. Знаешь, иногда мне кажется, что султан так с тобой возится, потому что именно ты его суженная. — У него целый гарем любовниц и жена, о чем ты говоришь? — отмахиваюсь от слов Мерьем. Но ее напряженный взгляд заставляет меня сомневаться. Вдруг тут и вправду есть что-то еще, кроме блажи османского тирана? — Ты видела Валиде Султан, верно? Красивая женщина, не правда ли? — внезапно переводит тему девушка. Я все меньше понимаю и все больше злюсь. Мерьем не ждет моего ответа и просто продолжает рассказывать. — Она из богатого монаршего европейского рода. Наш покойный падишах любил строптивых женщин. Ну а кто подойдёт на эту роль лучше избалованной аристократки? — К чему ты мне это рассказываешь? — новые детали никак не укладываются в имеющуюся у меня картину. Мне становится жалко эту великолепную женщину, но не более того. Как это делает меня суженной султана? Дело в схожести наших судеб? Султан, как и его отец, тоже любит непокорных женщин? — Слушай внимательно, Саадет, и не перебивай, — Мерьем на секунду задумывается, будто сомневаясь, но в итоге продолжает говорить. — Покойный Повелитель очень любил Валиде Султан. Во всяком случае, больше, чем остальных своих женщин. И у нашей Султанши была подруга, такая же аристократка. Однажды в юности им нагадала ведьма, что их детей ждёт великая любовь и они вместе будут править миром. — Ты хочешь сказать, что султан ищет по всему свету дочь той подруги, потому что верит в это предсказание? — мне внезапной становится смешно. Чтобы этот жестокий человек верил в такую наивную детскую чушь? Так не бывает. — Да. Скажу больше, этой самой дочерью все считали Сафие Султан. Поэтому султан так ее любил, — тихо говорит девушка, сидя напротив меня. — Как зовут эту женщину? — София Медичи, — отвечает Мерьем и откусывает персик. Мой мир в очередной раз рушится. Я лишилась дома, родителей, мужа из-за веры султана Мурада в детскую сказку. Столько моих людей умерло, только чтобы султан получил предначертанную ему безумной бабкой игрушку. Я думала, что все дело в политике и в попытках повлиять на мою семью. Но все гораздо проще. Он просто захотел получить мое тело в своей постели. Он знает, кто я. Я могла не лгать и не выворачиваться столько времени. Султан знал все с самого начала.