Пленница

Что делать дальше, я не знаю. Я медленно поправляюсь в лазарете. Понемногу начинаю понимать, о чем говорят слуги вокруг. Больше на интуитивном уровне, чем на осознанном. Ситуацию немного облегчает вынужденная смена имени. Саадет в турецком произношении чем-то похожа на Софию, и мне несложно притворяться. Саадет так Саадет. Главное теперь суметь выбраться отсюда. Я не знаю, как это сделать. Чем больше власти, тем больше возможностей, я давно уяснила этот простой закон. Единственная доступная мне лесенка наверх — падишах. И это пугает. Слухи о том, как он мучает своих жен, ходили по всей Европе. И как только я лягу с ним в кровати, я стану грязной. Ни о каком браке с Фридрихом речи быть и не может. Не пристало австрийскому императору женится на шлюхе. Выхода нет. Если только попробовать стать фрейлиной одной из жен султана, но это будет очень сложно. В конце концов решаю пока ничего не предпринимать и просто спать, есть, лечиться. Султан ко мне больше не приходит. Зато приходит его жена. Она не выглядит изнеможённой или избитой. Миловидная темноволосая женщина приходит на осмотр. По действиям лекарей я понимаю, что у нее проблемы по женской части. Лекари осматривают ее, женщина улыбается, обнимает всех лекарш и раздает им мешочки с деньгами. Затем ее взгляд падает на меня, лежащую в углу. Она о чем-то спрашивает слуг и подходит ко мне. Женщина просто смотрит мне в глаза. Я смотрю в ответ, потом осекаюсь и вспоминаю о вежливости — кладу руку на сердце и склоняю голову в знак уважения. Она усмехается по-доброму, что-то приказывает слугам и уходит, шурша розовым платьем. Может, попробовать к ней? Вечером ко мне приходит учитель. Он начинает мне втолковывать местные правила и учить языку. Выбора у меня нет, и я стараюсь все запомнить. Мне нужно знать, как все происходит. Учитель что-то говорит про две недели, но я не понимаю, в каком смысле. Может, две недели это стандартный срок обучения новых слуг? Спустя три дня занятий и усиленного лечения меня выселяют из лазарета. Я уже знаю несколько простых фраз на турецком. Меня приводят в комнату с множеством красивых девушек. Они смотрят на меня с диким интересом. Я верчу головой по сторонам, силясь угадать, где я буду спать, но меня ведут дальше, на второй этаж. Показывают красивую, хоть и не большую комнату. — Половина твоя. Жить будешь вместе с Мерьем Хатун, — девушка, про которую мне только что рассказали, заходит в комнату, настороженно улыбаясь мне. В ней чувствуется что-то опасное. Не могу понять, что именно. Мерьем кланяется слугам, которые меня сопровождают и сухо кивает мне. Я киваю в ответ. Осматриваюсь. Мой взгляд падает на зеркало. Видеть на себе мусульманскую одежду вместо европейского платья непривычно. Цвет одежд к моим светлым волосам и голубым глазам совершенно не подходит — отвратительный зеленый старит меня. Да и само платье некрасивое, нет ни большого выреза, ни пышных юбок. Слуги уходят. Мерьем не обращает на меня внимание и усаживается перед зеркалом, загораживая мне обзор. Она рассматривает себя, демонстрируя мне восхитительную пышную грудь. Интересно, спал ли с ней султан? Я рассматриваю свою половину, примечаю все укромные места, где можно что-то спрятать. Я и так здесь слишком долго, нужно убираться отсюда к Фридриху. Я скучаю по нему. Я сплю весь оставшийся день. Мне снится Фридрих, его нежные руки, все наши встречи. В груди больно, хочется оказаться рядом с ним, прижаться к нему и вдохнуть запах его духов. — Саадет Хатун, — меня трясет за плечо Мерьем. — Просыпайся, всех зовут вниз, — дальше она говорит, зачем, но я не понимаю, для этого мой турецкий слишком плох. Она смотрит на меня, как на дуру, потом пожимает плечами и тащит меня за собой вниз. Мы спускаемся в общую комнату. Все девушки выглядят нарядными, блистают украшениями и красивыми одеждами. Я в простом зеленом платье и с растрепанной причёской выгляжу неуместно. Все смотрят на меня презрительно. Слуга подскакивает, кричит на меня и дает подзатыльник. — Что за неуважение, Хатун! Пошла вон, — он кричит еще больше, меня подмывает ответить ему и поставить зарвавшегося слугу на место. Усилиями воли успокаиваюсь. — Простите, — склоняю голову и прячу взгляд. Вдруг раздается громкое — Внимание, Султан Мурад Хан Хазретлери, — заходит султан, и меня буквально за шкирку тащат в общий строй. Я склоняю голову и кланяюсь. Поклоны в принципе везде одинаковые. Он проходит мимо ряда девушек, останавливается рядом со мной. Что я должна делать по правилам этикета? Выгодно ли мне обратить его внимание на себя? Я приподнимаю голову и смотрю исподлобья. — Во что тебя одели, этот цвет тебе не идет, — говорит султан на итальянском, осматривая меня с ног до головы. — Выглядеть красиво теперь твоя главная обязанность. Постарайся хорошо с ней справляться, Саадет. — Нет желания наряжаться для вас, — отвечаю, не пряча глаза. — Вы не заслужили видеть мою красоту. Она только для мужа, — а если точнее, для Фридриха, к которому я вернусь, как только сбегу, и буду умолять о прощении. — Я тебе ближе, чем муж. Я твой хозяин, — он берет меня за подбородок и заставляет встретиться с ним взглядом. Глаза у него злые, мутные, пугающие. Интересно, ему нормально жить с мыслью, что никто с ним не спит добровольно. Склоняю голову, избегая взгляда глаза в глаза. — Даже ничего и не ответишь, Саадет? — Вы и так знаете мой ответ, — он отпускает мой подбородок. Достает откуда-то фиолетовый платок и роняет прямо передо мной на пол. Он настолько неуклюжий? Забавно, что гроза всей Европы не может удержать в руках простой шелковый платок. — Вам помочь поднять? — наклоняюсь, подбираю платок и протягиваю падишаху. По гарему пробегает вздох удивления.— Берите. Хотя он теперь грязный. — Оставь себе, — он смеётся. Султан смеётся. Что смешного в его неуклюжести? Вдруг у них это неуважение? Будь это неуважение, вряд ли бы падишах смеялся. — Слуги объяснят тебе, что к чему, — наконец, он оставляет меня в покое и идет дальше. Садится на диван, дает царственный знак рукой, и все девушки разлетаются по своим местам. Кто-то начинает играть на музыкальных инструментах, кто-то танцует в центре комнаты. Мерьем Хатун находит меня в толпе, хватает за руку и тащит в угол на диванчик. — Что-то в тебе нечисто, раз наш Повелитель тебе так быстро дал платок, Саадет, — она занавешивает наш угол кисейной шторой. — Пойдешь сегодня ночью к нему и войдешь в его рай, — мечтательно и завистливо говорит Мерьем. Детали мозаики в моей голове быстро складываются воедино. У меня время ровно до сегодняшнего вечера. Сбежать я не успею. Жить обесчещенной я не смогу. Господи, неужели выбора у меня нет? Что более тяжкий грех: самоубийство или прелюбодеяние? Руки инстинктивно ищут давно потерянный крестик. Но на шее ничего нет. Выхода нет. Наверное, мое судьба была предрешена еще в тот момент, когда я попала в плен. А если я признаюсь, кто я, оставил ли султан меня в покое, или изнасиловать меня станет для него делом чести? Я чувствую, как стены этой огромной комнаты давят на меня и сужаются. Воздуха не хватает. Меня здесь не должно быть. Все вокруг смеются и улыбаются. Как они смогли смириться с рабством и бесчестьем? Я никогда не смогу. Я прожила жизнь зря и в итоге закончу таким образом. Рабыней. Если мне не хватит смелости убить себя сегодня, умру еще и шлюхой. А что если забрать его с собой? Пусть Фридрих и моя семья вздохнут спокойно. Какая разница с каким количеством крови на руках уходить. Господи, дай мне сил. — Гляжу, ты совсем не рада? — удивляется Мерьем. — Я просто удивлена, — постепенно возвращаюсь в явь. — Странная традиция. — Это ты странная, за отказ султану тебя могли казнить, а ты ему платок при всем гареме попыталась вернуть, — пожимает плечами Мерьем. Она завидует мне и почему-то опекает. Причины этому я пока не вижу. Я вообще мало что понимаю в этом мире. Что-то мне успели объяснить, но большую часть я по-прежнему не знаю. И вряд ли узнаю, если окажусь достаточно сильной. — Весь этот праздник затеян для того, чтобы Повелитель кинул какой-нибудь девушке платок и позвал к себе на ночь. И он выбрал тебя еще до начала танцев. Ты буквально ничего не сделала, чтобы заслужить его милость, Саадет. И тебе это не простят, — Мерьем улыбается уголками губ слегка злорадно и берет с маленького столика яблоко. — Посмотри, каждая девушка здесь нарядилась, накрасилась и пришла во всем великолепии, а ты сидишь в простецком платье и едва ли не лохматая, — тонкий палец показывает на меня. Мерьем продолжает тыкать в мои недостатки и распинать меня. — Никаких украшений, кожа бледная, синяки под глазами, глаза тусклые. Тебя в таком виде не каждый в борделе бы на ночь взял, а тут султан. — Разве осуждать решения султана не запрещено? — мягко пресекаю дальнейший поток оскорблений от Мерьем. Я знаю, как я выгляжу. И мне уже все равно. Какая разница, бледная или нет у меня кожа, если сегодня вечером все закончится. Праздник идет очень долго, потом султан уходит. Несколько слуг забирают меня и ведут в баню. Меня моют, мажут какими-то маслами. Я молча и заторможенно выполняю все приказы. Слуги всегда рядом и ни на минуту не уходят. В бане тепло, напряжение немного отпускает и возникает слабодушное желание покориться. Жить хочется очень сильно. Ну пусть так, раз иных вариантов нет. Может, это моя судьба? Я трясу головой, пугая слуг. Какая судьба, за такие пораженческие мысли мне давно бы попало от матери. Великая Екатерина Медичи самостоятельно организовывала свою казнь, чтобы уйти с достоинством, а я боюсь просто воткнуть нож в него. Почему я такая слабая? Из бани меня уводят в комнату, полную красивых одежд и украшений. Что-то подбирают, наряжают, пробуют несколько вариантов. Меня никто не спрашивает, нравится ли мне, да и мне все равно. В итоге останавливаются на белом лифе и белых свободных штанах. На запястья вешают звенящие браслеты, на шею тяжелое ожерелье. Волосы укладывают в тяжелую причёску. Как много нужно манипуляций, чтобы султану было приятно мной овладеть Мне вроде бы и страшно, а вроде и нет. Я просто плыву по течению и надеюсь, что все получится. Слуги показывают дорогу к покоям султана. Я смотрю себе под ноги, слезы непроизвольно капают из глаз. Мне что-то говорят, но я ничего не слышу, кроме неясного гула. Перед дверями в покои я останавливаюсь. Меня бьет дрожь. Никто не дает мне времени прийти в себя. Меня просто запихивают в покои. Двери захлопываются за моей спиной. Я не знаю, что делать. Все, что я хочу, это просто сбежать отсюда. — Саадет, добрый вечер, — он подходит ко мне сам, приобнимает мое трясущееся тело и осматривает меня с ног до головы. — Ты сегодня особенно красива. Тебе нравится насиловать только красивых женщин, да, султан Мурад? Что ты хочешь услышать в ответ на это? Я не хотела сюда приходить, я хочу домой, к родителям, к Фридриху. Если я пересплю с ним, если я стану грязной, точка невозврата будет пройдена. Меня не примут дома. Я стану позором семьи. Он берет меня за руку и ведет к маленькому столику на полу. На полу лежат подушки для сидения, а весь стол уставлен кучей блюд. Султан не говорит ни слова, усаживает меня на подушку и садится рядом. Я чувствую спиной жар его тела, и это заставляет меня напрягаться. Слезы все еще беззвучно текут по щекам. Вытираю их рукавом, и это движение не ускользает от глаз султана. — Что с тобой, Саадет? — спрашивает султан, разворачивая мое лицо к себе и смотря мне прямо в глаза. — Тебя кто-то обидел? — Вы, — выдыхаю, не успев придумать более безопасный ответ. — Чем же? — интересуется падишах. — Вы вправду не понимаете? — хочу рассказать о том, что по его вине разрушен мой личный корабль, большая часть людей погибла, а я, разряженная, как шлюха, сижу рядом с ним. Но все это пережила не Саадет, а София Медичи. Если все это рассказать, то можно вызвать подозрения. — Простите, — я склоняю голову и прячу заплаканные глаза. — Простите мне мою дерзость — Саадет, я предпочитаю женщин, которые ложатся со мной в постель добровольно. Пока ты не захочешь, этого не произойдет, — султан невесомо целует меня в лоб и отстраняется. Я больше не чувствую его тепла и чувствую себя спокойнее. — У всех женщин в этом месте варианта два: либо лечь с вами, либо отказаться и умереть. Это не добровольно. — спрашиваю, поднимая глаза и чувствуя, как срывается голос. — Да. Если кто-то попал в этот дворец, значит, судьба ему здесь быть, Саадет. Все решено свыше. — Значит, где-то я очень сильно нагрешила, раз получаю такое наказание, — усмехаюсь сквозь слезы. — Почему ты смотришь на эту ситуацию как на кару? Может быть, наоборот, Аллах щедро одарил тебя? — султан отрывает от грозди несколько виноградин и съедает. — Ешь, Саадет. Приятного аппетита. Султан накладывает мне всего понемногу, чуть ли не кормит и почти не касается. Все, что я ощущаю, это его дыхание, когда он наклоняется слишком близко, и редкие прикосновения к рукам. Кусок в горло не лезет. Я ем понемногу, не чувствуя вкуса. Чего он ждет? Что я поем и лягу с ним в постель? — Сегодня вечером мы поужинаем и ляжем спать. Утром ты проснёшься и пойдешь к себе, — отвечает он на невысказанный вопрос. — В чем тогда смысл всего этого? Вы не хотите спать один? — спрашиваю, вытирая рот салфеткой. — И это тоже, — усмехается султан, улыбаясь уголками губ. — Ты наелась? — Да, — киваю головой. Взгляд помимо воли падает на большую кровать под балдахином. Нет, я не хочу спать с ним в одной кровати. Если он обесчестит меня, пока я сплю? Мне страшно находится с ним рядом. Вдруг я буду разговаривать во сне и выдам себя? И мне придется раздеться, чтобы лечь спать. Одежды на мне красивы и неудобны. Грудь едва не вываливается из лифа, и это доставляет дискомфорт. — Твоя ночная рубашка лежит на кровати. Я отвернусь, — и он отворачивается. Медленно, на цыпочках подхожу к кровати. Рубашка тоже белая, из чистого хлопка. Быстро снимаю с себя наряд и надеваю ночнушку. Она приятно прилегает к телу, я будто бы чувствую себя спокойней и защищенней. Я просто полежу с ним, пока он не уснет, а потом пойду к себе. Он и не услышит. — Я поворачиваюсь, — султан Мурад смотрит на меня в упор, одобрительно кивает и уходит в другой конец комнаты. — Ложись спать, я пока еще поработаю, — падишах усаживается за стол и утыкается носом в гору бумаг. Меня переиграли. Я ложусь на мягкую кровать, укутываюсь одеялом и забиваюсь в самый угол, стараясь смотреть на султана краем глаза. Борюсь со сном до последнего, но глаза будто сами собой слипаются. Почему я передумала его убивать?