Шкатулка опенула

      Зайка сидел на краю подоконника и сверлил хозяйку разноцветными глазами: левым синим, маленьким, и правым желтым, из пуговицы. Игрушка сломалась давно, лет десять назад. Пуговицу Эри пришила намертво, со старанием и на совесть. Но вот в остальном зайчонок постоянно требовал нитки с иголкой. Сейчас калека держал потертые лапки по швам, как настоящий бывалый солдат. На боку — неровный шрам, уши шиты-перешиты, а шея и плечи, кажется, состояли из ниток больше, чем из родного плюша. Куда он только не попадал! И из окна падал, и в стиральной машине крутился, и даже один раз чуть не свел счеты с жизнью в микроволновке. И ведь можно было тысячу раз выбросить. Но хозяйка, почему-то, всегда любимца чинила и оставляла. Хоть и давно выросла. Память все-таки…       — Не смотри на меня так, — фыркнула Эрика и повернулась к окну. На темном стекле, покрытом морозными узорами, отражались цветные искры фейерверков. — Мама, папа, сопли, слезы. Тысячу раз слышала! Нет, я уважаю родителей, хоть и не помню их почти, но тетя превращает их гибель в какую-то невероятную трагедию. Двенадцать лет прошло! Пора уже дальше жить. Но нет, все «прости меня» да «я виновата». И с каждым годом все плаксивее! Бабушка, вон, уже на первой минуте пустила слезу. Бабушка! Да и у меня ком в горле стоит, я же не железная все-таки…       Игрушка продолжала сидеть, чуть накренившись, словно хотела донести до человека какую-то простую истину. До человека все не доходило, и Зайка был близок к тому, чтобы махнуть пушистой лапкой, закатить желто-синие глазенки и уйти к кому-нибудь более понятливому. Девушка обиженно надула губы, ткнула зайца носком ноги и уперлась лбом в стекло. Зайка плюхнулся на бок, но не прекратил глядеть с немым укором.       — Вот только не надо давить на совесть! — цокнула языком Эри и упрямо скрестила руки на груди. — Я буду праздновать здесь, с тобой. Новый год — веселый праздник, а с тетей и бабушкой он превращается в поминки. Ты, по крайней мере, не будешь напоминать о смерти родителей. И нет, мне совсем не грустно! Просто, знаешь ли, не по себе, когда ты хочешь отдохнуть и расслабиться, а тебе в лицо пихают, что ты сирота! Вообще, чего это я перед тобой оправдываюсь! Ты — кусок плюша с набивкой. В шестнадцать лет глупо верить, что игрушка оживет и что-нибудь ответит…       Эрика замолкла, свесила ноги с подоконника и насупилась. Дурацкая привычка болтать с Зайкой — единственное, что напоминало в ней ту маленькую девочку с глупыми наивными глазами. Она выросла, она стала сильнее, сняла розовые очки и научилась рассуждать здраво. Даже белые пушистые волосы отяжелели на челке от темно-синей краски.       Двенадцать лет без родителей сильно ее изменили. Фантазиям и выдумкам — нет! Только сухие мысли, взрослые рассуждения. Вместо магии наука и логика. И каждый предмет, амулет ли то или серебряное зеркало, являет собой не более, чем обычную вещь. Ведь магии не существует. И волшебников — тоже. Как и чудес.       Жизнь у Эрики выдалась не сахар. Нет, ей, конечно, несказанно повезло, что после смерти обоих родителей она не отправилась в детский дом — но на этом ее везение и кончилось. Жить пришлось с бабушкой и тетей. А они оказались далеко не лучшими опекунами. Бабушка, в прошлом военный фельдшер, с черствым сердцем и холодным нравом. И Сондра — тут даже говорить нечего…       Игрушечный Зайка стал ее верным спутником и самым близким членом семьи. Дома, во время учебы, на досуге, он всегда был с ней. Видимо, поэтому расстаться с ним Эри так и не смогла. Ведь после той катастрофы другие дети начали ее сторониться. Девочке, взрослой не по годам, сложно найти общий язык с маленькими принцессками и феечками. Вот и приходилось болтать с плюшевым зайцем и стараться хоть кому-нибудь прийтись по душе.       К счастью после двенадцати лет проблема сказок растворилась сама собой: сверстницы все чаще обсуждали одноклассников, чем воображаемых принцев. А уж в любовь Эри верила — надо ведь в жизни во что-то верить! Да и пару лет назад к ним в школу пришло несколько новеньких, которые ничего о «странностях» Эрики не знали. Среди них девушка и нашла себе лучшую подругу. Так что Зайка постепенно отошел на второй план.       Но, все же, не исчез окончательно.       — Ну, и чего ты пялишься? Иди уже сюда, — вздохнула девушка и осторожно взяла зайчонка на руки. — Вот зачем ты мне сдался? Люблю, видимо, дурачка…       Игрушка ответила улыбкой из бледно-розовой ниточки.       — Снова разговариваешь с Зайкой?       Эри вскинула голову и глянула на порог комнаты из-под сдвинутых бровей.       Сондра скользнула в комнату бесшумно, как всегда. Неудивительно, что Эрика ее даже не заметила. Тетя и до катастрофы порой вела себя подобно мышке, а после и вовсе стала походить на привидение: бестелесное, полупрозрачное, пугающее и совершенно бесполезное. Ее образ, когда-то горячо любимый, сейчас вызывал только сочувствие и странный, идущий из глубины души, страх. Особенно в первые годы, когда ее кожа была белее снега, а под глазами неизменно лежали темные круги. Тогда-то маленькая Эри и поняла весь ужас смерти, забравшей у нее не только родителей, но и милую улыбчивую тетю.       Сейчас, по исходу двенадцати лет, Сондра почти вернулась к обычной жизни, нашла какую-то работу — на старую, в цирк или где она там фокусничала, она вернуться не смогла. Но говорила так же тихо, ходила так же невесомо, а в присутствии племянницы, кажется, вовсе исчезала. Эрика давно перестала ждать от нее внимания и участливости.       — А мы только тебя и ждем, — пролепетала тетя, приближаясь к Эри. Ноги женщины словно висели в паре миллиметров над полом. — Бабушка уже тарелки расставила, елку зажгла.       — Я не пойду, — упрямо отвернулась девушка и уставилась в окно.       На иссиня-черном небе распускались с громкими хлопками яркие цветы. В коттеджном поселке Красные Дворцы умели праздновать с размахом. Куда ни плюнь — богачи да бизнесмены, даже плевать страшно. Удивительно, как их семья еще держалась среди этих сливок общества!       — Грустишь из-за родителей? Прошу, прости…       — Ох, опять! — простонала Эри. — Я тебе уже сотый раз говорю, что в случившемся нет твоей вины. Слышишь меня? Ты. Не. Виновата. Закрыли тему!       — Ты не понимаешь. Они погибли именно в тот момент, когда я рассказывала про трюк с горящим ящиком и про чудесное спасение волшебника…       — Ну и, черт возьми, ты здесь при чем?! — Девушка спрыгнула с подоконника, схватила тетю за плечи и несильно тряхнула. Может, хоть так из нее эта дурь вылетит?! — Это простое совпадение. Мои родители не были фокусниками, и машину они специально к аварии не готовили. Они не могли выбраться. И сгорели! Все, их нет. Смирись уже!       Сондра распахнула стеклянные невидящие глаза и посмотрела куда-то вбок. Эрика обернулась, но никого, кроме Зайки, не увидела.       — Ты ведь на самом деле так не думаешь, — прошептала женщина и облизнула пересохшие губы. — Ты убедила себя, что тебе все равно на окружающий мир. На прошлое. На то, во что ты верила в детстве. Но где-то в глубине души сохранилась еще ты, ты настоящая. И ты знаешь, что я виновата.       Эрика схватилась за голову:       — У тебя уже крыша едет. И у меня за компанию! Тетя! Я на самом деле считаю, что ты ни в чем не виновата! Или, думаешь, стоило тебе рассказать про Гудини, как какая-то неведомая сила решила пошутить и убила моих родителей именно так, как ты говорила? Или, может быть, их проклял злой колдун, и его заклинание подействовало именно из-за нас? О, или это дух Гудини явился из фотографии, чтобы устроить шоу? Даже я уже не верю в сказки. Пора и тебе перестать!       Повисла зловещая тишина. В гостиной гудел новогодний концерт, а за окном бахали салюты и кричала подвыпившая молодежь, но Эрике казалось, что их — ее и Сондру — наглухо заперли в звуконепроницаемой капсуле. И весь шум превратился в белую рябь перед глазами. Уши будто втягивались вовнутрь, а биение сердца заполнило собой всю голову. Мебель отбрасывала изорванные тени, занавески трепыхались от невидимого сквозняка. Как в фильмах ужасов перед тем, как на экран выпрыгнет монстр.       — Шкатулка, — тихо прохрипела тетя, и ее голос был хуже любого монстра. — Помнишь, ты просила открыть шкатулку?       — Ну, припоминаю, — кивнула Эрика и принялась ходить по комнате, громко топая, лишь бы разбавить мнимую тишину. Ничего она не припоминала, но выслушивать пересказ того ужасного вечера не хотелось.       Сондра чуть покачнулась на месте. Болотные заледенелые глаза уставились в пустоту. Седина на русых волосах напоминала иней. Из приоткрытого рта, казалось, вот-вот вылетит облачко пара. Что же с ней стало?! Почему сейчас она больше напоминает ходячий труп, чем живого человека? Почему бабушка ничего не сделала, когда ее дочь начала превращаться в мертвую тень? Или только Эрика думает, что это ненормально?!       — Следовало тебя послушать, — еще тише засипела тетя. — Следовало открыть шкатулку.       — Думаешь, что-нибудь бы изменилось? — отозвалась Эри. Горло сковали невидимые тиски, и говорить громче стало невозможно. — Что бы там ни оказалось, я бы все равно расстроилась из-за аварии. Сомневаюсь, что у тебя там хранится альтернативная реальность, где мои родители живы!       — Нет, следовало открыть. — Сондра запустила руку в волосы, губы изогнулись в дикую ухмылку. — Прости меня. Прости, что не послушала. Ты ведь могла бы… я бы могла…       Температура вокруг словно понизилась на два десятка градусов. Эрика нервно сглотнула и сжала руки в кулаки. Откуда эти мурашки? Ха, она не боится! Тем более, когда бояться нечего.       — Ох, да не виновата ты, не виновата, — наигранно просто рассмеялась она. — Ладно, ладно, если уж для тебя так важна эта шкатулка, то пойдем, откроем ее сейчас. Хотя мне, если хочешь знать, совершенно все равно, что там.       — Да какой теперь-то в ней смысл… — покачала головой тетя и повернулась к настенным часам. До Нового года оставалось двадцать минут. — Видимо, не я должна быть хозяйкой шкатулки.       — А кто? Она же твоя. И была твоей, сколько я себя помню. — Эрика тяжело выдохнула и приобняла женщину за худые плечи. Сондре все ее доводы — что о стенку горох. Так что в их разговоре не больше смысла, чем в тетиных бреднях. — Все, давай не будем о грустном. Ты права, идем в гостиную, бабушка нас уже заждалась.       Но Сондра не сдвинулась с места и смотрела на часы. Стрелка часов медленно и неумолимо бежала по кругу. Через восемь минут надо быть в гостиной и помянуть ушедших. Сегодня знаменательная дата: ровно двенадцать лет назад, без двенадцати минут двенадцать, на обочине в паре километрах отсюда со взрывом загоревшейся машины оборвалась жизнь молодой супружеской пары. И кончилось беззаботное детство Эрики. Удивительная дата, от которой сердце сжимается в комок.       — Теперь она твоя, — разорвала плотную тишину Сондра.       — Что?       — Шкатулка. Она теперь твоя. Подарок.       Девушка от удивления забыла, как дышать.       — Ты даришь ее мне? Зачем? Она мне совсем не нужна, поверь. И я знаю, как тебе дорога эта вещь, я не могу ее взять.       — Нет, забирай. Ты распорядишься ей так, как надо. И тем, что внутри — тоже.       — Мне неинтересно, что внутри, тетя. Письма, деньги, булавки — все равно, — вздохнула Эрика. — Пойдем к столу. Мы должны быть там, когда… ты сама знаешь.       За окном снова загрохотали праздничные взрывы. Задребезжали стекла в окнах, даже пол, казалось, пошел волнами. Зайка упал с подоконника и завалился под батарею.       Тетя Сондра окинула безжизненным взглядом комнату племянницы, закрыла глаза и тихо простонала:       — Что-то мне нехорошо…       — Нехорошо? — перепугалась Эри. — Может, тебе прилечь? Принести воды? Или ромашкового чая? Давай доведу тебя до комнаты. Тебе нужно отдохнуть, сегодня — тяжелый день.       Сондра кивнула. Эрика взяла ее под руки и, приобняв, направилась к спальне. Не то, чтобы Эри действительно боялась за тетю из большой любви — но простая человеческая солидарность в их отношениях еще оставалась.       Тетя двигалась неспешно, как пленник, идущий на эшафот. Уже возле самой двери женщина остановилась и положила худые ладони племяннице на плечи. У Эрики от ледяного прикосновения промчался холодок по спине.       Минуту они молчали. Сондра порывалась что-то сказать: открывала рот, затем закусывала губу, переминалась с ноги на ногу. Но, видимо, все никак не решалась.       — Что? — не вытерпела Эрика.       — Ни… ничего.       — Если хочешь что-то сказать — говори. Пожалуйста.       — Эрика, Эрика, — покачала головой женщина и усмехнулась, по-доброму, без тени злобы. — Есть в мире много вещей, которые ты можешь открыть, но мой рот к ним не относится.       — Прошу, хватит говорить загадками, — взмолилась девушка. — Тебе что-то нужно? Еда? Вода?       — Нужно. — Она повернулась к двери и осторожно надавила на ручку. Но дверь открывать не спешила. — Нужно. Я не знаю наверняка, что подкинет нам будущее. Не знаю, смогу ли я еще когда-нибудь с тобой поговорить так… откровенно. Но я хочу, чтобы ты поняла одну вещь.       Эрика вздохнула и скрестила руки на груди. Ну вот, опять нравоучения. Но тетю она знала прекрасно — лучше пару минут с умным видом покивать, чем пытаться отделаться.       — Я очень внимательно слушаю.       — Да-да, слушай внимательно, — пробормотала Сондра и посмотрела на племянницу, словно в последний раз. — Прости, что я молчала все это время. В твои годы я бы злилась и ненавидела весь мир. Но, возможно, со временем ты поймешь меня, как я поняла твою бабушку. — Она облизнула пересохшие губы. — Тебя ожидает совершенно новая жизнь, Эрика. Но какой она выйдет, зависит только от тебя. Все будет зависеть от тебя. Как двери, которые ведут именно туда, куда желаешь ты. В тебе сокрыта великая сила, Эри, но она заперта. И этот замок будет первым, что ты откроешь. Сложный замок. Ведь самые сложные замки на себя вешаем мы сами…       Девушка нахмурилась:       — У тебя бред. Наверное, простудилась. А я говорила, не стоит тебе каждую ночь открывать окна нараспашку, особенно зимой! Иди-ка в кровать, хорошо? А я принесу горячего чая и каких-нибудь лекарств. Или отваров бабушкиных.       — Нет, не уходи, — воскликнула тетя, даже подскочила на месте, но ручку двери так и не отпустила. — То, что я скажу, очень важно. Прошу, выслушай меня! У нас мало времени. Сейчас, Эри, я просто… подберу слова и…       — Мало времени, какая-то сила… Ты либо перебрала с шампанским, либо с фантастическими романами. Или же тебе действительно плохо. В любом случае, тебе стоит отлежаться, — заявила Эрика и подалась вперед с явным намерением открыть дверь.       Но Сондра встала у нее на пути. Женщина вцепилась в ручку побелевшими пальцами, уставилась на племянницу мутными, бешеными глазами и затараторила, как умалишенная:       — Инсивы никогда не допустят, чтобы канноры обрели опенула. Они нашли меня спустя столько лет, а значит, ты тоже в опасности. Я постараюсь задержать их, уничтожить их опенула, но они найдут ему замену. Ляры помогут, если канноры не возьмутся за Тремальский список — иначе они в тебе опенула не признают. Верь сыну Вирта, он предупредил меня. И беги от людей с желтыми камнями, прошу, Эрика, беги…       Эрика через силу пробралась к двери, распахнула ее и впихнула Сондру вовнутрь. Женщина отшатнулась на середину комнаты и растерянно замотала головой из стороны в сторону. Эрика могла бы помочь ей дойти до кровати, но вид тети ее повергал в ужас. От пустых невидящих глаз по телу проходили электрические разряды, и мелко дрожали колени. В таком состоянии Сондра могла сделать, что угодно. Даже наброситься с ножом или задушить голыми руками.       Эри волновалась за тетю, но за свою жизнь она волновалась больше.       — Отдохни, пожалуйста, — бросила через плечо девушка, вылетела за порог и громко хлопнула дверью. Через несколько секунд еле слышно щелкнул замок — Сондра заперлась изнутри.       Когда дыхание выровнялось, а сердцебиение успокоилось, Эрика отцепилась от двери и, все еще покачиваясь, поковыляла в гостиную. Тетю Сондру она любила вынужденной родственной любовью: самый близкий человек после бабушки, как-никак. Но порой тетка ее пугала. Сегодня — далеко не первый случай.       Еще в детстве, когда Эри переехала в особняк из родительской квартиры, Сондра иногда ни с того ни с сего начинала избегать племянницу, шарахаться от нее, запираться в комнате. А после могла сгрести девочку в охапку и обнять до хруста костей. Уж на скачки настроения Эрика давно перестала обращать внимание — секунду назад тетя смеялась и шутила, а теперь утирает горькие слезы. Ко всем причудам родных людей рано или поздно привыкаешь. Хотя, и родной-то тетю уже можно было назвать с натяжкой: чересчур сильно она изменилась.       В гостиной за столом, ломившимся от тарелок с нетронутыми угощениями, одиноко сидела бабушка Лия. Она, как и полагается бабушкам, вязала, изредка поднимала глаза к экрану телевизора и тихо хихикала какой-нибудь шутке ведущего.       Лия — бабушка со стороны тети Сондры и мамы — стала опекуном Эри после смерти родителей. Не Сондра, что странно, а пожилая молчаливая старушка. Насколько Эрика знала, тетя сама отказалась от опекунства. Но девушка не обижалась. На больных людей вообще не обижаются. Да и бабушка, с родительским и военным опытом, наверняка лучше знала, как воспитать ребенка.       — Тетя неважно себя чувствует, — громко сказала Эри и плюхнулась на кресло. — Она заперлась в комнате. Наверное, стоит начать без нее?       Бабушка внимательно посмотрела на внучку, пару раз моргнула, словно осмысляя сказанное, и бодро закивала. Эрика, получив немое разрешение, тут же вскочила и принялась наполнять тарелки и фужеры. Из-за приготовлений она не ела с самого утра.       — Без двенадцати, — вдруг прохрипела бабушка, откладывая вязание.       Эрика чуть не уронила бокал. Поставила бутылку на скатерть, медленно опустилась в кресло и уперлась взглядом в пол. Минута молчания уже стала семейной традицией. Странной и скорбной… Хотя, все правильно: какая семья, такие и традиции.       «Девять, десять, одиннадцать…» — считала девушка про себя секунды. Время как обычно тянулось слишком медленно.       В коридоре что-то оглушительно грохнуло, пол под ногами дрогнул, дыхание на мгновение перехватило. У Эрики сердце в пятки ушло.       «Это тетя Сондра дверью хлопнула, — попыталась успокоить себя она. — Оправилась и вышла к нам праздновать. Вот сейчас зайдет, сейчас…»       Но никто не зашел. И по истечению трагической минуты — тоже.       — Бабушка! — крикнула Эрика. — Ты слышала, что-то бахнуло? Громко, даже стены ходуном заходили.       Бабушка Лия непонимающе помотала головой. Неудивительно, старушка была туга на ухо. Но неужели она совсем ничего не заметила? Казалось, что землетрясение началось!       Эри вышла в коридор — пусто. Подошла к двери тетиной комнаты и дернула — заперто.       — Тетя Сондра, — постучалась Эрика. — Тетя, у тебя все хорошо?       Молчание. В любом случае, обычный обморок такой грохот бы не создал. Да даже упавший шкаф был бы тише!       «Наверное, просто захлопнула дверь покрепче. Или петарда у соседей взорвалась», — решила она для себя. Но на всякий случай проверила и другие двери, в том числе и входную. Даже рамы окон осмотрела. Все наглухо закрыто.       — Не воры — уже хорошо, — пробубнила под нос Эрика и возвратилась в гостиную.       Через пару минут на улице с двойным упорством закричали «Ура» весельчаки, в десять раз сильнее загромыхали салюты, зазвенели двенадцать новогодних ударов. Эрика залпом выпила шампанское и откинулась на спинку кресла.       Праздничного настроения как не бывало. Может, из-за отсутствия тети, может из-за дурацкого взрыва, а может, просто потому, что Новый год последние двенадцать лет для нее — совсем не веселый праздник.       По телевизору продолжился концерт, бабушка вновь принялась за вязание. Все скучно, рутинно, но как-то не так. Эри все не могла избавиться от ощущения, что что-то случилось, и это что-то — очень важное. Сначала тетя несла околесицу про шкатулку, о которой не вспоминала долгие годы, потом странный шум. Все — словно части одной мозаики, но такой запутанной и мудреной, что на помутненную пузырьками шампанского голову с ней не совладать. Завтра надо будет обязательно со всем разобраться. Поговорить с тетей Сондрой; может быть, даже открыть дурацкую шкатулку, чтобы не мучить ее и себя.       Эрика зевнула. Но все завтра, завтра. Праздник-не праздник, а время уже позднее. Кутить всю ночь Эри не планировала. Да и в любом случае бабушка бы не разрешила.       Эрика немного погипнотизировала телевизор, потянулась, пожелала бабушке спокойной ночи и зашагала обратно в спальню. Только в коридоре на мгновение задержалась — в темном углу, рядом с дверью возле тетиной комнаты, блестел маленький осколок. Желтая стекляшка или неровный камешек, будто светящийся изнутри. Странно, что Эрика не заметила его раньше. Она огляделась. Нет, рядом ничего желтого и надломанного нет. Тогда откуда это?       Девушка подняла находку и осмотрела. Внутри и правда словно переливалась искорка, и даже в тени камень сиял мерцающим желтым светом. Эрика зачарованно вгляделась в глубину осколка. Что-то в этом свете одновременно пугало ее и притягивало. Завораживало.       Эри очнулась от странного наваждения и сунула камешек в карман джинсов. Может, осколок выкатился из спальни Сондры? Он достаточно мелкий, чтобы проскочить в зазор между дверью и полом. Надо будет вернуть. И заодно спросить, от чего он…       Но нет, решила завтра — значит, завтра. И со странными камешками разберется тоже. С такими мыслями Эрика направилась спать.       А осколок продолжил переливаться под плотной тканью и приятно греть кожу через карман, как настоящее живое существо...