Сердце рыскаря

      … Под острым лезвием ножа рыбья чешуя снималась легко, золотистые чешуйки оседали на лезвии, будто крохотные осколки перламутровых раковин-двуусток. Один бок, другой – придерживая тушку пучеглазого пузатого окуня за хвостик, Тарна ловко очищала рыбешку, что по утру притащил мальчишка из становища, всего пару недель назад раскинувшегося в соседнем распадке. Пять шатров – немного для одной общины кочевников. По словам старейшины – весьма почтенного, убеленного сединами мужа, - их род прежде обитал у самых краев северных отрогов, вблизи побережья, там, где покрытый льдами океан частенько накрывал собой сушу. Там был их дом, их кров; там покоились кости предков. Священная родина! Но что-то случилось, - что-то страшное, что заставило их покинуть обжитые уделы, и отправиться в поисках новых земель. Племя Банук, многочисленное и крепкое, никогда не чинило препятствия своим сотоварищам. Земля была общей, единой. И все же всяк род тяготел к своей вотчине, к месту, в котором царствовал покровительствовавший им Дух.       Становище это было временным. Судя по словам старейшины, путь их лежал на восток, в долину. Там, вблизи от границ карха, они рассчитывали обрести новый дом и родину. Что ж, такова судьба кочевников! Верно, духи предков прогневились на них, вынудив оставить насиженные места. Возможно, дичи стало меньше, и голод стал причиной поспешного бегства? Старейшина молчал, равно как и его соплеменники.       Тарна сама наведалась к ним, заприметив струившийся из-за перевала дым. С соседями, хоть и временными, стоило знаться. И вовремя: у одной из женщин случились затяжные, трудные роды. Ребенок был слишком крупным, а роженица – истощена и измучена долгим переходом: ехать верхом на бегуне ей было неудобно, а пешком – и вовсе несладко. И это при том, что все Банук с детства были приучены к трудностям. В суровых, не избалованных природой, краях жизнь требовала с самых малых лет выносливости, закалки и готовности яростно сражаться за свою жизнь. К сожалению, здоровье давалось не каждому, и потери были неизбежны. Не подоспей знахарка вовремя – беды было бы не миновать.       Однако на сей раз все завершилось успешно. Не смотря на долгую битву, младенец – крепкий бутуз – закричал сразу, жадно уцепившись за тощую материнскую грудь. Еще одна жизнь затеплилась на небосводе. Что ждет тебя, малыш? Встанешь ли на ножки, изготовишь ли свой первый лук? Или станешь, как твой средний брат, удить из горных рек рыбу, чтобы делить радость добычи с родными и близкими?       А все ж таки приятно, когда в плетеной корзинке плещется с десяток упитанных рыбешек! Можно прямо перед домом развести костер, да пожарить их до хруста, или запечь в углях. Хоть и больше в тех рыбешках костей, чем мяса, - но зато каков вкус!       Руки ее сплошь были облеплены чешуей. Стояла середина июля – самое жаркое и благосклонное время года. Уже в августе тепло смело пойдет на спад, обернувшись промозглым холодом, а затем и вовсе нестерпимой стужей. Вновь примутся выть ветра, неся одну за другой мрачные снежные бури. Снова придется доставать с чердака снегоступы, и, подобно неуклюжему бурдюку, брести наощупь в белой круговерти…       А пока можно отдохнуть, и, подставив спину солнцу, как следует погреться.       Наблюдатель, как всегда, устроился рядом, осторожно перенеся вес тела на здоровую ногу. И все-таки он уже не походил на прежнего калеку: заботливо сшитые мышцы разорванного бедра зажили, образовав аккуратный, плотный жгут, крепления которого предполагалось соединить с направляющими протеза. Вопреки опасениям, ей удалось довольно быстро найти датчики на спине машины и успешно их отключить, благодаря чему сама операция не доставила ее подопечному ни малейшей боли. Разумеется, ходить он пока не мог, однако мучительные ощущения исчезли. Тарна помогала ему передвигаться на небольшие, измеряемые считанными шагами, расстояния, подставляя под широкую грудь механизма плечо, так, чтобы он мог аккуратно перепрыгивать, опираясь на здоровую конечность. Вот и сегодня она помогла ему устроиться на расстоянии вытянутой руки от себя, чтобы он мог видеть ее и слышать каждое слово. Она уже знала о том, что машина каким-то образом запоминает все ее разговоры, пытаясь повторять отдельные слова или короткие фразы и требуя конкретного примера фактически на каждое слово. Мышление рыскаря казалось ей абсурдным. Временами Тарна ощущала абсолютную растерянность: как понять его? Как разобраться в том, что он требует от нее?       Несомненно, лишь крайняя нужда могла толкнуть осторожного разведчика на подобный шаг. Можно было подчинить бегуна, ленторога, дуголоба, и многих других машин, не отличавшихся повышенным интеллектом, доверчивых и наивных. Но рыскари были иными: небольшой, по сравнению с другими машинами, рост и отсутствие какого-либо серьезного вооружения они компенсировали умом, способностью к анализу и построению логической цепочки. Они были регулировщиками процесса терроформирования, они буквально головой отвечали за подопечных машин, и частенько жертвовали собой ради сохранения группы. Возрождать природу и, одновременно, познавать мир, жадно поглощая каждую крупицу информации – таковой была их прямая задача. И раненый рыскарь пользовался своим положением, стараясь максимально наполнить свою видео- и фонотеку. Занятая чисткой рыбы, Тарна нет-нет, да посматривала на своего спутника. Начищенная броня машины блестела на солнце; ни пылинки, ни царапины. На месте пробоины красовалась пусть несколько кривоватая и грубо выкованная, но надежно прикрученная болтами заплата. Денуку пришлось хорошенько потрудиться, устанавливая ее.       Склонив голову на бок, Наблюдатель, - так, теперь уже знала Тарна, звали ее рыскаря, - внимательно следил за снующим в ее руках ножом.       - Смерть. Жизнь. Как совместить?       Голос его звучал для человеческих ушей странно и своеобразно. Он казался низким, стрекочущим, словно птичья трель, и в то же время начисто лишенным каких-либо эмоций.       Суждения его не были плавными и гибкими, как у людей; скорее, они представляли собой подобие лоскутного одеяла, где каждое действие или предмет занимали ровно одну ячейку. Как Тарна ни пыталась, - до конца понять принцип мышления рыскаря никак не могла.       Не отрываясь от работы, она пожала загорелым плечом:       - Хочешь знать, почему мы едим мертвых животных, чтобы выжить?       - Жизнь – сущность. Смерть – пустота. Отсутствие энергии. Нет энергии – нет жизни. Жвачник – почва – минерал – энергия – жизнь. Люди - смерть – жизнь. Как?       - Не знаю. – Воткнув нож в столешницу, и сполоснув руки в бочке с дождевой водой, Тарна опустилась возле рыскаря на траву, машинально отмахнувшись от зудевшей в жарком воздухе мошкары. – Ты задаешь слишком сложные вопросы. Люди всегда так жили. Мы не можем есть камни или песок, а огнежар для нас - сущая отрава. Нет, конечно, мы употребляем в пищу травы и коренья, но без мяса или жира прожить нам нельзя. Таковы законы жизни. Мы ведь, когда умираем, сами становимся пищей для новой жизни.       - Природа. Жизнь. Машина. Смерть. Падальщики. Котел. Природа. Жизнь. Круг.       - Вы просто другие… - Вздохнув, Тарна осторожно опустила руку на голову рыскарю. Тот притушил оптику, позволив ей тихонько поглаживать выступающие детали. Нагретый солнцем, металл казался раскаленным, однако Наблюдатель будто вовсе не замечал этого.       – Понимаю, почему вы ненавидите нас. Вы растите цветы и животных. Мы – убиваем. Потому-то вы и считаете нас врагами. Но пойми, не мы это выбрали! Нас такими создали боги.       Рыскарь не ответил; лишь как-то совершенно по-человечески горько вздохнул. Струя раскаленного воздуха из воздуховодов невольно обожгла кожу предплечья.       - Эй… да ты так совсем расплавишься! Давай в тень?       - Ответ отрицательный. Здесь. Пребывание. Необходимость.       - Вот упрямый какой. Ну, как знаешь. Ничего, скоро Денук работу закончит; сам бегать будешь.       На самом деле, Тарну серьезно тревожило стремление Наблюдателя ежеминутно быть рядом с ней. Одиночество, даже кратковременное, он переносил стойко; и, в то же время, при первой же возможности выражал настойчивое желание быть с ней, подчас не взирая на очевидный дискомфорт. Все чаще она задумывалась о том, что будет, когда он обретет возможность ходить.       Сыновья жестко настаивают на его возвращении в природу. Как она ни пыталась их уговорить, убедить - все было в пустую... Рыскарь – не ленторог; никогда он не станет послушным слепым рабом или животным. Стало быть, даже простое пребывание рядом с ней несло в себе потенциальную угрозу. Банук известны были случаи, когда даже абсолютно прирученные машины сходили с ума, калеча и убивая своих хозяев. Так что Денука и Ханнаха можно было понять.       И все же, все же…       Что, если он не пожелает уйти сам? Они погонят его, как скот, прочь? Сможет ли вообще выжить, с его слабой ногой? Тулл не рискнул возвращать в природу спасенного им копьерога. Имеет ли она право отправлять Наблюдателя на верную смерть?       - Руки. Холод. Причина? – Мысль о скором расставании почему-то заставила Тарну не на шутку разволноваться, что не укрылось от ее подопечного.       - Ничего. Просто задумалась. – Она попыталась отогнать тревогу. В конце концов, это всего лишь машина. Да, умная. Говорящая. Но и только.       - Падение температуры. Опасность. – Механический стрекот звучал все так же ровно, констатируя очевидное. – Сущность. Страх. Причина. Знание. Потребность.       - Я пойду… окуни ждут. Протухнут еще… - Поднявшись с колен, она вернулась к столу.       - Сущность. Ответ. Необходимость.       - Нет никакой необходимости. – Нож в пальцах дрогнул. – Нет, и быть не могло. ……………………………………       Непонимание. Темная, липкая, непреодолимая завеса.       Наблюдатель стремительно форсировал наполнение информационных каталогов.       Изображения из банка фототеки предметов совмещались с аналоговыми значениями – бесценная возможность, подаренная Матерью. Для жвачников и прочих механизмов-функционеров предмет и цвет оставались различными, не объединенными в единое целое, понятиями. Круглый красный мяч для них мог быть только круглым предметом, и отдельно – размытым красным пятном.       Рыскари же получили возможность долгосрочного хранения информации и свободного обращения к каталогам, равно как и к самостоятельному построению задач.       Помимо создания нового каталога, его система записывала и анализировала все поступавшие извне сигналы, помогая выстроить долговременный ситуационный прогноз.       Боль больше не мучила его, и, если информация, полученная от самочки, верна, – в ближайшее время он сможет восстановить функцию передвижения.       Однако последний факт все сильней вызывал беспокойство.       С вероятностью 85% восстановление хождения приведет к вынужденной необходимости покинуть спасшую его самочку. Разлука же неизбежно приведет к информационному и эмоциональному вакууму. Примитивные технологии людей не позволят в точности восстановить утраченную конечность; стало быть, возможность атаковать в случае обороны падает до крайней низкой отметки, что влечет за собой неблагоприятные прогнозы по выживанию. Более того: учитывая его состояние, ему никогда не подключиться к рабочей группе; он – лишняя, ошибочная единица в организме управления.       Сухие прогнозы, четкие и точные.       Несомненно, самочка понимала это. В условиях возможной дезактивации смысл действий по восстановлению его функциональности был равен нулю. Несомненно, самочка исполняла свой долг; и, тем не менее, она не могла не понимать всю абсурдность ситуации.       Он мог попытаться вновь установить с ней аудио-контакт. Однако самочка избрала тактику избегания, тем самым признавая собственное бессилие. Он слышал ее разговоры с сыновьями. Несомненно, мнение половозрелых самцов для нее значило куда больше несущественной механической сущности под именем Наблюдатель -6192. ……………………………………………….       Минуло шесть дней.       С момента их последнего разговора Тарна так и не решилась заговорить с рыскарем.       Ни к чему оно. Пусть остается простой молчаливой машиной. Духи привели его к ней – духи и заберут. В конце концов, свою работу она сделала, а там уж дело за ним. Выживет – хорошо, а погибнет – судьба, значит, такая.       Занимаясь привычными делами, она ожидала Денука с мрачной решимостью. Рыскарь, казалось, все понимал; он почти перестал реагировать на нее, равнодушно созерцая стену. Все было решено. Настоять на своем – значило для Тарны разорвать отношения с родом. Законы племени были едины для всех. Она не шаман, она не знает всех этих заклятий, чтобы одурманивать механизмы. Так пусть уж будет по совести… Выживает сильнейший, и будет на то воля Великого Духа Машин – подарит и ее рыскарю жизнь.       ..Да ведь она же боится! Боится, потому что судьба его – тут вот, у порога, и зависит лишь от нее самой… Боги, верно, решили сыграть с ней злую шутку, подсунув ей выбор, на который она никак не могла повлиять.       Пару раз она уходила в становище. Сейчас, летом, оно почти опустело – кочевники свернули шатры, переместившись южнее. Одна она осталась, хоть всегда уходила вслед за всеми. И осталась-то из-за Тулла – да вот этого механизма.       Ничего, скоро все забудется. Стерпится. Вновь наступит зима, за ней – оттепель… Жизнь пойдет своим чередом, привычным и монотонным.       Не будет только одного – ее нелепого собеседника.       «Проклятье! Совсем одичала я, верно… Замуж надо идти, пока совсем крышей не тронулась» - чертыхнувшись, Тарна с отчаянием и болью ударила кулаком по столу. – «Совсем в сопливую девку превратилась. Довольно!»       …Но день настал.       С утра Денук принес сверток – готовый протез.       Ворча под нос, одел пружину на штырь направляющей бедра машины; сам соединил клеммы, сам затянул болты креплений.       Повинуясь программе, рыскарь встал. Сперва – по-привычке опершись на плечи Тарны, а затем – сам, осторожно пробуя ногу.       Со стороны протез казался грубой, карикатурной пародией на живую конечность – слишком прямой, неровно выкованный, с вмятинами от молота, он мог служить лишь опорой, но никак не был способен передавать усилие при беге. На прежних ногах рыскарь мог прыгать; протез же давал возможность ковылять, да и только.       - Сынок… - Тарна с разрывающимся сердцем смотрела на неуверенно кружащего по двору Наблюдателя. – Сынок… Не выжить ему… Быть может, все же?..       - Мы уже говорили об этом. Довольно. – Кашлянув в кулак, кузнец пошел открывать ворота.       Наблюдателю объяснять не пришлось.       В последний раз он обернулся, последний раз бросил взгляд на Тарну, навсегда сохраняя в картотеке ее образ. Впереди, за узкой каменистой полосой, шумел лес. Испустив долгий протяжный скрип, рыскарь кое-как проковылял к опушке, и скрылся из виду.       - Ну вот. А ты говорила… - Крякнув, Денук навалился на балку. - Это ж дикарь. Хорошо, гнать не пришлось, сам сообразил. Вот что, мать, - забор тебе поправить-то надо. Пока земля оттаяла. Ребят своих попрошу – живо сделают. Слухи ходят, на севере неспокойно стало. Шайки потянулись, на юге-то хвост им прищемили – так у нас решили пригреться. Ты осторожней, мало ли… Стрел тебе оставлю, пращу тоже – пусть будет. И далеко не забредай. Продуктов привезу. И да – со свадьбой повременим пока. За деньги поклон тебе, но пока пусть полежат. Предчувствие у меня плохое.