Объятия Нью-Йорка

Август помог мне разобрать вещи, привезенные за пару заходов из офиса. Несмотря на то, что я проработала в журнале лишь год, барахла скопилось море. Да и бюрократия, связанная с увольнением, заставляла валиться с ног. Мардж до сих пор со мной не разговаривала. И я даже знаю почему: недавно я видела те самые фотографии с вечера в каком-то интернет-издании, но сразу же закрыла ссылку — не хотелось снова сыпать соль на рану. Я молчаливо благодарила Августа за отсутствие вопросов по поводу отношений с Киану. Наверное, он понимал, что сейчас у меня и так не очень приятный период в жизни. Постепенно я начала зарабатывать продавая свои многочисленно накопившиеся статьи на биржах копирайтинга и всего лишь за неделю вышла на некоторые газеты, для которых писала небольшие очерки. Мои рецензии на фильмы пользовались популярностью, поэтому я решила немного сменить свое направление деятельности. Уже как три дня я постепенно осваивала историю кино и обогащала свои извилины огромными порциями о создании полнометражек. В мыслях даже появилась идея пойти в университет на это направление, но я сразу же ее откинула. Сейчас нужно лишь освоиться в новой жизни. Мне нравилось работать на дому. Свободный график не предписывал никаких обязательных действий, поэтому мой день не ограничивался схемой дом-офис-дом, как прежде. Я стала больше выходить в люди. Уже даже два раза сходила с друзьями с факультета в бар. Я менялась. Пару раз у меня случались приступы ночью, как прежде. Но холодный душ и музыка помогали справиться. Кошмары перестали сниться, теперь я могла не видеть сны. Видимо внутри произошла какая-то блокировка, и я больше не мучилась от непонятных картинок. Конечно, от мыслей о Киану так просто не избавиться, как от кошмаров. Ностальгии ради, я иногда вспоминала день, когда мы сидели в гостиной, пили вино и рассказывали друг другу истории из жизни. Наверное, именно тогда мы и сблизились, и я впервые почувствовала себя живой. Сейчас, я не готова говорить, что не жалею о своем выборе. Покинуть его в палате было глупой идеей, ведь в Нью-Йорке о нем некому позаботиться, кроме как коллегам, если они еще не уехали на съемки других фильмов. Я лишь знала, что так я откажусь от своей последней слабости, сделаю себя сильней, и наконец начну жить, как хотела. Но грусть, накатывающая по вечерам, когда я в очередной раз просматривала классику кинематографа, дабы развиться в нужном направлении, ни с чем не сравнится. Сердце и правда сильнее сжимало от осознания, что мы могли лежать рядом и наслаждаться фильмом. Заглушала я ее большим количеством апельсинового сока. Только теперь, к сожалению, у меня аллергия на цитрусовые. Еще я грустила по поводу Мардж. Недавно, когда я ездила в офис за новой порцией документов, мы встретились в коридоре. Ее сухое «привет» и «я узнала, что ты уходишь» больно резануло мое и так хрупкое сердечко. Она казалась отстраненной и холодной, такую ее еще никто никогда не видел. Август даже проговорился мне, что эти две недели он боялся к ней подходить. По его словам, она даже переехала в другой кабинет, чтобы не видеть мой стол. Неужели она так зла на меня? Да, конечно, Киану — ее самая сильная любовь, но иногда нужно вырасти из возраста, когда ты ревнуешь своего кумира ко всем и вся. С другой стороны, я ее понимала, для нее мое поведение выглядело как предательство, ведь я соврала, что поехала домой. И контекст фотографий — мы заходим вдвоем с Ривзом ночью к нему — не особо радовал перспективами для Мардж. Если бы я только могла все тогда рассказать, я бы обязательно ей раскрылась. Квартира оплачена на пару месяцев вперед, так что съезжать я не собиралась. С таким количеством денег в кармане, иногда не хватало на лишний рулон туалетной бумаги, но я держалась и надеялась на лучшее. И мое шестое чувство подсказывало о возможном успехе на новом поприще — критике. Но в середине второй недели появились кошмары. Вновь и вновь я просыпалась в холодном поту и бежала в ванную. И так могло продолжаться пару раз за ночь. В них я падала с обрыва, и пока я летела навстречу холодному океану, в котором отчетливо виднелись острые вершины подводных скал, все близкие мне люди пролетали мимо и исчезали в пучине. И среди скопления лиц моей семьи, друзей детства и бывших коллег, я замечала Киану. На мгновения наши глаза встречались, и он с громким всплеском падал в воду. И лишь только я касалась одной из таких каменных иголок, меня выбрасывало в реальность. Пару лет назад психотерапевт прописал мне таблетки, которые помогли на какое-то время справиться с ночной истерией, но пропив курс, я не почувствовала никакого результата. Только лишь утром стало сложнее вставать. Я бросила всю эту затею. Мне еще нужна моя печень. Мне было очень плохо, я ревела в подушку, и не знала, что делать. В одну такую ночь я не выдержала и позвонила Мардж. — Ало… — в ее сонном голосе чувствовались нотки раздражения. — Прости меня. — я еще сильнее разревелась, услышав, какая реакция последовала на мой звонок. — Мардж, прости меня, пожалуйста. — она опешила и замолчала на пару секунд, но затем в привычной ей манере, с удивлением спросила: — Хейзел, ты плачешь? Что случилось? Скажи где ты, я выезжаю сейчас же. — в трубке послышался громкий шорох одеяла. — Нет, не надо, я сейчас дома. Просто… Просто я… — и новая порция слез заставила замолкнуть. — Хейзел, я давно уже тебя простила, было бы еще за что. Я уже собираюсь. Чувствую, нас ждет долгий разговор. Через полтора часа дверной звонок оповестил о прибытии Мардж. Дверь с грохотом открылась, и только она успела переступить порог, как я повисла на ее шее. От неожиданности она пошатнулась, но успела меня подхватить. Тоненькие ручки сомкнулись на спине, и я решила выплеснуть оставшиеся сопли и слезы в ее плечо. — Ну все, все успокойся, а то затопишь квартиру. Ты и так теперь ненадежный плательщик без постоянной работы, еще и арендодателю придется с потопом справляться. Вышвырнет — к себе не пущу! — за это я и любила Мардж, она может заставить улыбнуться даже в самую сложную минуту. Мне стало намного легче, когда я начала пересказывать последние два месяца. Пока она заваривала нам чай, я рассказывала об интервью, о шарфе, о телефоне, о машине, о нашей встрече на вечеринке. Она вставляла забавные комментарии, и в целом была дружелюбна. Но лишь стоило начать говорить о больнице, ее выражение лица поменялось. Она резко сжала кружку, и нахмурилась. Ее руки напряглись, костяшки пальцев побледнели. Большим пальцем я потерла себе глаза. Мне не хотелось снова плакать, но по-другому не получалось. — Мне позвонили ровно в полночь. Я не знала даже, что делать. Создавалось ощущение, что это все розыгрыш, и Киану на самом деле спокойно спит у себя в квартире. Когда я приехала… Мардж, я в жизни так не волновалась. У меня поджилки тряслись, когда я заходила к нему в палату, ожидая увидеть нечто в синяках и гематомах. Но он выглядел вполне сносно, только царапина на виске и пара ранок. — Мардж явно полегчало. — Никогда я еще не испытывала злость, радость, смущение одновременно. Я буквально бросилась к нему, потому что не могла сдерживаться. А потом… — Потом? — она с интересом посмотрела на меня и отхлебнула чай. — Потом ко мне опять полезли те мысли. Ну, они и раньше появлялись, конечно же, но тогда я чувствовала все в удвоенном варианте. Он держал меня за руку так нежно, так искренне, он был будто беззащитный ребенок. Я растерялась. Наверное, я поступила как идиотка. — Почему? — Ты скажешь, что я эгоистка. — Мардж с громким стуком поставила кружку на стол и хлопнула в ладоши: — Я никогда бы так не сказала. Я здесь не для того, чтобы осуждать тебя. Лучше рассказывай все, как есть. — она кивнула и прижала ладошку к щеке. — Я оставила его лишь только потому, что боялась услышать ответа на вопрос, который так и витал в воздухе тогда. Либо мне все показалось, и он звучал только в моей голове. Я боялась строить новые отношения после стольких неудач, Мардж. Сколько раз мне разбивали сердце? — я грустно опустила голову, но сразу же взяла себя в руки — А здесь все усложнялось еще и его популярностью. Сейчас я понимаю, что просто искала причины уйти тогда, мол не получится у нас ничего, я ревнивая, да и не мастак в отношениях на расстоянии. Просто так долго размышляя на эту тему, я наконец-то решилась побыть честной, и открылась эта большая правда. — А теперь? — Что теперь? — ее внимательные глаза изучали мое лицо, пытаясь отсканировать каждый мой жест, каждую мимолетную эмоцию. Из нее так и шла эта энергия уверенности, она на все сто процентов знала, что доведет этот разговор до логического конца, и сейчас я ждала именно ее совет. — Теперь ты не боишься? — я задумалась. Если вернуть время назад, я бы осталась вместе с ним, в палате. Неопределенность — другая проблема. Уверена, заночевав в больнице, на следующий день поползли бы слухи. Только я бы не ревела, как Алиса из Страны Чудес, а на самом деле ощущали бы себя счастливой. — Теперь… — остановившись на секунду, я на выдохе произнесла, — Теперь я не боюсь. Мардж улыбнулась. Розовые щеки озарили две милые ямочки, и она откинула волосы за плечи. Она всегда так делала. когда одерживала победу. Да, я тоже одержала победу. Над самой собой. — Так чего же ты ждешь? — воскликнула она, привставая со стула. — Ему одиноко после выписки, поезжай к нему утром, купи продуктов, побудь немного заботливой мамой. Путь к сердцу мужчины лежит через желудок! — она долила темную жидкость ко мне в кружку и поставила чайник в раковину. — Но как? Ворваться к нему в квартиру и сказать «привет, Киану, я передумала?». — Поверь, он не дурак, он точно подготовился к твоему приходу. — она подмигнула мне и вышла в коридор. Почему советы Мардж никогда не отличаются проработанностью в плане действий, но всегда так убедительны? Мы проговорили до самого утра. В десять часов она уехала, пожелав удачи и пообещав оставаться на связи. На улице бушевала метель. Мелкий снег падал на дорогу и кружил на поверхности в сумасшедшем танце. Маленький мальчик в синей курточке, перебегая дорогу, помахал мне рукой, видимо перепутав с кем-то из родителей. Парк заполняли веселые дети, играющие на горках и лепящие снеговиков. Близилось Рождество. Скоро к ним придет Санта-Клаус и подарит новые игрушки, запах имбирного печенья пропитает весь дом, а елочные шарики будут блестеть от яркого переливания гирлянд. Наверное, самое время вновь поверить в новогоднее чудо. Машины заполняли улицы. Пробка на Бруклинском мосту заставила постоять минут сорок, прежде чем я въехала на Манхэттен. Город вновь бежал, энергия, бурлящая в нем, никогда не остывала. Словно сердце большого организма, он качал кровь по транспортным артериям, и в таких масштабах я казалась маленьким эритроцитом, лишь выполняющим свою, такую же маленькую, но значимую роль. Из-за выпавших сугробов чистильщики не справлялись с нагрузкой, поэтому я решила не мучиться еще сорок минут, и оставила машину на ближайшей парковке. Прогулка мне не помешает. Будто бы дымка окутывала рождественский Нью-Йорк. Витрины искрились инсталляциями: танцующие мишки, олени, запряженные в сани, эльфы-трудоголики — все двигалось, вертелось, кружилось в такт музыке и падающим с неба снежинкам. Я смотрела на этих людей, нервно переступающих с ноги на ногу на пешеходных переходах, выпучив глаза от испуга, постоянно проверявших время на ручных часах, и с души будто стиралась толстая пленка, окутывающая ее много лет. В тот момент, я знала, что все идет так, как должно идти. Чей-то план — вселенной, бога, рептилоидов — осуществлялся. Даже не так. Мой план воплощался в реальность. План, в котором каждая мечта стояла на своей полочке, и теперь постепенно претворялась в жизнь. Карманы куртки грели лучше, чем самые теплые перчатки, и когда я притронулась к железной двери магазина, руки обжег холод металла. Это оказался небольшой супермаркет органических продуктов с большим буфетом с едой навынос. Взяв несколько пачек порезанных фруктов и свежевыжатого апельсинового сока, витамины всегда нужны, я кинула их в корзинку. Знакомый звук прутьев, ударявшихся друг о друга, огласил одинокий зал. Я отвыкла от него — три месяца, как я заказывала все продукты через интернет. Покупки заняли не так много времени, как я рассчитывала. Через пятнадцать минут я с огромными коричневыми пакетами уже шагала по просторной дорожке вдоль Центрального парка, навстречу красной кирпичной многоэтажке. Знакомый кованый забор напротив подтвердил, что адрес я запомнила правильно. От мысли, что придется объясняться перед консьержем, в голову вновь поползли неприятные тараканы, но больно сжав кулак, они затихли, оставив меня наедине с самой собой. Большие двери открывались сложно, и лишь только я сделала усилие предплечьем, ребра ответили неприятной тупой болью — гематома до сих пор напоминала о неприятном инциденте. Увидев мои потуги, молодой парень лет двадцати подбежал ко входу и придержал дверцу, пока я кряхтя заходила. — Я в сто вторую. — мой тихий голос задрожал. Сейчас он меня прогонит, скажет, что я очередная сумасшедшая фанатка, или, еще хуже, вызовет полицию. Но его следующая фраза заставила встрепенуться: — Да, мистер Ривз предупреждал, что на неделе к нему должны прийти посетители. Проходите. — и также стремительно он подошел к лифту и нажал на кнопку вызова. Неужели Киану надеялся на то, что я вернусь? Негромкий сигнал огласил коридор. Вот его дверь. Серебряные цифры ярко блестели из-за белого света. Я боялась пошевельнуться. В холле оказалось прохладно, и теперь руки, то ли от волнения, то ли от температуры воздуха, покрылись мурашками. Ручки пакетов от тяжести неприятно впились в кожу, но это единственное, что заставляло меня оставаться в реальности. Один шаг вперед, второй шаг вперед. Медленно, но верно, я приближалась к своей цели. Торопиться никак не хотелось. С каждой секундой желудок сворачивался в плотный клубок, лишь только я поднимала ногу для нового шага. Стук в дверь — ответа не последовало. Ни единого звука, кроме моего размеренного дыхания и свиста в ушах. Тишина еще хуже действовала на организм, поэтому я снова постучала. И опять — все те же звуки, к ним лишь добавилось кратковременное урчание живота — мои внутренние киты погибали от отсутствия завтрака. Я приоткрыла дверь. Мало ли, что могло случиться — он мог снова упасть в обморок, или не вставать с постели из-за плохого самочувствия. — Киану! — все та же тишина и новые порывы внутренних китов вырваться на свободу. — Прекратите. — шепотом успокоила я их и осторожно вошла внутрь. Не раздеваясь, я прошла по небольшому коридору из загородок и прислушалась. Звук воды в ванной успокоил меня. С Киану все в порядке, это главное, он просто решил принять душ. Естественный свет, падающий из больших окон, наполнял кухню. Осторожно повесив куртку на стул, я поставила пакеты на столешницу и аккуратно начала их разбирать. Холодильник оказался пуст, в нем лежало лишь несколько яиц и большая пачка молока. Если он питался этим всю неделю, то дела плохи. Стеклянные банки с соком громко стукнулись друг о друга, и я стыдливо зажмурила глаза. Черт. Шуметь — последнее, что хотелось бы. В ту же секунду дверь из душа подозрительно скрипнула, и я обернулась. Около дивана стоял Киану. В одной руке он держал полотенце, а другой прикасался к еще мокрым, не успевшим высохнуть, волосам. Он застыл в этой позе, явно не ожидая увидеть меня. Он сильно оброс: милая щетина превратилась в черную густую бороду, пусть и все также аккуратно выстриженную. Под глазами те же мешки, только с более глубоким, синеватым оттенком, а черты лица стали более острыми. Он осунулся, казалось, что его скулы еще чуть-чуть и порежут кожу. Я смотрела на него и все то же чувство, которое накрывало меня в последние две наши встречи, вновь захлестнуло с головы до пяток — мне просто хотелось прикоснуться к нему, прижаться, сказать, как сильно скучала. Я застала его врасплох лишь в одних домашних штанах, как и в тот раз. Но его это не смущало. Я сделала шаг вперед, но тут же остановилась. Закусив губу, я опустила голову. Внутренний страх заставлял поджилки трястись, я не хотела делать себе больно. Больно от того, что возможно я впервые призналась себе — я влюблена. Не в образ, не во внешний вид, не в мое воображение, а в реального человека, который стоит рядом со мной, и возможно чувствует то же самое. Глухой звук падающей ткани и мягкое шарканье по ковру заставило вновь посмотреть на него. Уверенно, но медленно Киану двигался в мою сторону. Я видела каждую капельку воды, оставшуюся на его подтянутом теле после душа, каждую складку и морщинку. Даже шрам на его животе казался мне прекрасным, словно это произведение искусства. Если этот человек, проживший подольше меня и прочувствовавший столько боли, не боялся подойти ко мне, то и мне нечего бояться. Он остановился в нескольких сантиметрах от меня. Пришлось немного поднять голову, чтобы увидеть его лицо. Карие глаза блестели на свете солнца, переливаясь янтарем. Он чуть наклонился вперед, и несколько мокрых прядок упало на лоб. Я завороженно следила за ним, забыв, как двигаться, но не смогла удержаться от искушения. Я приподняла руку и прикоснулась к его щеке. Холодная и колючая, как прежде. Скромная улыбка озарила лицо, я все еще не могла поверить, что он рядом. — Киану… я… — лишь начав говорить, он прижал меня к себе, прервав еще даже не начавшийся монолог. Моя ладонь соскользнула и уперлась ему в грудь. Маленькие капли еще не высохшей воды на его горячей коже постепенно впитались в тонкий свитер, заставив мое тело подрагивать от перепадов температур. Его сердце бешено стучало, своей щекой я чувствовала, как ритм то замедлялся, то снова ускорялся. Казалось, будто оно точно сейчас вырвется из его грудной клетки. Я закрыла глаза. Темнота вокруг не давала сойти с ума. Чувства, только недавно собранные воедино, вновь разбежались, оставив в голове лишь пустоту. Он прижимал меня к себе сильно, но не настолько, чтобы заставить неприятно сжиматься. Вокруг меня будто оказалось огромное море, в которое я окунулась с головой. А его сердце было ракушкой, самой прекрасной в моей жизни. Легкая невесомость подкашивала ноги, но он держал меня крепко, не давая упасть. Я слышала его ровное дыхание где-то сверху, я чувствовала его запах: тот самый одеколон с нотками соленого побережья и свежесть геля для душа. Он пошевелился и попытался осторожно отпустить меня, но я лишь сильнее прижалась к нему. Мне не хотелось, чтобы он уходил, пусть даже на один шаг дальше. После двух месяцев ожидания, кошмаров и потерянных нервов, я не собиралась так быстро его отпускать. Легкая усмешка сорвалась с его губ, и он нежно зарылся носом в волосы на макушке. Его рука, лежавшая на плече, медленно двинулась наверх, притягивая меня ближе. Лоб щекотали влажные пряди его волос, выбившиеся из-за ушей. Крупная капля скатилась вниз, остановившись на губах. Холодная дорожка на лице заставила встрепенуться от мурашек. Я открыла глаза. Вновь эта светлая комната, Киану и я, стоящие посередине, и необычный, разреженный воздух, будто где-то в горах. Дышать с каждой секундой и правда становилось сложно, то ли от разгоряченных тел, то ли от работающего на тепло кондиционера. Я повернула к нему голову и отдалилась на несколько сантиметров. Эти карамельные глаза вновь смотрели на меня с преданной нежностью и… желанием? — Я… — говорить стало сложно, слова все никак не хотели складываться в предложения. — Нам надо поговорить. — нервная улыбка вновь озарила мое лицо. Киану осторожно кивнул, и мы присели на диван так, что нас освещала небольшая полоска света, выбившаяся из-под прозрачных тюлей. — Наверное, все это прозвучит глупо, — я запнулась, стараясь не смотреть ему в глаза. Словно маленькая девочка, пытающаяся совладать с чувствами, я продолжила, — Но я не знаю, есть ли между нами что-то? Каждая наша встреча заканчивается лишь тем, что мы друг друга отвергаем, словно боимся. — я сильно сжала большой палец, и неприятное покалывание пронзило сустав. — До аварии я думала, что все это — лишь шалость, ведь тебе не нужна такая, как я. Но когда я приехала в больницу и увидела тебя, лежащего на кушетке, с царапинами и синяками, я поняла, что для меня это нечто большее, чем просто очередная интрижка. Я знаю, ты не такой человек, ты не играешь с чувствами людей. Тогда я не была готова услышать твой ответ. Да и ты, в общем-то, — из меня вылетел нервный смешок, — не мог говорить. Только вот я почему-то знала. Знала, что нужно было уйти. И ушла, как я думала, навсегда. Потому что тебе не требовались лишние сплетни и разговоры за спиной. Но через неделю я осознала ошибку и не смогла сдержаться и не приехать к тебе. — я улыбнулась и подняла голову. Его карамельные глаза внимательно следили за моими движениями. — Я хочу задать лишь один вопрос. Может ли быть у меня что-то, кроме надежды? — тишину нарушил звук пододвигающегося стула. Он оказался настолько близко, что из-за его морщинок, выбившихся волос из густой бороды и переливающихся полосок на радужке поневоле сердце ушло в пятки. Воздух вокруг будто светился, голова шла кругом. От смущения я вновь опустила взгляд. Он наклонился и осторожно прикоснулся большим пальцем к щеке, заставляя посмотреть на него. Я видела в его глазах свое отражение, отчего меня снова пробила дрожь. Его ладонь затрепетала, и он нежно прикоснулся сначала одной к моей щеке, а затем, мягко взяв мое лицо в руки, улыбнулся. — У тебя есть я. — не ожидая такого ответа, я застыла, так и смотря с небольшим недоумением в его глаза. Он медленно наклонился и застыл в миллиметре от моих губ. Горячее дыхание обжигало подбородок. Он будто приглашал меня сделать первый шаг навстречу, будто не верил, или даже наоборот, верил, что я смогу это сделать. Внутренний голос замер. Поддавшись рефлексам, я прикоснулась к его губам. И тогда, где-то там, в сердце, разбитом и заново склеенном, распустился цветок. Я чувствовала, как внутри он щекочет ребра, медленно раскрывая свои лепестки. С каждой секундой он пускал свои корни все глубже, медленно распространяя их по всему телу, из-за чего мышцы будто отнялись. Его губы, мягкие и солоноватые на вкус, поддались вперед. Я аккуратно коснулась его волос, не зная, как он отреагирует. Он осторожно отдалился от меня и вновь посмотрел в глаза. Комната вокруг исчезла. Его зрачки расширились, и в грудной клетке вместо сердца я вновь почувствовала лепестки, которые так и хотели вырваться наружу. Сравнять дыхание не удавалось, и пришлось лишь сдавленно сглотнуть подступивший ком к горлу. Смущение, радость, волнение — все смешалось воедино, и чтобы неизведанные мысли вновь не настигли меня, я снова, уже более уверенно, поцеловала его. Ответ последовал незамедлительно. Его рука неспешным движением упала на талию и пододвинула мое ватное тело к нему. Щетина, сильно запущенная за последнюю неделю, покалывала щеки, но это не мешало мне углублять поцелуй. Секунда, и я оказалась на его коленях. Снизив обороты, он робко прикоснулся к пояснице, оголенной из-за резких перемещений. По позвоночнику прошлась дрожь, словно электрический ток, отчего пришлось прервать поцелуй и выдохнуть от удовольствия. Зарываясь руками в его волосы, я нежно прикоснулась к виску, где до сих пор красовалась не до конца зажившая рана. Грубоватая корочка оставила на верхней губе царапину, из-за чего во рту я почувствовала вкус железа и выпрямилась. Из-под приоткрывшихся ресниц, я видела Киану, завороженно смотревшего на меня. Наверное, он никогда бы и не подумал, что я могу быть такой — сильной и слабой одновременно, искренне жаждущей его внимания. Счет времени потерялся — мы так и сидели: я, прижавшись к его шее, и он, едва ощутимо поглаживая меня по голове. В голове все та же приятная пустота, а в сердце — необъятное упоение. — Я скоро уезжаю. — тихо проговорил Киану, продолжая играться с моими волосами. Я оторвалась от него, не понимая смысла сказанных слов. Увидев мое недоумение, он продолжил. — Мне нужно обратно, в Лос-Анджелес. Готовиться к новому фильму. — наконец, я осознала, о чем он говорил. Мне вновь стало грустно, хотя небольшая надежда продолжала теплиться в душе. — Почему ты не можешь остаться? Совсем на чуть-чуть, неделю, например? — я бережно дотронулась до его щеки. — Контракт — штука серьезная. Придется уехать, чего бы я ни хотел. — не хотелось верить, что Киану скоро не будет рядом. Я вновь наклонилась к нему и поцеловала кончик губ. Эти чувства, они наполняли меня, и справиться с ними я могла только так, тактильно ощущая, что он со мной. Альтер-эго, не верящее прежде в меня, видимо еще больше подпитывало эти порывы прикоснуться к нему, снова ощутить его тепло. — Но, — я снова выпрямилась, ожидая подвоха, — Может быть, ты сможешь поехать со мной? — от неожиданного вопроса я опешила. Неужели он предлагает сделать такой важный и серьезный шаг? — Ты действительно хочешь этого? — у меня невольно вырвался ответный вопрос. Я не могла поверить, что он готов к такому развитию событий. — Знаешь, — он немного приподнялся, — Я, наверное, покажусь сентиментальным, но я бы хотел, чтобы ты знала то, что я чувствую. — я улыбнулась. Еще никто никогда не открывал мне душу. Потому что те, с кем я пыталась построить хоть что-то, не имели ее. Это были люди, лишенные смысла существования. Но рядом сидел Киану, готовый поделиться сокровенным, тем, что все эти годы скрывалось под коконом. — Я давно уже привык к статусу «навеки грустного». Конечно, для этого есть свои причины, но иногда, когда ты искренне счастлив, люди принимают тебя за героя, мол «посмотри, Киану Ривз такой хороший парень, справился со всем этим грузом, обрушившимся на него» и тому подобное. Да, я действительно справился со всей этой, — он запнулся, и я взяла его за руку. Он кивнул в знак благодарности. — Со всей этой историей. Дженнифер, авария, болезнь сестры — это все в прошлом. Но бывает, что еду по шоссе, и вдруг начинает учащенно биться сердце, и кажется, что сейчас из-за поворота выскочит автомобиль. Приходится даже останавливаться, чтобы успокоиться. Я знаю только одно: печаль меняет форму, но не проходит. Поэтому я боялся. Отталкивал тебя и вновь притягивал, и надеялся, что ты окажешься той, чье сердце устанет от этой неопределенности. Иногда мне кажется, что я проклят: я теряю всех, кого люблю. Я испугался того факта, что, — он нервно сглотнул, и я сильнее сжала его руку, — что с тобой может что-то случиться, и мне вновь станет больно, как бы эгоистично это ни звучало. Но с каждым разом я понимал, что ты привязываешься ко мне все больше и больше, точно так же, как и я. Чего я добился в жизни? Сыграл Нео? Потерял ребенка, любимую? Я боюсь темноты. Но все же, думаю, способен влюбиться до такой степени, что станет все равно, что тебя ждет впереди. И тогда темнота и мрак отступят. Пусть даже и прошло всего лишь пару месяцев, как мы знакомы, но я готов сказать, что я чувствую, как эти темнота и мрак постепенно начинают отступать. — комната наполнилась тишиной, лишь только звук включенного кондиционера шуршал вдалеке. Я не знала, что сказать. Точнее, я не знала, как это сказать — ведь мои чувства схожи с его. Ведь я тоже боялась сделать больно себе, притворяясь, что беспокоюсь в первую очередь о нем. Уехать из города, в который ты стремилась столько лет, начать жить заново — это не шутки. Но что меня держит в Нью-Йорке? Работа, которой нет? Мардж, которая поддержит любое мое решение? Или призрачные друзья, о которых я даже и не вспоминаю в светлое время суток? За эти три недели я стала вольной птицей. Все обязательства, которые я держала перед Нью-Йорком, я выполнила. Лос-Анджелес может быть и не ждал меня с распростертыми объятиями, но там есть возможность стать, кем я захочу. Да и изучать кинематографию в Голливуде — что может быть лучше? Но самое главное — это возможность быть с Киану рядом. Отбрасывать идею о том, что у нас могло что-то не получиться, я не имела права, но почему бы и не попробовать? Если он уверен в своих чувствах, а я в своих, то мы знаем, на что подписываемся. — Может быть, я и смогу поехать с тобой, Киану Ривз. — я улыбнулась. Полоска света упала на его лицо, и так озаренного радостью. Его глаза заблестели, и он крепко обнял меня, словно маленький ребенок, обнимавший мать. Я засмеялась, но мой бок тут же пронзила резкая боль. От неожиданности ойкнув, я стянула с талии его крепкие руки, и Киану тут же осыпал меня извинениями. — Все хорошо, не беспокойся. — Надеюсь, — на этот раз он деликатно положил руки ко мне на бедра, — калифорнийский климат хоть немного поможет в залечивании всех этих синяков. — Кто бы говорил. — я усмехнулась и, не удержавшись, снова прильнула к его заросшим щетиной губам.