Зеркало

Разновысокие брусья. Красивый костюм, переливающийся яркими цветами, на руках белая магнезия... Вечно гудящие трибуны молчат, как по невидимому сигналу. Блестящее выступление, достойное настоящей чемпионки. Волнение, падение, оглушающий хруст, неестественно торчащие кости, вопль, раздирающий легкие... Я вскочила на кровати, не понимая, где нахожусь. Грудину свело в судороге от вырывающегося наружу рыдания. Задыхаясь, я постепенно осознала, что снова видела сон. Каждый раз одно и то же, только в разных вариациях. Усиливающиеся в состоянии сна эмоции превращали этот эпизод в настоящий кошмар. С трудом приходя в себя, я вновь подумала: «Какая же ты жалкая, Зойка! Когда-нибудь тебе придется научиться жить дальше». Я поднялась на ноги и направилась прямо в ванную. Прохладная вода окончательно привела меня в чувство. Причина возвращения старых кошмаров казалась до абсурда простой. Модестас... улетел в Америку сразу на несколько матчей. Меня чуть ли не трясло из-за этого. Умом я понимала, что подобное поведение — абсолютный бред. Не о чем было волноваться. Он же не на войну ушел в буквальном смысле! Но сердце сжималось и каждую минуту грозилось выпрыгнуть из груди. Модестас не стал для меня центром вселенной, но однозначно был очень дорог. До его отъезда я не знала, что питаю к такому сложному человеку чересчур сильные чувства, да и он не казался всерьез влюбленным: девушка понравилась — невидаль какая! Зато теперь я четко услышала саму себя: «Люблю! Хоть стреляйте!» Кем был Модестас? Мужчиной, с которым серьезнее поцелуев и объятий у меня ничего так и не произошло после нескольких многообещающих свиданий? Человеком, заставляющим меня переступать через себя и идти напролом к любым целям? Тем, от кого ласкового слова не дождешься? Да! Он стал моим двигателем. Впервые поругавшись с Модестасом, я впала в ступор. Он словно ледяной водой меня окатил, заставив не строить о нем пустых иллюзий. Разочарованию не было предела. — Я только один раз живу! Зачем ты мне такой нужен?! Видеть тебя не хочу! — в пылу выкрикнула я после его обидных слов и попыталась уйти. Но Модестас крепко поймал меня за локоть и потянул на себя. — Почему ты так говоришь? Что произошло с тобой? — грубо спросил он, уже сжимая своими ладонями мои плечи. — Отпусти! Мне больно! — дернувшись, пискнула я, упорно не глядя в его глаза. Модестас слабо встряхнул меня. Я же всерьез его испугалась. Не знаю, что он увидел в моих глазах, но выражение его лица изменилось. Вместо гнева на нем появилось непонимание, перемешанное с долей страха. — Не хочешь меня видеть — ладно, — тихо сказал Модестас. — Останься и дождись такси. Я не прикоснусь к тебе больше, — словно в доказательство своих слов, он разжал ладони. Я забилась в самый дальний угол его квартиры и хотела сквозь землю провалиться, лишь бы никогда не чувствовать этой душевной боли. Примирение казалось невозможным. Однако Модестас через несколько дней сам пришел ко мне домой, да и я к тому моменту уже от стыда сгорала. Истеричка... Возвратившись из тяжелых воспоминаний к не менее тяжелой действительности, я услышала, как в коридоре зазвонил телефон. Подумав, что это Модестас, я выбежала из ванной и быстро схватила трубку. — Алло! — Ой, Зойка, оглушила! — послышался высокий девичий голос с другого конца провода. — А, это ты, Ириш, — не сумев скрыть разочарования, пробурчала я. — Поедешь с нами на дачу? Опять эта дамочка пыталась втянуть меня в какую-то сомнительную историю и, к своему несчастью, напоролась на мое отвратительное настроение. — Так же, как на день рождения той баскетболистки? Иди ты в баню с такими предложениями! Я звонка жду! Не занимай линию! — гаркнула я не хуже Паулаускаса и бросила трубку. Дурной пример заразителен. Некоторое время я стояла и гипнотизировала телефон, а потом достала сигарету и высунулась в окно. Несколько затяжек еще немного помогли успокоиться. Выходной, а я опять осталась одна бороться со своими страхами и слабостями. Только в такие моменты можно было понять, какое буйство красок внес в мою жизнь литовец. Телефон снова зазвонил. Выбросив сигарету в пепельницу, я поспешила ответить. — Алло! — Привет, курносая! Как ты? — в этот раз в трубке раздался приятный моему уху голос. — Модестас! — с облегчением выдохнула я. Голос дрогнул. — Все хорошо. Как ты? — Нормально. Продуваем студенческим командам, — сухо произнес он. — Позорище! «Раздражен или даже взволнован», — подумала я. Конечно, на него мелкой крошкой осыпался стеклянный щит. Но это была мелочь по сравнению с другими морально тяжелыми событиями. Мне он про все это рассказал только при личной встрече. А тогда обронил другую фразу: — Ты там будь поосторожней, ладно? — Конечно! И ты тоже, — с наигранной оживленностью сказала я. В трубке поднялся какой-то посторонний шум. Это означало, что связь вот-вот прервется. — Зоя! — поспешно позвал Модестас. Я изо всех сил напрягла слух, чтобы не упустить ни единого слова: чувствовала, что Модестас пытался сказать нечто важное. — Я... На этом шум стал невыносимо громким. — Модестас! — воскликнула я, словно своим криком могла прекратить эти проклятые помехи. Раздались короткие гудки. Я потерянно уставилась на цветастый рисунок обоев, а потом решила признаться Модестасу во всех своих чувствах, как только увижу его. Трубка с грохотом опустилась на рычаг. На выходе из аэропорта толпились встречающие. Рейс из Америки задерживался уже на два часа. На улице окончательно рассвело. В общей сложности я проторчала в зале ожидания целых три часа, примчавшись туда посреди ночи. Время прибытия самолета постоянно увеличивалось. Однако я была твердо настроена опоздать на работу, но встретить Модестаса: не могла ждать до вечера. «Пусть думает, что я за ним бегаю. Пусть разбивает мне сердце, если хочет. Но сначала я увижу, что он твердо стоит ногами на земле», — подумала я, наблюдая, как на табло появилась надпись, сообщающая о прибытии долгожданного самолета. До встречи оставалось еще минут пятнадцать. Решив, что мне лучше проветриться, я вышла на улицу, остановившись неподалеку от автобуса мужской сборной по баскетболу. Спортсмены выходили из дверей по одному и без промедлений загружались в автобус. Меня никто не замечал. Я не была с ними знакома лично. Модестас вышел на улицу с угрюмым видом, как обычно. Я непроизвольно растянула губы в закрытой улыбке. Паулаускас казался удивительно смешным. Следом за ним шел Сергей Белов, с которым меня вредный литовец все же познакомил. Модестас отвлекся от своих мыслей, когда лучший друг ткнул его локтем в бок и кивнул в мою сторону. Проследив взглядом за движением Белова, Модестас на мгновение остановился. С трудом поборов желание побежать к нему, я осталась скромно стоять в стороне. Паулаускас что-то коротко сказал Белову и уверенно пошагал ко мне. По каменному выражению лица Модестаса было сложно понять, какие эмоции в тот момент бушевали в его душе. Он мог зацеловать меня или с таким же успехом за что-нибудь отчитать. Я обеими руками держала перед собой сумочку, сильно сжимая ремешок, прямо как пионерка. Модестас быстро преодолел расстояние между нами. Шлепнув спортивной сумкой по асфальту, оставалось только пнуть ее ногой, Паулаускас сгреб меня в охапку и крепко прижал к себе. Я ткнулась носом в его широкую грудь и наконец-то выдохнула. Мне стало хорошо и спокойно. Все переживания сразу же утихли. В нашу идиллию ворвался громкий сигнал автобуса. Мы с Модестасом синхронно повернулись на звук. Из окон на нас смотрели несколько весельчаков из команды и широко улыбались. Они искренне надеялись, что теперь Модя станет добрее. Да куда там! Я хихикнула, а Паулаускас со смешком махнул товарищам рукой. Жест его можно было расшифровать как: «Отваливайте отсюда!» Мощный мотор завелся, и автобус укатил в сторону дворца спорта «Динамо». Оттуда всем предстояло добираться до своих общежитий или квартир самостоятельно. Модестас посмотрел на меня нежно. Подобное случалось с ним не слишком часто. Я прижалась щекой к его груди, снова погружаясь в состояние легкого умопомрачения. — Чего жмешься как к родному? Соскучилась? — заигрывающе поинтересовался Модестас. — Рада, что ты вернулся, — пробубнила я, слушая размеренный стук его сильного сердца. — Я тоже скучал. Иногда чтобы увидеть и понять нечто важное, нужно отдалиться. Особенно если это нечто — любовь, находящаяся прямо под носом и незаметная для замыленного глаза. Я никак не могла дождаться вечера. Работать не получалось. Мысли постоянно разбегались. Я ушла из университета рано, совсем забросив свою научно-исследовательскую деятельность. Подождет это все. Усевшись дома напротив небольшого круглого зеркальца на подставке, я пересилила себя и внимательно вгляделась в отражение. Ладошки закололо, из глубины души начал подниматься ледяной ужас. Эти холодные серые глаза казались пустыми, словно не принадлежали мне. Я поспешила отвернуться и переключить внимание на тушь для ресниц. Пальцы дрожали, пока открывали маленькую плоскую коробочку. Мне очень хотелось выглядеть красивее обычного. Плюнув в коробочку, я брезгливо поморщилась. «Красота требует жертв», — подумала я и плюнула еще раз. Из-за крайне редкого использования тушь совсем высохла. Поковырявшись в черном месиве щеточкой, я снова заглянула в зеркало и начала краситься, стараясь полностью погрузиться в это увлекательное занятие и больше ни о чем не думать. Не без труда закончив все свои приготовления, я стала дожидаться Модестаса, правильно понимая, чем закончится этот вечер... — Контрабанду тебе привез, — заявил Модестас, пытаясь разрядить обстановку. В комнате было тяжело дышать от напряжения. Я охотно поддержала его попытку, рассматривая подарки, пока Модестас сидел на диване и следил за мной с каким-то живым блеском в глазах. Опустившись рядом с ним на колени, я легко коснулась губами его губ в знак благодарности и негромко произнесла: — Останься сегодня со мной. Ласковое прикосновение теплой ладони к моей разрумянившейся от смущения щеке. Горячее дыхание на губах, страстный поцелуй. Меня уносило от любви литовца. А среди ночи, крепко обнимая меня, Модестас спросил: — Пойдешь за меня замуж? Я оторвала голову от его плеча и попыталась вглядеться в лицо. — Не пойду, — игриво заявила я. — Ты красивый и ненадежный. Баскетболист. К тому же, должен жениться на литовской девушке, а я русская до мозга костей. — Да мне плевать на все это! Просто я люблю тебя! — серьезно ответил на мое заявление Модестас. Ноток раздражения или обиды в его голосе я не уловила, но услышанному сильно удивилась. — Подумай. Я упертый. Могу подождать.