***
Шум метрополитена отрезвляет. Антон снова в этой не менее мрачной, но реальности. я в метро ощущаю себя чужим, хоть в толпе муравьёв-человеков я не вижу даже людей, я в метро ощущаю себя безногим поэтом, словно этот бесчинный поток насекомых, спешащих по норам, обломал всё движение в когах. хотелось бы встретить её глаза, и смотреть до своей остановки. мне так хочется видеть рядом с собой тебя, не откладывать в дальнюю полку, на которой всё прошлое днями копилось; заслоняло небесную синь… Шастун нервно уселся за столик, ожидая незнакомца. Он давно следит за блогом одного парня и надеялся, что это его соулмейт. Соулмейт с правильными и жизнеутверждающими мыслями, у которого скоро день рождения. Но Антон уже не уверен, что ему так нужен этот блогер. Антон хочет вернуться. Вернуться к Арсению. — Ладно, подожду минут пять и поеду… Куда же? Только не домой… В кафе заходит светловолосый высокий мужчина и странно озирается по сторонам, сверяясь со временем на телефоне. Это же… — Арсений! — Антон радостно замахал рукой, подзывая мужчину к себе. — Антон? Доброе утро! — Арсений, ярко улыбаясь бежит к столику. За вином и рассуждениями под градусом мужчины и забыли вовсе, кого они тут собирались ждать. А разве им нужен кто-то ещё? Парни возвращались домой в обнимку, улыбаясь и смеясь, а все лишь крутили у виска, глядя на них, считая их абсолютно невменяемыми и шли дальше: кто-то обдумывал список покупок в аптеке, новый депрессивный статус в соцсетях, кто-то обмозговывал суицидальные мысли, свою никчемность и тщетность поисков соулмейта. А парни стали единственной загоревшейся лампочкой на этой улице с разбитыми фонарями.***
— Я в душ, ты не против? — Шастун стягивает с себя верхнюю одежду и направляется к ванной. — Конечно нет. Я заварю пока чай, идёт? — улыбался Арс. Наверное, впервые так часто за один вечер. Столько раз он ещё не улыбнулся за всю свою жизнь. Антон не успевает включить свет, как монстр закрывает чешуйчатыми холодными лапами ему глаза и истошно вопит. Он пытается высвободиться, но Антона всего обездвижило, его будто бы окатили холодной водой. Зудят и сверлит вены, в глаза сыплются электрические искры. Всё снова в этой зияющей черноте из которой не выбраться. — Арсений!***
— Да возьмите ты трубку наконец! — теряла терпение Лина. Весь день она не может дозвониться до Арсения. А ей нужно рассказать ему очень важную вещь. Успеть рассказать. В этом проклятом городе никто не знает о негласных законах кроме тех избранных, что успели их нарушить и выжить. Дело в том, что соулмейты хоть и могут видеть друг друга во время галлюцинаций и видений, но есть пара условий. Во-первых, если ты слишком часто ошибаешься, без разбору целуя всех людей, хоть чем-то напоминающими соулмейта, то, в конце концов, перестанешь его видеть. А время идет и его немного… Во-вторых, при каждой ошибке, боли, при очередном приступе, усиливаются вплоть до невозможности и, чтобы хоть как-то ослабить ее… Человек должен перенимать внешность соулмейта. Так, например, если ты зеленоглазый, а соулмейт имеет ясные голубые очи, то тебе придется носить линзы, а соулмейту будет сложнее, намного сложнее, узнать тебя в толпе серых лиц. В этом и заключается один из основных кошмаров сложившихся обстоятельств. Но ни Антон, ни Арс об этих законах не знали. А если бы знали, то нарушили. Хотя, когда счет уже идёт на минуты, и всё кажется незначимым и лишним, попусту условным, рискнёшь ли ты в последний момент?***
Антон пытается выбраться из пасти монстра, обдававшего его ледяным дыханием и страшно ревущим. Шастун звал Арсения что есть сил, но его крики больше походили на гортанный шепот. Но человек, который чувствует тебя, как свой особенным мир, всегда услышит. — Антон? — Арс вбегает в ванную, а из-под воды Антон услышал, как журчит его серебристый голос. — Д-да? — Шастун, наконец, делает глубокий вдох. Капли холодной воды, смешанные с потом, стекают с волос и лица, падая на дрожащие ключицы. — Антон, — голос звучал спокойно и строго, — дай, пожалуйста мне свою руку. Арсений едва сдерживает истерику от испытываемого шока и ужаса: Антон сидел на краю ванной под включённым душем. Вся его футболка была насквозь мокрая, а его самого страшно лихорадило. Костлявые пальцы дрожали, тонкие запястья напряжены, а в руке с силой что-то зажато. Антон раскрывает ладонь правой руки и кричит от боли. Глаза покрывают чёрные пятна, заполняющими всё вокруг со скоростью света. — Антош. Дай. Мне. Руку. И ничего не бойся, — на фоне обжигающей, пронизывающей до костей острой боли, Антон почувствовал невесомое прикосновение подушечками пальцев к его ладони. Осторожным движением Попов вытащил зажатую в ладони бритву. Острое лезвие оставило ощутимые следы в виде глубокого кровоточащего пореза. Антон взывал от боли и второй рукой вцепился в плечо Арсению — Чш-ш, тише, всё будет хорошо. Я рядом, — Арсений зажал ему ладонь рукой, останавливая кровь, а сам, попутно сбросив всё с полки, разорвал зубами упаковку с бинтом. Арсений наложил ему на руку плотную повязку и нежно подул на перебинтованную рану. — Ты не представляешь как мне больно, — всхлипывал Антон. — Представляю, — поднял глаза мужчина, — я чувствую. Антон что-то прошептал, Арс легко вытер проступившие слезы с его щёк. — Ну, чего ты пищишь, грачонок? — улыбнулся Арс, приобнимая Антона, стараясь успокоить его. — Вообще-то это не мой натуральный цвет волос. И в глазах у меня линзы, — заключил Антон и лег Арсению на плечо. — И как же я раньше мог жить без тебя? — задал риторический вопрос Арсений. — А я уже так сильно в тебе нуждаюсь… Как в воздухе, которого здесь не осталось, — шептал Антон. Арсений улыбнулся собственным мыслям, но тут же погасил их. Антон не его соулмейт, однако эти последние дни ему не жаль посвятить только ему. Ради этого стоило жить. Хотя бы пару дней. И что бы было, если Арс тогда не купил на распродаже ту дешевую кофеварку, которая в начале недели сварила ему отвратительный эспрессо? Тогда бы он никогда не встретил Антона и никогда бы не ощутил, каково это, когда в груди жадно бьется ещё живое сердце.