Just Do It

Посвящается Милашке: Верь в мою веру в тебя! Я - тихоня. Можно конечно назвать меня невидимкой или наискучнейшим человеком на свете, но «тихоня», как по мне, более лояльное описание моей личности. Просто у меня нет проблем. Глобальных проблем, я имею ввиду. Полноценная семья, счастливое детство, благополучно окончил школу и поступил в университет, который был ближе всего к моему дому. Не этого я, конечно, хотел, но жаловаться не на что. Многие мои знакомые и вовсе не смогли никуда податься и остались дома слушать вечные нотации их родителей, сомневающихся, что их взрослые детины когда-либо слезут с их шеи. Не то, чтобы я не старался поступить в Токийский университет, для которого усиленно изучал японский, просто как-то не сложилось. «Не судьба», как выразилась моя мама, пытаясь меня утешить, тем самым доказав, что от меня таких подвигов никто и не ждал. Даром красиво говорить и литературно выражать свои мысли я как таковым не обладал. Скорее педантичное описание того, что меня окружает. Легче было писать эссе, искать информацию в интернете и не бояться показаться скупым на эмоции, ведь научные работы не требовали красочных эпитетов или же удачных сравнений персонажей с удивительным окружающим миром. Также у меня напрочь отсутствовало ораторское искусство, отвечать я предпочитал сидя за партой, не выдерживая напряжения, что охватывало меня, как только я оказывался напротив скучающих одноклассников, которые не обращали никакого внимания на то, что я говорю. Казалось, что даже учительница находилась где-то в своих мыслях, и этот факт мне отчаянно захотелось доказать. Я преспокойно заявил, что правителем Южной Кореи благополучно стал Обама, что было удивительно, если учесть, что он был японцем и ненавидел нашу страну. Ноль реакции. Так я понял, что всем плевать на то, что я говорю или же моя учительница, как и все окружающие меня люди - тупила не по детски. Они привыкли к тому, что я подготовлен к уроку. Привыкли, что я знаю то, что не представляет для них интереса. Все привыкли не замечать меня, а я привык быть невидимкой. Иногда мне кажется, что на планете слишком много людей, и это они виноваты в моих неудачах. Просто нереально стать кем-то, если тебя окружают люди успешные в разных областях, до которых тебе и нет дела. Если о своих несуществующих достоинствах мне нечего сказать, то о недостатках знают все мои родные и даже ненавистный для меня универ. Соседи по комнате так обо мне и говорят: «Опять этот гомик на меня смотрит». Да, я - гей и как-то забыл научиться это скрывать. Я так привык к рутинной жизни, что посчитал и этот свой «недостаток» по мнению других, нормальным и очень удивился, что кого-то это волнует. Казалось, ничего не заставит людей замечать меня, ан нет, страх заразиться от меня этой болезнью вызвал в них хоть какой-то интерес. Нет, я понимаю, это удивляет. Понимаю даже их отвращение, когда они спрашивают, как мне могут нравиться парни, когда вокруг столько хорошеньких девушек. Даже прощаю их тупые приколы и уверенность, что каждый из них - мой идеал, и как-нибудь ночью я наброшусь на них и изнасилую. Но, блин, как же хочется в этот момент выйти из мира своего воображения и хорошенько посмеяться над их словами. Но я всегда сдерживался. Мне кажется, такое явное проявление своего недовольства их подколками ни к чему хорошему не приведёт, да и учиться мне ещё два года осталось, не хотелось бы наживать себе врагов и спать с ними под одной крышей. Удивительно было то, что меня ещё никто не тронул. Нет, не в сексуальном плане, а просто-напросто не избил. Об этой традиции, или, точнее сказать, развлечении корейской молодежи я узнал, как только провёл несколько ночей в стенах университета и услышал громкий смех, а так же рыдания одного из парней, поступивших вместе со мной, но учащегося на другом факультете. Всегда был любопытен и поэтому не нашёл ничего плохого в том, чтобы выйти и посмотреть. «Очкарик», как его обзывали другие и вправду плакал, а местные «хулиганы» столпились вокруг него, перекидывая его очки из рук в руки. Это была детская шалость, и смех их был немного придурковатым, так что, как ни странно, меня это немного позабавило и ничуть не испугало. Только вот парня жалко. Да, оборванец; да, ботаник, каких свет не видывал и рыдает, как девочка из-за такой глупости, но чем я лучше? Я тоже не расстаюсь с очками, скрывая за ними эти дурацкие щенячьи глазки. Тоже ношу то, в чём удобно ходить. Учусь круглосуточно, так что ещё стоит посмотреть, кто из нас займёт первое место в табеле успеваемости. Так почему его заметили, а я по-прежнему оставался невидимкой? За что ему такое унижение, или даже внимание? Иногда я сам не понимаю: то ли я очень добренький, то ли немного повернутый на внимании других людей. Короче, как-то само собой получилось, что я вышел на середину этих детских гладиаторских боёв и сняв с себя очки подал заплаканному парню. Он конечно не отказался от такого дара, чуть ли не прилипая к моей спине, вообразив, что я - какой-то там герой. Видимо, мои очки ему подошли, так как он увидел, кто его спас и смотался от греха подальше от такого третьесортного героя. Я практически ничего не видел, но гробовая тишина доказывала, что у меня получилось обратить на себя внимание. Несколько парней разозлились и придумывали, как-бы "покраше" меня обозвать. Смотря на их заплывшие образы, я ждал, что же они предпримут дальше. Спокойно, удерживая желание улыбнуться от такого количества заинтересованных во мне людях. Закончилось всё ошарашенной тишиной и удаляющимися шагами. Я расстроенно опустил голову, ругая себя за то, что возомнил из себя бог весть кого. Скучный - вот моё кредо, и они ещё раз вернули меня на землю, показав, что над таким, как я, даже издеваться нелепо. Я - несостоявшийся мазохист. В тот день произошло ещё одно событие, которое и послужило причиной того, что все в универе узнали про мою ориентацию. По-прежнему ничего не видя, я плёлся в свою комнату, поражённый, что впервые за пару дней в коридорах было тихо, а значит, попросить о помощи мне было не у кого. Оказалось, в этом не было необходимости. Какой-то парень взял меня за руку и подвёл к двери моей комнаты. Не знаю, откуда он узнал, где она, но куда интереснее было, почему он решился помочь мне. Я поблагодарил за помощь, и услышав ответное "Не за что", прошёптанное мне на ухо нежным и немного хрипловатым голосом, я почувствовал еле уловимый поцелуй в щеку и, не найдя, что ответить, как последний дурак сбежал в комнату. Минуты так две я точно был в трансе, прислонившись к двери и пытаясь успокоить своё сердцебиение, пока мои соседи по комнате откровенно недоумевали, что могло меня так сильно взбудоражить. Не отдавая себе отчёта, я, как инфантильная девчонка промямлил, что кажется, влюбился и хочу знать, кто был этот парень. Затем начался такой дурдом, что я нисколечко не пожалел, что соврал о том, что якобы у меня нет запасных очков и они не лежат у меня в тумбочке. Эти идиоты никогда не нуждались ни в чём подобном и не могли знать, что у каждого, кто носит очки есть запасные или же даже коллекция. Потому что видеть надо всегда. Потому что если бы я не отдал очки тому слюнтяю, я бы смог увидеть его. Того, кто посчитал меня достойным своего внимания. А может, всё благодаря этому случаю? Неважно, я молча выслушал пятнадцатиминутное возмущенное выступление о том, что люди подобные мне осмеливаются существовать рядом с такими честными гражданами, как мои соседи. А потом двое моих «лучших» друзей пришли к выводу, что «Такой девственник, как я, не опасен и им надо всего-навсего быть начеку», и, сославшись на срочные дела, умотали поделиться моим «недостатком» со всем универом. Ничего так друзья, бесплатный пиар на дороге не валяется. Наутро после того случая я с опаской покидал своё убежище, которое, на удивление, не было атаковано бесчисленными гомофобами, и наткнулся на ещё одного парня, от вида которого мне остро захотелось снять очки, лишь бы остановить воображение. Вставал я одним из первых, просто-напросто потому что спал днём, а ночью смотрел аниме, читал соответствующую моей ориентации мангу и даже изредка обгонял учебную программу, зачитываясь художественной литературой. В сети у меня не было друзей, все пробовали добавиться, но после нескольких дней общения я замечал, что мне всё реже и реже пишут, и списав это на мою «скучность» и неумение общаться, я решил не беспокоить их и наслаждался тишиной безлюдных ночей. Так вот, тот парень, видимо, жил в комнате напротив и в ту минуту провожал свою пассию, игриво целуя девушку на прощанье и смеясь оттого, что она не хотела его отпускать. Я как-то даже не обратил внимания на то, когда рыжеволосая ушла. Слишком занят был, нагло рассматривая обнажённого парня, не стеснявшегося появиться в коридоре в одних лишь трусах. Нет, мне не хотелось на него наброситься или тому подобное, просто до одури кололо в пальцах от желания провести ими по его татуировкам. Очертить каждую буковку и попросить повернуться спиной, чтобы узнать, что таит в себе надпись на его плече. Так хотелось выключить воображение и подойти спросить. Как, зачем, для кого он сделал каждую из них. Почему он так легко демонстрирует всем такое совершенство. Когда я очнулся, он до сих пор стоял в дверях и ждал, когда же моё скромное величество поднимет взгляд от его пупка, где виднелись два крестика и представляли из себя наимилейший смайлик. На его лице играла ленивая ухмылка, а само кукольное личико дополняли осветлённые короткие волосы, которые на корнях выдавали его истинный чёрный цвет и были немного влажные, наверное после душа с этой рыженькой. Воспоминание о девушке вернули меня на землю, заставили кивнуть в знак приветствия, как будто это не я сейчас минут пять пялился на него, и, не оборачиваясь, сбежать по лестнице вниз. В те дни я много бегал. Я такой трус. На парах я витал в облаках, думая о соседе и вчерашнем спасителе. Почему-то в моём воображение это был один и тот же человек. Просто чувства обрели физическую форму и заговорщически подталкивали меня на необдуманные действия. Такие как узнать у даунов, живущих в одной комнате со мной, всё о соседе и полчаса выслушивать насмешки и вопросы: «А не влюбился ли ты в него? Не начнёшь красить глазки для него, как это делают эти пидоры-айдолы?» Как по мне, каждую секунду давая оценку мне и девушкам в универе, обсуждая их размер груди и задницы, а в моём случае тот факт, что моя любовь к футболу и занятие спортом меня не спасут и за такой слабый характер, именно я буду под кем-то лежать и стонать, как порно-звезда, они были больше пидорами, чем инфантильные парни, которых стали путать с геями, тем самым оскорбляя нас своим поведением. Но я не стал их разочаровывать и выслушал молча их советы, куда мне стоит идти и, наконец, дождался, когда они попросили держаться меня подальше от хёна по имени Джи Ён, который был тогда на третьем курсе, и, как истинный король общежития, только изредка появлялся в своей комнате, каждый раз ночуя у новой девушки. Я, конечно, заверил их, что их милашка-хён в безопасности, и вообще, Джи Ён-ши им в подмётки не годится, попутно засыпая и не обращая внимания на их перепуганные личики. Он мне приснился. Они оба в одном теле. Не знаю, можно ли полюбить с первого взгляда, но мне интересно, а что происходит с теми, кто в этот момент слеп. Кто-нибудь додумался спросить, любили ли они с первого взгляда или всё же поняли абсурдность этого предположения и признали, что такой любви не существует? Я не видел его, но Мерлином клянусь, я втюрился в этого парня, просто потому, что он меня заметил и потратил пять минут своего драгоценного времени. Существуют ли в нашем мире герои? Да, определённо, если после встречи с ними вы начинаете верить в себя и в то, что вы достойны спасения. Вообще, я всегда мечтал быть особенным, даже писал письмо в Хогвартс, и мне было не десять, как можно было подумать, а вот-вот стукнуло двадцать. Хотелось быть таким же храбрым, как Гарри. Так хотелось, что конец своего имени, используемый в социальных сетях, я сменил на Ри, став просто Сын Ри, вместо обычного Ли Сын Хёна. Легко поменять имя, но поменять себя самого куда сложнее. Легко пройти тест на официальном сайте Поттера и с удивлением узнать, что ты, несомненно, Драко Малфой, вместо предполагаемого тобой ученика из какого-нибудь пуффенндуя, не имеющего ни характера, ни способов быть интересным. Я не просто так хотел быть героем, как мне тогда казалось. Спасти Драко, над которым на протяжении всех книг издевался не только автор, но и всеми любимый герой, отвергнувший его дружбу, было важнее моего желания красоваться в мантии истинных львов. Да, мне всегда было мало того мира, который я не могу исправить своим воображением. И, кажется, я понимаю, почему влюбился по собственному желанию и рискую молча смотреть, как моя любовь развлекается в этом мире, в котором я - не волшебник и никоим образом не смогу привлечь его внимание. Совсем не волшебник. Я оказался прав. С тех пор прошло вот уже три года. Я по-прежнему был в тени других людей. Играл в футбол, впрочем, и в этом не достигнув большого успеха. Слушал болтовню своих соседей, на умственных способностях которых это время особо не отразилось. Всё, о чём они говорили, были девочки, противные мужские группы, которые красятся и похожи на баб, в отличие от них, бабуинов. Зависть в их маленьких глазах, оттого что им не хватает денег на операцию и почему-то странная отрешенность от желания посмотреться в зеркало. И конечно, зачастивший на такие посиделки виновник моих мокрых снов, улыбающийся на каждое их слово и доставляющий мне хотя бы эстетическое удовольствие своим присутствием всего в паре метров от меня и полным подчинением этих рабов его красотой. В его приходы мне было хорошо и в тоже время мучительно сложно. Сложно не смотреть в зеркало, стоящее у моей кровати, в попытках увидеть соседние койки и его, вальяжно развалившегося и списывающего конспект. Да, благодаря ему мои куски идиотов начали хотя бы записывать лекции, гордясь тем, что сам Квон Джи Ён сидит у них в комнате и занимается. Вот только, чем он занимается, остальным знать не полагалось, а вот меня очень интересовало. Например, как он грызет кончик ручки, или поправляет отросшую чёлку, раздражаясь, что в комнате так душно. Курит, что, безусловно, ему жутко шло и ещё больше меня заводило. Грыз ногти, когда что-то не понимал и спрашивал у меня, в те моменты притворяющегося полным придурком из-за невозможности что-либо ответить. Или его открытые футболки, вгоняющие меня в такой жар, что, казалось, у меня - белая горячка. Я так напрягался от его присутствия, что каждое мое движение требовало максимальной сосредоточенности. После нескольких таких визитов я уже сожалел, что зависим от его близости. Видеть его было не просто больно, скорее, опасно для психики. Гул в сердце перебивал вечный шум моих соседей, и ржач, доносящийся из коридоров. Я не мог учиться, я ничего не замечал, и даже получив свои очки обратно, продолжал слепнуть. Любовь слепа, теперь я ощущаю эту слепоту своим сердцем. Мне хотелось сбежать, и я в полной мере проникся этой свободой, уезжая домой на лето. Свободой, которая возвращала меня к самоанализу и бесчисленным статьям по типу: «Как завязывать разговор и не быть скучным», которые я называл «Как рассказать поинтереснее историю, как ты чистишь зубы, обедаешь, читаешь такие статьи, ужинаешь и ложишься спать». С ним я сходил с ума, без него прокручивал каждый момент нахождения с ним рядом. Не знаю, чем всех привлекает влюблённость, но меня она порядком достала. Родителей не интересовало, почему я так подавлен, главное, я был жив и здоров и слишком молод, чтобы у меня были проблемы. Казалось, мне надо выкинуть что-нибудь этакое, чтобы привлечь их внимание. Может, набить татушку, как Джи, или начать курить и пить, как он. А может, перекрасить волосы и пропадать ночами, чтобы, наконец, вызвать интерес в глазах моей матери или доказать своему отцу, что футбол - это не единственное мужское пристрастие, которое я от него унаследовал. Как же хочется быть кем-то другим. Быть интересным. Возвращаясь в общежитие, я забывал о себе, вновь окунаясь в мир, где только Джи Ён мог просто попросить мой конспект и случайным прикосновением пальцев заставить думать, что я ему небезразличен. Ведь наша первая встреча не была сном, и голос принадлежал ему. Так почему же невероятно сложно поверить, что этот парень реально поцеловал меня в щеку и спросить его об этом. Спросить, не из-за меня ли он торчит с этими придурками, или перестал появляться голышом на пороге своей комнаты. Не я ли - причина того, что он прекратил тащить к себе в постель всё, что движется, а когда мы встречаемся взглядами, в его глазах мне чудятся нотки неудовлетворённости. Девушки не переставали о нём говорить, в особенности, какой он ласковый любовник и как ухаживает за своими временными пассиями. Мне не хотелось этого слышать, но в то же время это был он, а всё, что его касалось, неизменно дополняло его образ. Только вот я не верил, что такой человек не теряет контроль от страсти. Не верил, что его татушка «Сохраняй контроль» была просто напоминанием не кушать после шести и сберечь своё стройное тело от лишних килограммов. Этот человек был наполнен животным обаянием, и всё чаще я соглашался со своими соседями, обнаруживая себя лежащим под ним, охваченным желанием от одного лишь взгляда подчиняющих своей воле карих глаз. Жаль, что это только сон. Жаль, что в этом мире мне страшно услышать от него те слова, которые в устах любимого человека прозвучат как приговор. Страшно быть для него скучным. К началу семестра он стал реже появляться в нашей комнатушке, всё чаще прогуливая универ. Я вернулся к наиприятнейшему занятию - смотреть в окно, открывающее шикарный вид на кирпичную стену соседнего дома, где теперь какой-то парень в капюшоне рисовал граффити, оставляя по одной свежей букве каждый день. Я не мог ни о чем думать, кроме как о Джи. Не мог не обращать внимания на слова своих соседей, по типу: «Эй, голубок, тебе что, неинтересно с нами общаться, или мы недостаточно красивые, чтобы его величество не отрывало от нас восторженного взгляда, как от хёна?». В такие моменты мне очень, ну прям очень хотелось ответить, но заканчивалось всё тем, что я глупо защищал свои чувства, до которых никому не было дела. Глупо поддавался на провокации, которые раньше бы пропустил мимо ушей и согласился со всем, что мне предложат. Мне надоело показывать зубы, не умея кусаться. Надоело играть по правилам этих гомофобов, тайком мечтающих быть на месте Джи Ёна. А ещё мне казалось полнейшей глупостью то, что я так долго не мог согласиться с их утверждением, что со мной не о чем поговорить. Похоже, это я имбецил, раз думал, что они знают хоть что-то, заслуживающее внимания. Ведь они правы, и я не могу поспорить, чем одна девчонка в постели круче другой, унять страхи одного из них из-за того, что он не предохранялся со своей «курицей» и теперь не знает, обрюхатил её или нет. И в заключение, я был реально плохим мазохистом, не плача, когда меня «по типу» мучили изверги на первом курсе. Конечно, не прикольно играться с таким, как я, не изображающим из себя жертву. А ведь раньше я и думать не мог, что их агрессия направлена на меня не потому, что я не достоин общения с ними, а потому что я хотел человека, превосходящего их во всём. Раньше уже в прошлом. Раньше не было его. Спустя шесть дней я отчётливо видел в окне два слова: «Just do», а ещё через два дня их логическое довершение - «It». Не знаю, откуда во мне столько эгоизма, но я поверил, что это тайное послание мне. Захотел и поверил, внося в этот мир частичку своего воображения. А затем мне пришлось признать, что раньше я только восхищался Джи Ёном и просто хотел быть рядом с человеком, который своей неординарностью мог превратить моё тусклое существование в волшебство. Сделать меня особенным. Нет, я не любил его, потому нельзя объяснить то опьяненное чувство обожания, когда я увидел художника этой знаменитой фразы, скидывающего капюшон и смотрящего прямо на меня, через двойное стекло очков и грязного после вчерашнего дождя окна. Через плотные материи моего тела, прямо туда, где со скоростью света сбегает моё сердце, наподобие его татуировки на руке. Сбегает к нему. Мне хотелось сорваться с места вместе с моим сердцем, но ноги предательски подвели, приказывая немедленно присесть, если, конечно я не хочу, как последняя дура упасть в обморок. Облегчил мне задачу выбора уход Джи, слишком уверенного в себе, чтобы посчитать мою растерянность отказом от его чувств. По-крайней мере, я так думал. В комнате очнулись два моих гуманоида и хотели уже что-то вякнуть про мой тупой вид, когда я открыл рот и начал высказывать всё, что я о них думаю и как мне жаль, что они - «умом обиженные люди», не имеют ни единого шанса завести своими скучными рожами не только дружбу со мной, но и несомненно меня самого. Закончил я приблизительно тогда, когда в комнату, как воришка, проникла записка, и я, махнув рукой на обиженных соседей, кинулся к порогу. Я подобрал записку, в которой было несколько фраз, перечисляющих, что именно Джи Ён не смог бы сделать как я: «Не смог бы с видом короля спасти мальчишку, также учащегося на первом курсе, и стоять в окружении старшекурсников абсолютно слепым, ухмыляясь их попыткам его поддеть; не смог бы признаться в своей ориентации так открыто и не менее откровенно разглядывать другого парня, после чего нагло сбежать; не смог бы жалеть идиотов, которые не понимают, как им повезло жить с таким интересным человеком и, наконец, не смог бы уезжать на лето и не видеть человека, в которого влюбился лишь посмотрев в его глаза, не скрытые очками и мечтая, чтобы никто никогда не видел, как они прекрасны». Стоит ли говорить, что я улыбался, как будто мне пришёл ответ из Хогвартса с обещанием прислать вслед за ним персонального Дракончика? Скорости, с которой я сорвался в соседнюю комнату, могла позавидовать сама Молния в упряжке с Нимбусом и всеми мётлами вместе взятыми. Вот только тормозить я ещё не очень хорошо научился, поэтому был весьма благодарен тому, что меня ждали и заблаговременно открыли дверь. Ворвавшись в комнату я впервые увидел обширную каморку, которая досталась моему любимому, и повторяя в голове, что это не воображение, стал его повсюду искать. Впрочем, это не помешало Джи закрыть за мной дверь, обнаруживая своё место укрытия и прижать меня к стене, доказав, что и тут я был прав, и этот страстный человек не может быть просто нежным и спокойным в постели. Я замешкался и никак не мог включиться в мой первый поцелуй в жизни, что не осталось незамеченным, и он немного притормозил в своём желании немедленно потащить меня в постель. — Прости, эти три года были слишком долгие, и я потерял над собой контро… Договорить я ему не дал, отчитывая себя за свою заторможенность. День проведённый в его объятиях плавно перетёк в ночь, а потом удивил своим завтра, которое уже никогда не было похоже на вчера. Потому что каждый день мы узнавали что-то новое друг о друге и, казалось, были ослеплены собственными чувствами. Этими сладкими чувствами, не требующими первого взгляда, прикосновения или же громких речей, а нуждающимися лишь в смелости впустить в своё сердце незнакомца и поверить в его веру в тебя. Поверить в его любовь. Вскоре его поддержка помогла подать документы на перевод в Токийский университет, а любовь ко мне - принять спокойно мой отъезд, так как он решил поехать со мной. Я стал даже слишком уверен в себе, что не могло укрыться от моего парня и новых друзей, которые бесили его своей заинтересованностью мною. Он сделал меня таким и немного жалел о том, что я увидел себя его глазами. О том, что поменял очки на линзы, которые подарил мне он. — Держи, – Джи Ён протягивает мне маленький футляр с линзами. – Будешь носить их и помнить, что смотреть ты должен только на меня.