***
— … Ебать меня кроет мать! Гриша! Ты чего такая здоровая?! Катя похлопала Монстра по макушке и рассмеялась в голос.***
Девочка не испугалась её. Удивилась размерам. Но не испугалась. Даже когда ОНО угрожающе двинулось на неё, Катя просто протянула руку и похлопала ОНО по голове, словно домашнего пса. Такого ОНО не ожидало. Такого никто и никогда не делал. Паучиха рассчитывала, что девочка оцепенеет от шока, увидев её и когда их взгляды встретятся… она отправится в Мертвые огни. Катя смеялась. Паучихе смешно не было. — Дитя, — ласково промурлыкала Паучиха, её голос был похож на взбитые сливки — такой же сладкий и липкий, — Гриши здесь нет. Только Я. Посмотри на меня. Посмотри мне в глаза. Прояви уважение и поздоровайся, раз пришла. Посмотри мне в глаза, и я покажу тебе нечто большее, чем дает тебе твоя трава.***
— Ахахахахаха! Охренеть! Гриша, ты мурлычешь? Катю сильно накрыло. Она просто проигнорировала тот факт, что перед ней огромный паук, она одна, бежать некуда и вообще она в канализации. Но ей было весело и погладив паука ещё раз девушка начала ругать Монстра. — Куда ты блять опять убежала? Я же сказала, чтобы была рядом! А если бы провалилась куда-нибудь? Или поранилась? — отчитывала паука Катя, дёргая её за жала и грозно смотря ей прямо в глаза, наполненные убийством.***
Девчонка должна была испугаться. Страх был одной из составляющих власти ОНО над своими жертвами. Но девочка не испугалась. Совсем. Она кричала на Паучиху, и в крике этом был заботливый упрек и любовь, чуждые ОНО. Паучиха отпрянула, угрожающе подняв лапы. Так и не использовав жало, с которого на землю капал яд, сразу же уползающий в стороны, словно живое продолжение ОНО. Паучиха и девочка уставились в глаза друг другу, но ОНО не выдернуло её сознание из тела, не забросило в Великую пустоту — к Мертвым огням, туда где она мгновенно сошла бы с ума и в то же время сохраняла разум. Все шло не так, все шло не по плану. ОНО не требовалось много времени, чтобы понять, почему её «гостья» ведет себя неадекватно. В конце концов, об иллюзиях ОНО знало все. Сейчас разум девочки был не во власти Паучихи и это страшно её злило. Все шло не так, как было задумано. Опять. Это приводило в ярость, если быть точнее. — «Я не могу убить тебя сейчас», — думало ОНО, — «но ты не избежишь этого позже. Не избежишь, как и твои друзья. У всех есть слабые места, найдется и твое. Ты только подожди. Я покажу тебе. И ты будешь молить о быстрой и милосердной смерти. Ты будешь просить о ней, дитя. И, быть может, я подарю ее тебе. Быть может… Если будет на то моя воля и мое желание.»***
Помучив ещё немного Монстрика, Катя снова оглядела местность и заметила открытый люк, ведущий наверх. На свободу. — Пошли, Гриш. А то Гэрри нам пиздюлей пропишет.***
Дети, выйдя из канализации, ринулись в город искать помощи. — Так, Снежана, Арха и Ксюша, вы бегите в дом. — приказал Костя. — А я и Юля за помощью. — Зачем нам в дом? Снова провалиться? — Если приедет Гэрри и увидит яму в подвале, он такой кипишь поднимет… — объяснял парень. — А вы «успокоите» его, мол только вы были в доме, а все остальные пошли гулять. — Ты хочешь обмануть его? — удивилась Арха. — А как же Катя? Как её то мы вытащим? — Я вызову спасателей и подведу их с той стороны, где мы вышли. Там всё ближе к Кате…, а ваша задача — Гэрри! Ребята разбежались кто куда, но каждый думал об одном — колодец в доме и провал Кати. Она хоть ещё там?***
ОНО рассчитывало последовать за девчонкой, но наткнулось на все ту же невидимую стену. Единственный выход был лишь там, где дети разрушили заслон и там ОНО намеревалось выбраться. Там ОНО нашло долгожданную пищу, расправившись с ней быстро и жестоко. Один из рабочих, прибывший по указанию Кости и Юли к одной из труб, отделился от своей компании, так неосмотрительно спустившись в глубины катакомб. Он не нашёл там Катю, зато его нашла смерть. Его страх был детским и давно забытым, ОНО понравился этот страх. Перед взором рабочего предстала женщина, старая и сморщенная, как ссохшееся яблоко. Беззубый рот словно втянут внутрь. Глаза напоминали черные провалы в пустоту, полную безумного, сводящего с ума восторга. Скрюченные пальцы заканчивались длинными ногтями больше похожими на когти. За спиной трепыхались рваные крылья, похожие на стрекозиные, издающие неприятный свербящий звук. Тело существа прикрывали неопределенного цвета тряпки, на шее висело ожерелье из множества зубов. На некоторых виднелась свежая еще кровь, словно их недавно вырвали изо рта хозяина. Рабочий, человек практичный и склонный к трезвой мысли, не верящий ни в каких монстров, не мог не признать простого факта — монстр и вполне реальный прямо перед ним. Он видел его, чувствовал тяжелый затхлый запах, так пахнет в давно брошенных домах, где годами гниют вещи. — У меня нет зубов, — проскрипела Зубная фея, а это была именно она и голос её был тягучий и липкий, как растаявшая карамель, — я заберу твои. Крик мужчины оборвался мгновенно, одним ударом когтистой руки, больше похожей на лапу. Джонсон, так его звали, отлетел к стене, ударившись о которую успел подумать, что, наверное, будет большой синяк. Успел увидеть свои рассыпавшиеся по полу зубы и лужицу алой крови, растекающейся перед его лицом, почувствовать, как теплая моча расползается по штанам, ее резкий запах (стыдно), прежде чем его сознание погрузилось в милосердную темноту.***
— Гэрри, ты только не волнуйся, он сам провалился! — Да, а… мы… только мы были дома… Девочки пытались хоть как-то успокоить разбушевавшегося парня. — КАК ПОДВАЛ МОГ САМ ПРОВАЛИТЬСЯ?! ГДЕ ОСТАЛЬНЫЕ?! — Хай народ! — внезапно зашла в комнату Катя. — Чё вы так долго? Я уже сама выход нашла! — Откуда нашла? Где ты была? — Гэрри был всё ещё зол, но любопытство взяло верх над парнем и тот, прищурив глаза начал расспрашивать Катю. — Да я их ждала в… — девушка увидела за его спиной девочек, которые в панике жестикулировали и всячески пытались показать Кате, чтобы она не проболталась и ничего не говорила. — В… Ма…газине. Там недалеко возле кинотеатра магазин есть… Мы с Костяном и Юлей пошли погулять и увидели его. Ну и… Я пришла домой позвать остальных. Вот. — Тогда почему я тебя не видел на улице? Ты в курсе, что произошло в доме? — Я просто…, а я тебя тоже не видела, как ты домой пришёл. — всё ещё косила под дурака девушка. — А что случилось? Гэрри рассказал, что в их доме провалился подвал и пытался узнать, как это случилось. Гнев парня было не передать. От громкости его голоса трещали стёкла, заглушалась музыка у соседей. Сам Гэрри источал искры и ветряные импульсы, которые можно было почувствовать и в воздухе, и на собственной шкуре. Позже в дом вернулись Костя и Юля. В панике и страхе они чуть было не проболтались, но вовремя замолчали. Гэрри ещё долго отчитывал детей об их халатности и беспечности. И он бы продолжать это, если бы ему не позвонили и не отвлекли. Дети решили воспользоваться этим моментом и разбежаться по дому, делая вид, что они не при чём. Гэрри запер дверь подвала и строго настрого запретил детям выходить из дома. А лучше и из комнат.***
Когда нашли то, что осталось от рабочего, едва ли кто заметил, что он перед смертью обмочился, настолько истерзано было тело. Вернее, было бы сказать, оно было съедено почти целиком, но лицо, как ни странно, осталось целым, словно специально. Как будто то, тот кто сделал это, кем бы или чем бы это ни было, хотело, чтобы человека узнали. На стене была короткая, запись — ОНО. Последняя буква была сильно свезена. И никаких следов, указывающих на то, кто мог это сделать. Единственный вывод, к которому пришли осматривающие место событий, людей бывалых и повидавших всякое, что это был какой-то долбанный на всю голову псих. Или, возможно дикие животные, пробравшиеся в канализацию. Такое, говорили, и раньше бывало, давно правда. Пропавших детей находили в канализации полу съеденными. А Джонсон, как гласил бейджик на обрывках рабочего комбинезона, видимо хотел написать, кто на него напал, но не успел.***
Покончив со столь удачно подвернувшейся трапезой, ОНО направилось наружу — туда, где ждала пища, много вкусной восхитительной пищи и веселье, разумеется. ОНО любило не только хорошо поесть и поспать, но и поразвлечься, а люди были для этого идеальным инструментом. Если бы кто-то был свидетелем выхода ОНО из колодца, то увидел бы лишь серебристую тень, неопределенной формы, что поднялась над провалом, мгновение повисела и метнулась в сторону двери. Тень это излучала ликующее, сводящее с ума, злобное торжество и жажду убийства, внезапно сменившееся непониманием и яростью — новое препятствие! Проклятый Черепаха никак не желал понять, что его место в Мироздании не здесь и самое лучшее, что он может сделать, единственное полезное — это подохнуть! И лучше ему это сделать самому, прежде, чем ОНО поможет ему это сделать. ОНО натолкнулось на преграду, оборвавшую ее ликование, словно удар тяжелого лесорубского топора по дереву, брызнувшему щепой и соком. Так же и ярость ОНО взорвалась невидимыми энергетическими брызгами, окутала пространство, оставляя на полу и стенах крохотные ожоги. — Куда-то собралась, — холодно поинтересовался Матурин? Его спокойствием можно было успокоить сотни лет бушующий ураган на Юпитере, но не остудить пыл ОНО. — Отвали и дай пройти, Матурин! Неужели ты настолько глуп, что не можешь понять очевидного? Ты проиграл! Не стой на МОЕМ пути и не трать мое время. Я с тобой в игры играть не собираюсь. — Остановись. Ты поела, сестричка. А теперь пора поговорить. — Да?! О чем же? О твоих сопливых детишках? Хочешь посмотреть, как я утру их сопли их же кишками? Хочешь посмотреть на это?! УЙДИ С ДОРОГИ! Молчание. — Матурин, ты лезешь не в свое дело. Ты никогда не вмешивался, не стоит начинать, право, — голос ОНО стал елейным и тягучим, угрожающе мурлыкал и излучал сладкий убийственный яд. — У тебя никогда не было чувство юмора, Матурин. Но, полагаю, мой ты оценишь, когда я буду шутить с твоими любимчиками. Думаю, ты дашь оценку десять из десяти, а может и все одиннадцать баллов, как думаешь, друг (враг) мой?***
— … И короче идём мы по коридору, а там этот парень сидит! Глаза красные, конечности синие, сам весь трясётся как лист осиновый! — А потом что? Дети сидели в комнате брата и сестры, обсуждая будние дни и вспоминая прошлое. Хоть Гэрри и наказал их, но разве это остановит детей? Катя рассказывала свою историю из жизни, поражаясь тупости и слабохарактерности людей. — Катя, погоди с рассказом. — остановила её Снежана и с серьезной миной на лице. — мне просто интересно… Вот, у тебя есть домашний питомец в виде паука, ты не боишься темноты и паники… Всегда такая боевая…, а почему? — В каком плане? Я не поняла вопроса… — Почему ты ничего не боишься? Или… Чего ты боишься? Катя подняла руки в запале, но задумавшись, села обратно и озадаченно посмотрела на брата. — Что? Я тебя только пять лет знаю… Я хрен знает, чего ты боишься… — Ребят, вы ничего не слышите? Ксюша и Арха встали со своих мест и выглянули из-за двери. Внизу была какая-то возня и крики. Кто-то ругался. Дети тихо спустились по лестнице и застали весьма интересную картину…***
Появление детей сейчас, когда ОНО не достигло желаемого лидирующего положения, было вдвойне неудобно. ОНО, было уязвимо отлично зная, чем опасны дети, составляющие собой магическое число и объединенные дружбой. И ОНО категорически не желало, чтобы кто-либо видел её слабость, тем более проклятые детишки. Матурин, как ни странно, тоже этого не желал, вмешавшись в изменение формы ОНО и принудив ее принять человеческий женский облик. Спустившись вниз, дети увидели Гэрри и незнакомую девушку, с волосами, напоминающими пылающий огонь и глазами цвета янтаря, с удивительной искринкой, в эти глаза так и хотелось смотреть не отрываясь, хоть девушка и выглядела рассерженной или чем-то недовольной. ОНО было в замешательстве. Никто ранее не вмешивался и не мог вмешаться в выбор формы. Черепаха сделал это, хуже того, ОНО чувствовало, что измениться она не может, лишена возможности даже развоплотиться, запертая в этой хрупкой и уязвимой физической оболочке. Но что ОНО знало точно, острые зубы по-прежнему при ней, не только физические. Она еще может кусать их разум, их чувства.***
— Гэрри, а это кто? — спросили все дети разом и уставились на незнакомку. — Это… Это мой помощник. — со спокойным тоном ответил парень. — она будет помогать мне следить за вами и учиться. Тем более, в силу недавних событий… Мне кажется, что помощник нужен не только мне. — Вау! Мадама! Тип наша «маман»? — Снежана улыбнулась во весь рот и поздоровалась с гостьей. — привет! Рыжая девушка лишь хмыкнула, выразительно подняв бровь и презрительно посмотрела на детей, всё ещё пребывая в руках Гэрри. — А она чё, по-русски не шпрехает? — Катя подошла ближе к девушке и стала жестами представлять всех ребят. — смотри! Меня звать Катя! А эти ребята… — Я понимаю тебя, девчонка. — рыкнула рыжая девушка и попыталась вырваться из рук парня, но он лишь усилил хватку. — А-а-а… А хули ты тогда не здрасьте ни до свидания? — Дети, я велел вам разойтись по комнатам. — Гэрри смерил ребят строгим взглядом — идите, завтра познакомитесь. — Ну хоть как тебя зовут? — выкрикнула Юля. — …Робби. — сквозь зубы процедила рыжая. — Робби Арания. — закончил за неё парень и разогнал всех детей по комнатам. «Ты хочешь поиграть, Матурин? Окей. Мы поиграем. Но не рассчитывай, что игру будешь вести ты», — думало ОНО, едва ли, не убивая детей взглядом, наполняя каждое слово сочащимся, ядом. Впрочем, эти наивные недомерки были все в своего опекуна — такие же бестолковые. Не только лезли, куда не просят, но и ничего не заметили. — «Ничего, заметят. Все в свое время. А сейчас, Матурин, мы поиграем. Так мне даже проще. Да, так намного проще. Я сыграю в твою игру, но по своим правилам.»***
Гэрри затолкал девушку в свою комнату и закрыл двери. Повернувшись к ней, он толкнул её в сторону, дабы та не напала. — Что бы ты не задумал, ты ничего не добьешься, — прошипела Робби. Просто отвали от меня. Какое тебе дело до этих грёбанных детей? — Детей? Они меня мало заботят. Главная цель — ты! Парень подошёл к лампе что стояла около шкафа и включил её, рассматривая девушку, а полумраке. — Лучше веди себя адекватно. — Что тебе нужно от меня? — Прилежное поведение, для начала… Зло сверкнула глазами — Что это за чушь? Помощница? Ты правда полагаешь, что я буду следить за этими ходячими деликатесами и учить их? Знаешь, чему я с радостью их научу? Орать от ужаса, как никто не орал. Поверь, это будет для меня забавой. Гэрри спокойно смотрел на девушку, изредка закатывая глаза. Но последние слова Робби его взбесили и парень, схватив девушку за шею сильно ударил её о стену. — Забавой? А давай вспомним, как было забавно, когда неудачники победили тебя? Или как ты умирала одна на дне канализации? А может ещё и со смерти твоих детей посмеёмся?! Парень злобно смотрел на девушку и с шипением произносил каждое слово, не скрывая раздражения. — Ты будешь следить за ними, будешь учиться жить как человек! В противном случае, я посажу тебя обратно в клетку! Только уже ты будешь одна! Детей я переселю, дом сделаю невидимым, а тебя посажу на короткую цепь, без еды и света! Ты этого хочешь? Гэрри с силой сжал горло девушке и смотрел на неё стеклянными глазами, не выдававшими никаких эмоций внутри. — Сволочь! — прошипела Робби. Но ОНО не могло не заметить странные нотки в голосе Матурина, странные волны эмоций. Беспокоится? Злится? О чем? Неужели о ней? Нет! И все же… ОНО знало, как никто, что именно так матери налетают на своих детей, за чью безопасность переживали. Тех детей, которым повезло вернуться домой. Так влюбленные кричали друг на друга, если один из них подвергался опасности в силу опрометчивости. Но Матурин… Нет, это чушь, определенно чушь. Такие как он не чувствуют ничего, пофигисты хреновы. Впрочем, именно пофигизм ОНО устраивал. — Какое тебе дело до моих детей и моей жизни? Заботься о своих, — теперь голос ОНО сочился не только злобой, но и затаенной болью, не забытым страхом. — Зачем тебе это нужно?! Ты знаешь, должен знать, что я не смогу долгое время оставаться человеком. Мне необходимо питаться. Грубая сила Матурина и собственная уязвимость, были новыми и непривычными для ОНО и все же Робби не подала виду, что ей есть дело до боли, что причинял ей Черепаха своими действиями, лишь злобно сверлила его взглядом. — Про питание пока забудь! Я и так позволил тебе убить рабочего, хотя не стоило. — Гэрри немного ослабил хватку, по не отпустил. — а на счёт тебя… Я не хочу, чтобы история повторилась. Я помню твою горечь по детям… Но тогда ты была сама виновна в их смерти, как и в своей. А человеком быть ты сможешь. Я дал тебе этот образ и только я могу изменить его. — Тогда зачем позволил? Подразнить? — в голосе Робби прибыло злобы, — какое тебе дело, черт побери, до моих детей? И до меня?! — вновь повторила вопрос Робби, — Это моя боль! Не твоя! Верни мне контроль над формой, Матурин. ВЕРНИ ЕГО! Парень хотел было ударить её, дабы привести в чувство, но не смог. Хоть в метавселенной и не было подобных правил на этикет, и все были равны, но само понимание и гордость не позволили ему это сделать. Вместо Робби Гэрри ударил кулаком стену да так, что по ней начали идти трещины. — Заткнись! Мне есть дело и до тебя, и до детей! Я ничего тебе не верну! ОНО помнило боль. Очень хорошо. И чувствовало, что сейчас очень близко к тому, чтобы вновь ее испытать. Не такую сильную, как тогда, но все же… Но, тяжелая рука Гэрри, как он себя называл, ударила мимо, Робин ощутила даже движение воздуха рядом со своим лицом, так это было близко, ощутила, как содрогнулась стена. Да, определенно, законы формы влияли и на него, а то что он не смог ударить, говорило о том, что Матурин отравился человечностью. Какое жалкое ничтожество! И все же, ОНО растерялось. Ответить ему было нечем, игра шла не в ее пользу, и сама себе она не дала бы и двух баллов из десяти. Да что там, не дала бы и одного. ОНО не только не могло ответить Матурину, но и не могла понять, какой мотив им движет, а это лишало ее главного козыря — возможности им манипулировать. Все же, игра разумов была столь же древней и излюбленной, как мир. Только вот, все лучшие карты были всегда у нее, однако, не в этот раз. Да, не в этот. Возможно, в другой. ОНО не сомневалось в этом. — Я тебя ненавижу, Матурин, — к голосу Робби, помимо злобы, добавилось что-то еще (Страх). Если бы ты не вмешался тогда, не помог этому мальчишке, мои дети были бы живы! Его жизнь принадлежала мне. МНЕ, слышишь?! Какого хрена ты влез? Он лишь еда, не более того. Что, его жизнь была важна для Мироздания? Такой важный перец? Он никто! Но ты влез. И случилось то, что случилось. А теперь ты смеешь говорить, что тебе не все равно? Молчал бы лучше (усталость). Парень как будто прозрел и отпустил девушку. С виной и тоской в глазах он отошёл от неё и сев на кровать закрыл глаза. — Я… Я не хотел этого. Я был вынужден. И я не помогал ему, я лишь дал ему подсказку. Я же не знал, что он поймёт… — Ты не должен был вмешиваться! Зачем ты вмешался в то, что тебя не касается? У каждого своя судьба. Ты знаешь правила! О чем ты бормочешь вообще? Вынужден? Что за бред? Я всегда знала, что ты идиот, но настолько… Сейчас, ты…ты тоже вынужден? Какого хрена, Матурин? — Вот именно, я знаю правила…, а ещё я знаю твою участь, что тебя ожидала. И сейчас я вынужден терпеть твою истерику. Парень встал с кровати и подошёл к девушке. — Есть причина по которой я забочусь о тебе, и не одна. Пойми… Я не хочу, чтобы ты страдала. Увы, ты не из тех, кто сможет пережить подобное несколько раз. И Другой… Не даст тебе ещё одного шанса. Парень положил свои руки на плечи рыжеволосой и умоляюще посмотрел ей в глаза. — Я прошу тебя, послушай меня. Я держу тебя здесь не для того, чтобы помучить или приручить. Другой. ОНО и ранее подозревало, что есть Другой и дети его агенты еще тогда, столкнувшись с теми детьми, которые должны были умереть, но оставались живы, вопреки воле ОНО, чего никогда не случалось за всю ее долгую жизнь. Но, тогда ОНО не поверило своим подозрением, посчитало их необоснованными, а детей просто чрезмерно везучими. Матурин, одним единственным словом вырвал старые воспоминания и тревожные размышления, страх и кусающуюся боль. Другой. И дети были его агентами. Так все и было. В противном случае, у них просто не было бы ни единого шанса, ОНО убило бы их одного за другим и никакая дружба не спасла бы их, как не спасала других детей, раньше. — Я не верю тебе (не доверяю). И все же, руки Матурина остались на своем месте, Робби не сбросила их со своих плеч. Она была растеряна и испугана и не желала показывать этого (свою слабость), испуская яд, приправленный горечью и злостью. — А что по-твоему, ты делаешь сейчас, Матурин? Отнимая необходимое. Лишая пищи и свободы. Заставляя идти на компромисс?! Да ты упиваешься властью! Тебе нравится. Уж поверь, я знаю это чувство. Вы только посмотрите, дамы и господа, Старый глупый Черепаха возжелал повелевать ОНО, а может быть и Дерри. Воистину Мир сдвинулся! Ледяное и бесстрастное спокойствие Черепахи столкнулось с пылающей яростью и затаенным страхом ОНО. Запредельная энергия, образовавшаяся между ними, грозила обратиться взрывом и снести своим неистовством и дом, и всех его обитателей, а быть может и весь квартал. Неожиданно для Робби, Матурин приблизил свое лицо практически вплотную к ее. Она почти ощущала его на вкус. Ощущала тепло, исходившее от его кожи. И запахи чувств, неведомые людям, способным ощущать лишь то, что на поверхности, ментальный уровень восприятия был им недоступен. Большинству из них во всяком случае. На самом деле, то что сделал Матурин, вслед за этим, было неожиданным не только для, ОНО, но и для, него самого. Почувствовав, как он впивается в её губы, Робби попыталась отпрянуть, вырваться из его сильных рук, ее колотило от ярости и бессилия. — Прекрати это! Прекрати немедленно! Отвали от меня, мудак грёбанный (мысленно). Но что-то внутри нее шептало, что бы он продолжал. Что бы он ни делал, пусть продолжает. Потому что это нравится ей, вопреки всему, придавая её злости новые грани вкуса. Тело, женская форма, которую ей навязал Черепаха, законам которой она была вынуждена подчиняться, для каждой формы законы и правила были свои, предательски ответила на поцелуй Матурина. Так себя убеждало ОНО, отметая малейшую, даже, вероятность, что ей нравится это. Что она хочет больше и получит больше, впиваясь в лицо парня ответным поцелуем, прокусывая его губы до крови, пробуя его на вкус, до боли царапая пальцами его спину. Отстранив лицо и очертив губы Черепахи его же кровью — проведя кровавые стрелки, такие же, как у нее, по его лицу, лишь мгновение Робби любовалась содеянным, приподняв его за подбородок, прежде чем вцепилась в него новым жадным и грубым поцелуем. Она ощущала вкус его крови на своих губах. Не такой, как у людей. Он имел свой, неповторимый оттенок. Восхитительный, пряный, терпкий. Мало! Острые зубы ОНО ранили Черепаху, доставляя ей неимоверное наслаждение. Больше крови — больше вкуса. Своим языком, она поймала его язык, захватила в плен, переплелась с ним в единое целое. Когда же наконец отпустила — лица обоих были в крови. Его взгляд был бесконечен, в ее глазах горел опасный огонь. Она облизнулась и алчно посмотрела на Матурина, готовая повторить. Готовая на нечто большее. — Какой ты… сладкий, — промурлыкала она, — так бы и съела. Буквально. Поцелуй же меня еще, Старичок. Я впервые целовалась. Скажешь ли, ты, что поцелуй хорош? Дашь ему пять баллов из пяти? Или семь? (По числу лузеров, хаха). Не дожидаясь ответа, Робби с неистовой ненасытностью, вновь притянула Черепаху к себе, впившись в его губы, всасываясь в них, словно, действительно, хотела сожрать. Неожиданно для Матурина, Робби резко и решительно отпихнула его от себя. Лицо ее не выражало ни тени любви или даже доброжелательности, только пытливый злой отблеск Мертвых огней. — Понравилось? Это была игра, друг мой, только игра. На все сто баллов. А ты, друг (враг) мой, слишком глуп, чтобы понимать что-то в любви. Глуп и наивен, как новорожденный теленок. В язвительном тоне и резких словах ОНО прятало шок от того что произошло. От чувств, ей самой сейчас испытанных. От желания, грызущего и терзающего ее форму, словно дикий зверь, нестерпимо и алчно. Как больно иначе. Ей, хотелось отдаться целиком в нетерпеливые зубы этих ощущений, что бы они вонзили свои клыки глубоко-глубоко. Шок от осознания этого, заполнил ОНО и заставлял нападать на источник своей слабости. Новой слабости, опасной и коварной, как она сама. — …Ты права, я мало что смыслю в любви. Но… Человеческое тело даёт мне это чувство. Да и раньше я был влюблен в тебя. — парень опустил голову и уставился куда-то вдаль. — я всё думал, что это какая-то болезнь или недуг… Ведь такие как я просто не способны на любовь. Но как видишь… Только я одно не пойму, зачем ты мне ответила? — Оставь меня в покое! — потребовала Робби, тоном, не терпящим никаких возражений. Тоном властным, требовательным, скрывающим под собой что-то еще (не уходи), что ОНО не хотело показывать. — Уйди, по-хорошему, потому что эта игра мне уже надоела, — ОНО, даже в заведомо проигрышной ситуации, готово было показывать зубы, пряча пол угрозами вихрь смятенных чувств, с которыми ОНО ещё предстояло разобраться. — Утри лучше сопли своим любимым деткам и присмотри, чтобы снова не нарвались на неприятности. В следующий раз я никого из них спасать не буду (Бассейн).***
Матурин вышел из комнаты и направился в гостиную. — «Боже… Эта истеричка мне весь план поломает». Матурин зашёл в комнату и сев в большое кресло включил телевизор. По ящику шла какая-то психоделическая комедия с отрыванием головы у танцоров и сжиганием игрушек в виде маленьких детей. — «Зачем я это сделал? Зачем…? Знал же, как она отреагирует на подобную нахальность… Ну ладно я идиот, а она то? Зачем ответила? Подразнить? Поиздеваться? Она может…». Матурин переключил канал в поисках того, что может отвлечь его от грызущих мыслей и томлений разума. — «Я ведь никогда ничего подобного не испытывал. Только порядок меня волновал… Только равновесие в меж-мирах и моём луче. Но нет же… Вылез один раз глянуть, что это там светиться так ярко? И что в итоге…? Идиот». Всё ещё переключая каналы, парень начал засыпать. — «А люблю ли я её? Или же это всё тело? Ведь в космосе я был бесстрастен… Даже когда смотрел на неё, говорил, спорил… Я ведь только любовался этой бешеной и не более. Надо ей всё рассказать… Хотя, нет. Зная её нрав и нестабильность… Она просто взорвётся». Переключив все каналы на сотый раз Гэрри устало зевнул и прикрыл глаза с последними мыслями. — «Что за бред показывают? И людям это нравится? Тогда понятно, почему они… Ох… Такие… Дикие…».***
Тишина звенела и раздражала ОНО, как натянутая струна или червоточина в пространстве, каких все больше и больше появлялось в разных мирах. Дребезжала низко и надсадно, выводя из себя. Человек мог бы сравнить это с назойливым жужжанием большой жирной мухи. ОНО на мух внимания не обращало. Черепаха, несомненно раздражал своей непроходимой тупостью. Но к его постоянному присутствию ОНО привыкло за миллиарды лет их соседства. Настолько привыкло насмехаться над ним и презирать, что не замечала ничего иного. А было ли что замечать? Привыкло к его по овечьему кроткому спокойствию. Но, похоже, у ягненка выросли рога, и он возомнил себя крутым бараном. И все же ОНО думало о том, что произошло. Не могло не думать. Разумеется, это была не игра. Нет. Они оба знали это. И ментально укусив Черепаху (поцелуй) ОНО укусило и себя. Тело Робби горело, отравленное ядом нового сладкого, тягучего чувства. Разум метался в смятении, которого ОНО никогда ранее не знало. За всю историю их соседства, ОНО и Черепаха не были врагами. Но и друзьями они не были тоже. Впервые за миллиарды лет они дошли до выяснения отношений словно два подростка, только что вышедшие из детства и заметившие изменения взросления, произошедшие друг в друге. Впервые у ОНО не было четкого плана действий. ОНО хотело выцарапать глаза Матурина и съесть их, как оливки, вырвать его болтливый язык, расцарапать лицо до самой задницы. Робби хотела вновь ощутить вкус его губ и крови, утонуть в поцелуе, сводящем с ума…