Срал да упал

Несколько дней назад Антон напомнил позвонившему Арсению, что одежда для верховой езды должна быть легкой, удобной и не сковывающей движения. Попов понял это примерно как «надень свой самый фердипердозный костюм и притащись в нем в этот свинарник» и сейчас с лицом обиженного бладхаунда смотрел на коня, которого ему предстояло почистить. И Шастун не то чтобы прямо злорадствовал, но впервые весенняя линька вызывала у него теплые и приятные чувства. Доппельгангер, как оказалось, обладал неплохим чутьем и за десять минут до приезда Арсения нашел самую большую, самую глубокую, самую грязную и вонючую лужу в своей леваде и с блаженным гугуканьем плюхнулся в нее, замарав даже морду. И если ген хитрожопости был заложен только у этого конкретного коня, то ген любви к чему-то грязному и мерзкому присутствовал у каждой светлой лошади. Хотя, возможно, все они просто в душе чувствовали себя гнедыми и пытались как-то это исправить. А то как это так это, уже первое занятие, а у Арсения еще конь не валялся? — Берете вот эту резиновую щетку, — стоя чуть поодаль, командовал Антон, — и круговыми движениями начинаете чистить коня. Арсений, еще совсем недавно мнивший из себя чуть ли не мастера спорта по всем конным дисциплинам сразу, боязливо подошел к Доппельгангеру и протянул раскрытую ладонь к его морде, как бы знакомясь. Коню, правда, это знакомство было совершенно ни к чему, и жеребец, прижав уши и раздув ноздри, ухватил Попова зубами за пальцы. — Что за беспредел?! — с трудом выхватив руку из лошадиного рта, возмутился мужчина. Справедливость была восстановлена. — Ваше Дупло-с-Гангреной меня покусало! Шастун сложился пополам от смеха. Далее чистка проходила следующим образом: Антон держал жеребца за переносицу, не давая ему возможности кусаться, щипаться и совершать все прочие противоправные действия своими зубами, и за каждый косяк Арсения обещал отпустить Доппельгангера. Точнее, его морду. Сработало на ура: немецкие снайперы во Вторую мировую сейчас позавидовали бы быстроте и аккуратности Попова. Когда с чисткой было покончено, и серый конь стал хоть отдаленно похож на серого, а из валявшейся на полу шерсти вполне себе можно было скатать валенки, Шастун великодушно послал Арсения. К сожалению, не туда, куда хотелось бы, а всего лишь подбирать себе шлем в амуничнике. И стоило только парню обрадоваться, что он придумал Попову какое-то занятие, с которым невозможно было накосячить, как мужчина вышел в коридор с малюсеньким розовым шлемом с бабочками на голове и, беспомощно теребя ремешок, жалостливо попросил помочь ему расстегнуть каску. Если бы Антону платили за каждый косяк Арсения, он бы сейчас взял такси и уехал в Адыгею. *** — Теперь так — ставите левую ногу в стремя, хватаетесь за переднюю луку седла, делаете толчок и правую ногу перекидываете на другую сторону седла. Поняли? Попов, если судить по растерянному выражению его лица, понял только то, что он не знает значения ни одного из этих слов, включая слово «нога». Антон терял терпение. — Это — сюда, — едва не сорвавшись на повествование в духе «вот эту хуйню вот в эту хуйню, а потом хуяк — и все», Шастун поставил ногу в стремя, — и закидываете себя в седло толчком ноги. — Да вы с ума сошли! — Арсений скрестил руки на груди, отшатнувшись от коня. — Я же не дотянусь! Сдержав внутри себя рев умирающей в агонии косатки, Антон притащил стоявшую поблизости детскую подставку и всучил ее мужчине. Тот, взобравшись на табуретку, поставил одну ногу в стремя, приготовился перекидывать вторую, и… Раз, два, хрясь! Шастун понадеялся, что только что треснуло поповское самомнение. А, нет, всего лишь брюки. На заднице.  — Ого, красненькие, — Антон даже не заметил, как произнес это вслух. Впрочем, Попов не расслышал сию ремарку. На его лице застыло какое-то растерянное выражение: поди уже мусолит в голове, что что-то дороговато обходится ему дамочка. Доппельгангер как-то резко фыркнул и смачно встряхнулся всем телом, из-за чего горе-всадника нехило заштормило. Антону оставалось лишь уповать на то, что у Попова не было морской болезни. — Твою мать! — Арсений, судя по всему, начал приходить в себя, что позволило ему тут же переключиться в режим бешеной истерички. — Стоит он, хихикает! Да ты хоть знаешь, сколько стоят эти брюки? За такую цену я вполне могу купить весь ваш никчемный заводишко и уволить тебя к чертовой матери! — Ну, — Антону понадобилась такая недюжинная сила воли, чтобы не заржать в голосищу, что пытка на электрическом стуле показалась бы ласковой щекоткой, — к сожалению, уже не можете. Такая дырень даже за производственный брак не сойдет. Максимум, половину конюшни сможете выкупить. За меня не переживайте: как только вы это сделаете, я тут же перебегу в другую половину. Попов как-то резко пошел красными пятнами, приобретая оттенок алого вальтрапа под седлом своего серого дьявола, и начал хватать ртом воздух. Очевидно, хотелось ему сморозить что-нибудь едкое, да такое, чтобы у Шастуна даже уши грустно повисли от удачной остроты. Но мужчине, видимо, очень и очень приходилось лезть за словом в карман, ибо часики-то тикали, а кроме нечленораздельных звуков ему ничего не удалось из себя выдавить. Шастуновская тактика «тебе слово — а ты десять» работала на «ура».  — Ладно, — великодушно произнес Антон, безмятежно улыбаясь. Собственно, ему следовало бы поблагодарить Матушку Природу за такие потрясающие дары. Улыбку Антона Шастуна стоило официально признать оружием массового поражения на мировом уровне. Казалось, такой улыбкой можно было растопить самое черствое сердце, обезоружить любого врага, а также ворочать камни, поворачивать реки вспять, разгонять тучи и призывать драконов. А вы еще что-то говорите о суперсиле, — без обиняков, но я вас предупреждал. Верховая езда, — как вы должны были заметить в первый раз, о-хо-хо, — довольно грязное занятие, — в прямом смысле этого слова, — поэтому на будущее, пожалуйста, надевайте что-нибудь попроще, на что заводишко наш уже не купишь. Ну, максимум, какую-нибудь лошаденку. Насупленный кивок. — Итак, вы успешно, ну, то есть, относительно успешно, добрались до седла, так что предлагаю сейчас вам продемонстрировать, что вы умеете. Вы поймите, — Шастун с самым бесхитростным выражением лица деланно приложил ладони к груди, — не то чтобы я сомневался, — действительно, — но мне просто хочется посмотреть на вас в седле. Глаза Попова вдруг троекратно увеличились в размерах, а брови залезли на макушку. Иногда хваленая тактика «тебе слово — а ты десять», к сожалению, давала сбой. — Извиняюсь, херню спорол, — спешно поправил себя парень и с профессионально-скучной миной продолжил: — Мне нужно удостовериться, что конь вам все-таки подходит, поэтому давайте начнем с цветочков. Пустите коня шагом по периметру. Напоминаем, что с вами в эфире шоу «Звездный час», не переключайтесь. Лицо мужчины разом стало серьезным, словно у Попова внезапно случился резкий приступ собственной важности. Он надулся и, зажав поводья в кулаке, с криком «Н-но!» резко щелкнул ими, как обычно делают извозчики, заставляя лошадей идти быстрее. «Да, сегодня опять блистаю». Доппельгангеру никогда не случалось быть запряженным в повозку. Собственно, на эти финты он среагировал, как среагировал бы любой норовистый конь, который не понимает, что происходит. Серый жеребец странно взвизгнул и херакнул с места в воздух, будто бы брал высотное препятствие. При этом он решил, что мало будет просто подпрыгнуть, поэтому на лету еще и пнул задними ногами страшное, видимое только ему существо, которое хотело укусить его за зад. Предупредить своего горе-седока он, разумеется, не собирался. Шастун отстраненно заметил про себя, что из малого, — Доппельгангера, конечно, — выйдет толк. Возможно, через несколько лет он будет штамповать победы и купаться в шампанском вместе со своим седоком. Но это явно будет не Попов. Попов мог бы достичь успеха в другом, судя по тому, как далеко он улетел с вывернувшегося из-под него седла. Например, при должных тренировках он вполне бы через несколько лет порхал на трапеции под куполом цирка. Но, как театр начинается с вешалки, так и будущая карьера Попова начиналась с катапультирования самого себя со спины этого серого дьявола. Облачно, возможны осадки в виде Арсениев Поповых. Туловище мужчины глухо ухнуло при соприкосновении с грунтом. Судьба, казалось, смилостивилась над ним, поэтому в опасной близости от него не оказалось ни одной навозной кучи. Зато неловкое приземление испугало Лаки, которого неподалеку шагал Паша — худосочный шатен с длинным носом, хитрющими глазками и добрым сердцем, пусть и не упускающий возможности подъебнуть любого в радиусе пяти метров. Жеребец Антона, хоть и отличался более покладистым нравом и относительно крепкими нервами, однако, охренел от такого поворота событий и, возомнив из себя молодую скаковую лошадь, галопищем понесся вдоль стенки. Шастун сорвался с места и, чуть ли не обгоняя своего коня, испуганно кинулся к Арсению — по крайней мере, поначалу это выглядело именно так — и пролетел мимо, едва не споткнувшись о вытянутую в ожидании помощи руку Попова. И в самом деле, какой адекватный конник будет беспокоиться о самочувствии какого-то напыщенного мудака с дырявой жопой, когда по манежу вовсю носятся два чокнутых жеребца, и одного из них никто не контролирует? Подобно некрасовской женщине, Антон, умудрившись непонятным даже ему самому способом ухватить коня за болтающийся на шее повод, остановил Доппельгангера, чудом не впечатавшись лицом в стену манежа. Наверное, примерно так же нормальные собаки становились мопсами. — А твой, я смотрю, подготовился, — кивнув на Арсения, заметил затормозивший возле Шастуна молодой человек. Тот в лучших традициях футболистов лежал на земле и старательно симулировал сломанную ногу, отнявшуюся руку, выпавший глаз и отвалившуюся жопу одновременно. — Вон, труселя даже под цвет вальтрапа нашел. — А ты только туда и смотришь, — усмехнулся Антон и, опомнившись, добавил: — И вовсе он не мой. Спорим на косарь, что он после этого занятия не вернется? — Ого, тебе вот настолько деньги девать некуда? — выделив «настолько» голосом, поинтересовался Павел, похлопывая жеребца по шее. — Спорим! Шастун, нисколько не сомневавшийся в своей победе, гордо продефилировал к все еще валявшемуся на прохладном грунте Арсению, ведя за собой Доппельгангера, бесконечно довольного проделанной им работой. Интересно, а лошади ведут какую-нибудь книгу рекордов, в которой первое место занимает тот, кто за месяц уронил больше всего всадников? — Ну, я же вам говорил, что стоит посмотреть других лошадей, — парню даже расхотелось ругаться после такого фиаско Попова — слишком поднялось настроение. — Вы же меня совсем не слушали… — Завались! — всего пару мгновений назад строивший из себя мертвого Арсений вскочил как ужаленный. — Это просто ты ни черта не умеешь, а из-за тебя потом люди калечатся! — Вы делаете поспешные выводы, — Антон выставил руки в примирительном жесте. На мужчину этот жест действовал, по-видимому, как красная тряпка на быка. — Чего?! А ну, — Попов указал пальцем на скачущего прибавленным галопом по манежу Лаки, — сядь на этого коня и покажи мне, что ты сам умеешь! Напугал ежа голой задницей. Шастун, конечно, не особо любил выпендриваться, но раз уж его попросили, надо было пользоваться моментом. Поменявшись с Пашей конем, парень проехал на заметно повеселевшем при виде хозяина Лаки один круг шагом и поднял в рысь. Со стороны казалось, будто Антон не совершал никаких движений, и жеребец делал все сам — и бежал боком, и то высоко поднимал ноги над землей, вытягивая шею вперед, то двигался настолько собранной рысью, что его без труда можно было обогнать шагом. — Нет-нет-нет-нет! — Арсений топнул ногой, как маленький ребенок, которому отказались покупать леденец. — Это всё не то! Он как придурок у тебя бежит. То по диагонали, то ты со скоростью разобраться не можешь, то еще что-то. Понаберут, блин, лохов… Только что где-то в Голландии поплохело старине Тотиласу. — Но ладно уж, сойдет, — отмахнулся Попов, — ты хотя бы не упал. Возможно, у тебя все не так плохо, как я думал. Давай попробуем еще раз. Хотя, готов спорить на родную мамочку, что на этом сером припизднутом ты и минуты не продержишься. Твой-то вообще какой-то меланхолик, на нем и ребенок усидит. Но, — поспешно добавил он в тоне «в мире есть два мнения: мое и неправильное», — так уж и быть, давай мне там кого-нибудь более адекватного, так, для разминки. Нет, Доппельгангеру явно нравился сегодняшний день.