Homo homini non lupus est

Звериный глаз никогда не ошибается. Чутьё Куницы было до предела обострено, чтобы он позволил себе промах, стоящий ему неокрепшей жизни. Скиф не боялся высоты и знал — она его не убьёт. Приземлившись, словно волк на полусогнутых лапах, Куница бросился бежать. Он возвращается в стаю. Подальше от людей. Никогда человек не прикасался к волку Ареса не с тем, чтобы нанести удар и вонзить в плоть металл. Он знал, как прикасаются убийцы. Знал по себе. Он знал душегубство ради выгоды, ради золота, ради свободы. Этот человек, дотронувшийся до колючей шерсти волка, ранил сильнее, чем привычные Кунице стрелы и кинжалы. И этим человек, оставшийся там, откуда теперь бежал Куница, был опаснее всех его врагов, что он когда-либо знал. Врага-убийцу можно одолеть, её - нет. Скиф продолжал чувствовать на себе её руки, его тонкого нюха достигал её человеческий запах. Куница сорвал с себя повязки, пропитанные гноем и кровью, которые она привязывала к нему своими руками. Она слишком много трогала его. Больше, чем волк способен дозволить человеку, на которого не собирается нападать. Раны затянутся на свободе. Куница понимал: путь через степь придётся держать с одним только куском стали, предназначенным для рубки пищи, а не людей и нелюдей. В неистовом беге провёл Куница не один день, спасаясь от противника, обладающего неведомой ему мощью, перед которой он, кровожадный волк Ареса, был бессилен. Мелкий разбой и грабёж случайных купцов давали ему пищу, необходимую для того, чтобы живым добраться до поселения потомков скифов. Без стаи Куница был уязвим. Волк в одиночку не может совершать разорительные набеги. Если стая отречётся от него теперь, если он не сможет доказать того, что достоин вернуться — он погибнет. Или погибнет теперь. Куница услышал приближение всадников задолго до того, как до него донёсся топот копыт. Скиф петлял лишь ему одному ведомыми тропами, и теперь, крадучись по крутым скалам, мог различить на дороге двух русских лучников. Значит прихвостни Тмутараканского князя не дремлют. Проведал ли князь о том, что ближник его Лютобор в своём доме сокрыл скифа, которых князь издавна пытался истребить на своей земле? Куница знал: Лютобор его не выдаст. Не брал его в плен боярин — дал прибежище и слово оружие скифу подобрать, когда тот будет готов. Примирили ненадолго раны волка с неволей. Только вот на свободу пришлось вырваться раньше, чем задумал Куница её вернуть. Пусть и была для него лютоборова вотчина волчьей клеткой, хотел он с боярином попрощаться, за прибежище спасибо сказать, как это делают люди. Она называла прибежище приютом. Отчего вспоминал Куница то, от чего бежал? От неё исходил дух неизведанного. В память врезались её слова о том, что волк Ареса кусает руку, которая его ласкает. Да, волки Ареса кусают руки. И отгрызают. Что этот неведомо опасный человек хотел сказать вторым словом? Куница не знал его. Ласка — это было нечто человеческое. Человечное. Стрела опалила висок. На этот раз — та стрела, которые он хорошо знал, а не та невидимая, которую выпустила в него она. Замечен. На скифскую землю теперь нельзя прямым путём возвращаться — выследят его княжьи прихвостни и своему главному доложат, где его народ сейчас обитает. Метнувшись в обратном направлении, уклоняясь за горными выступами, Куница помчался обходными тропами.

***

Потеряв много времени, избавляя свой народ от гибельной участи, истощившись голодом и жаждой крови, Куница увидел на горизонте кочевников, среди которых он вырос зверем. Лёгкие кибитки, вечно гружёные обозы, двухколёсные быстроходные телеги и красные одежды — его народ не покинул прежнее место. Скифы были готовы в любую минуту сорваться с насиженного участка. Янтарный, помутившийся взор обратился к небу, взывая к Аресу. Его могут изгнать из стаи как отверженного, если Арес не даст знак согласия на поединок с новым вожаком. Тогда Арес предпочёл Яра. Теперь Яр мёртв. Сочтёт ли бог Куницы его в эту пору достойным занять положение, по справедливости положенное ему после отца? Отец был настоящим главарём стаи. Яр завладел его местом вопреки требованию Ареса. Тогда Куница был ещё слишком мал, чтобы бросить вызов. Достойных занять место отца не было — и им стал Яр, хоть и победил Яр его тогда не волчьей силой, а лисьей: загрыз во сне, а не на глазах у всего народа в состязании по древним обычаям. Арес простил это Яру и предпочёл его Кунице, когда последний возмужал довольно, чтобы отомстить. Кто окажется избранным теперь, когда Куница пришёл забрать то, что по праву ему причиталось? По праву народа, не по божественному. Божественное право выше народного. Между собой люди решают, а над народом всё же боги стоят. Судьбу их народа Арес решает. - Varka! Varka!* К Кунице прыгнул маленький питомец стаи. Признал своего. Куница наклонился к нему, осклабившись. — Позови Анагаста. Скажи, что Куница хочет его видеть. Мальчик отступил, угрюмо и неприязненно, без тени оскала, что служит волкам улыбкой, глядя на Куницу. — Кто ты? Ты пахнешь не нами! Ты чужак! Hamara!* Куница схватил мальчугана за запястье, острыми когтями впиваясь ему в руку, оставляя отметины, которые навсегда останутся клеймом. — Раз я враг, я прикончу тебя, если не сделаешь то, что я тебе сказал. Вперёд! Мальчуган понял — hamara не шутит. Прекратив шум, он исчез.

***

— Жив ты, Куница. Мы уже давно тебя похоронили. Сперва когда Яр кровь твою пролил, затем когда русский муж полумертвецом с собой увёз. Достойный это муж. Бог его не отверг. — Что, Анагаст, теперь чужак я среди вас? Духом русса наполненная падаль? — усмехнулся Куница. Анагаст помедлил с ответом. — Наш народ с почтением принял этого мужа. Он нам защиту своего князя предложил, да никому от скифов веры нет. Что же до отношения стаи к изменникам, в которых волчья сущность с человечьей спуталась, ты сам не хуже меня знаешь законы. Ты знаешь, Куница, чего тебе будет стоить возвращение. — Я готов. Веди. Анагаст покачал седовласой головой. — Твоя сила ещё к тебе не вернулась. Арес твой вызов примет, только биться не сможешь. Сейчас Лид вожак. Смрад твоих ран сведёт его с ума. Волк от крови бешеный становится, тебе ли не знать, Куница. Рано ты своего благодетеля покинул. Для стаи время значения не имеет. Век подле русского мужа или день — ты и так другим стал. — Свобода дороже жизни. В боярской клетке дышать нечем. В благодарность на привязи подохнуть не хочу. Анагаст пристально вгляделся в Куницу выцветшими глазами. Во взоре жреца промелькнуло незлобивое лукавство. — Свобода ли привела тебя прежде зова силы, Куница? Я вижу отпечаток руки женщины на твоей увечной коже. Ведаю, что рука женщины залечивала твои раны. Оттого ли ты бежал, что эта рука дальше твоей кожи, в пустоту души проникла? Куница мгновенно вскинулся. Сверкающие молнии его взгляда пронзили Анагаста. Казалось, янтарь внутри стекла треснул и раскололся на части. — Довольно! Веди меня к Лиду. Я брошу вызов. Ночью ожидается большое зрелище.