Homo homini non lupus est

Куница покорился. Или притворился, что покорился. Выбора у него не оставалось — оказавшись на враждебной ему княжьей земле без былой силы и оружия он сам себя загонит в западню, из которой не сможет выбраться, в один миг княжеская дружина на бравых сытых скакунах заколет его копьями. Куница позволял Варваре заниматься его врачеванием, ежедневно осматривать и перевязывать свои глубокие раны, не противился принимать пищу из её рук и с внешним спокойствием мирился с каждодневным присутствием девушки подле себя. Всё его нутро восставало против того положения, в котором он оказался. Так стреляная дичь протестующе трепыхается со стрелой в теле, до тех пор пока неизменное развитие событий не заставит принять неизбежное. Лютобора и Татьяну почти более не занимала его судьба: Лютобор, надзирая за порядком в своём владении, не спускал с него глаз, но не замечал в поведении скифа того подозрительного и мятежного, чего опасался. Совместный подвиг сблизил боярина и волка настолько, насколько это было возможно. Их не могла связать бескорыстная дружба, однако взаимное уважение мужественности друг друга сдерживало и подавляло ту естественную неприязнь, что была предопределена в их сердцах до них самих и от них не зависела. Татьяна же подчинилась мужу, мирясь с присутствием чужака в своём хозяйстве. Её крутой нрав был сломлен. После того, как Лютобор вырвал её из вражеских цепких лап, вопреки своей сущности обагрив Тмутараканскую землю морем крови, Татьяна прониклась к мужу покорной любовью, всю себя отдавая их сыну. За сестру она не боялась: мягкость Варвары не препятствовала её разумности и к тому же Татьяна понимала, что Лютобор всех их защитит мечом, если на то возникнет нужда. Единственное, что омрачало супругов, не было присутствием чужака из мира животных, но было необходимостью скрывать его от князя Тмутараканского Олега, время от времени наведывавшегося в лютоборову вотчину проведать своего наречённого сыны. Князь, издревле стремящийся истребить враждебные ему народы, обнаружив представителя одного из них в доме своего ближника, надо думать, казнил бы и того, и другого, а с ними и оба народа. Казалось, одна Варвара не испытала ни единого тревожного дуновения в душе при появлении Куницы. Девушка в неустанном бдении проводила возле его временного ложа дни напролёт, тщась предугадывать и исполнять каждое желание, каждую волчью нужду. Впрочем, скиф старался как можно реже использовать возможность прибегать к её помощи. Чаще всего она предлагала что-либо совершить для него сама. Они вели разговоры. Впервые за свою жизнь Куница столкнулся с человеком, который проявлял внимание к нему, к его человеческому началу, зачатки которого не превратились в большее, как замерзают нераскрывшиеся берёзовые почки в весенние заморозки. И пусть жизнь его не была похожа на ту, из которой складываются былины, Варвара оказалась живо увлечена ею. Когда Куница окреп и его глубокие раны стали не такими глубокими, он начал возвращать себе быстроту, неуловимость и проворность движений, надолго исчезая в скалах, перелетая с одной на другую. Его кости были целы, и он благодарил за то Ареса, что основное его преимущество перед врагом осталось при нём. Каждый раз Куница пытался изворотливо ускользнуть так, чтобы не быть замеченным — это было одним из основных его правил выживания. Несмотря на все его ухищрения, закалённые многолетним опытом, Варвара часто порывалась отправиться с ним. Животное начало уступило человеческому, но лишь настолько, насколько ему хотелось потешить любопытство — узнать, чем живут люди внутри, есть ли у них душа, о которой они любят говорить, и из чего она состоит. Человеческое начало брало верх — но лишь пока то позволяло начало животное. Волк не был побеждён человеком и тому никогда не бывать — в этом Куница был уверен, как в себе самом. Это и был он сам. Этот человек, что сейчас подле него, не сможет победить волка. В нём нет силы, в нём нет хитрости. Куница стоял на отвесной скале, устремив янтарный взор на водную гладь, простиравшуюся в далёкие края. За его спиной был человек. Он чувствовал дыхание в спину. Так было всегда, сколько он помнил своё выживание. И затем — нападение. Но не в этот раз. Впервые ему нечего опасаться. — Ты думаешь о родине? — голос Варвары задел чуткое ухо скифа. Человек оказался слишком близко. Непривычно. Враждебно. Нужно быть начеку. За поясницей — сталь кухонного ножа, украденного у лютоборовой жены. Когда настанет час уходить, Лютобор обещал подобрать ему подходящее оружие. Только это волку решать, когда уходить в лес, а не человеку, даже если тот его кормит. — Для меня нет родины и никогда не было. В вашем языке скифов называют скитами. Мы скитаемся по миру и ищем землю, которая станет нашей, пока не найдём другую или на нас не начнут охоту. — Тогда ты тоскуешь по своей стае, да? — вновь задала вопрос Варвара. Её дыхание щекотало уши. Как свист стрелы, опалившей висок, волей Ареса не попавшей в цель. — Я никогда ни по чему не тоскую. Я не ведаю того, что испытываете вы. Стая — прибежище, а не дом. Волки не принимают тех, кто знается с врагом. Когда я вернусь, я буду должен получить прощение Ареса и доказать то, что я достоин вернуться, в схватке с новым вожаком. Убью его — смогу вернуться, а если нет — навсегда буду изгнан. Или умру наконец. Второй раз. В первый Лютобор помешал. — Если стая не примет тебя, ты всегда сможешь найти приют. Ты знаешь, где. — Куница не оборачивался, зная, что она чересчур, недопустимо близко. Слишком близко для того, чтобы зверь оставался хладнокровным. Его кровь закипала — но отчего, если человек не был опасен? Отчего его столь страшила близость не друга, но не врага? Какое тайное, недоступное его обонянию и осязанию оружие способен хранить у себя этот слабый человек? — Для меня нет приюта. Нет родины, нет дома. Волк не променяет свободу на клетку в чужом роду. — Волки — настоящие волки, не человеческие, — очень преданные, ты знаешь, Куница? Если настоящий волк, он привыкает к человеку, который не испугался подпустить волка к себе. А если ты настоящий волк, Куница, отчего ты кусаешь руку, которая тебя ласкает? Стрела попала в цель. Куница ощутил — попался. Попался не на силу, попался не на хитрость. Стрела пронзила плечо, ледяной клинок врезался в ладонь. Варвара коснулась щекой его плеча, её рука скользнула к его пальцам. Зверь проглядел опасность. Зверь не знал, что бывает такая опасность. Человек ранил зверя. В один прыжок Куница бросился со скалы.