Homo homini non lupus est

В дверном проёме комнаты, отведённой Кунице, показался изящный женский силуэт, робко застывший на пороге. — Войди, взгляни на своего подопечного, Варя, волк нынче поневоле присмирел — позвал Лютобор девушку. Силуэт сделал аккуратный шаг за порог. Варвара была несколькими годами моложе Татьяны, почти не похожая на свою сестру: в лице её не было Татьяниной резкости черт, холодного взгляда из-под соболиных бровей — оно являло собой образец женственной мягкости. Её глаза излучали тепло, щёки были окрашены нежным розовым природным румянцем. Она была одета в длинный сарафан более неброских и светлых оттенков, нежели носила Татьяна, и кожа возле её глаз не была раскрашена цветными узорами. От неё веяло юностью, свежестью и была она как едва алеющая заря на небосклоне. В утренней прохладе девушка зябко куталась в меховую душегрейку. На ней не было платка и золотисто-каштановые волосы густыми косами падали на хрупкие плечи и спину. Несмотря на плавность образа и некоторую скованность движений, взгляд девушки был прямой и открытый. Варвара встретилась глазами с глазами Куницы, сверкающими недружелюбно и недоверчиво. Лютобор подошёл к изголовью кровати, с которой иссякшие силы не позволили неукротимому дикому зверю покинуть его дом тотчас же с возвращением к нему сознания, и вполголоса произнёс: — Нынче утро. Мне нужно явиться ко двору князя. Ежели узнаю, что удумал и тем паче совершил ты недоброе, пеняй на себя - не посмотрю впредь, что клятву выполнил. Добро награждаю, а зло не прощаю. Тебя же ради всё это затеял. Прими моё спасибо тебе как человек, не как зверьё поганое. Лютобор удалился, оставив Варвару наедине с волком. Куница заметил, что в руках у девушки находилась чаша, источавшая аромат трав. — Я принесла это для тебя. Я знаю о том, что приключилось с тобой, и я благодарна тебе от имени моей сестры и Лютобора. Выпей, и ты почувствуешь, как тебе становится лучше. Я тебе обещаю. — девушка поднесла к пересохшим, испачканным запёкшейся кровью губам Куницы снадобье. — Зверь либо находит траву на воле, либо сам зализывает свои раны. — отрывисто ответил скиф, едва разжимая губы и отворачиваясь. — Всё другое для него отрава. То, что в твоих руках, человеку помочь может, а мне никогда. То, что хорошо для человека, для зверя - яд. — Ты такой же человек, как мы, — возразила Варвара с улыбкой. — В твоих устах такие слова, а ты ничем не отличаешься от нас. Чем же ты волк? — Своей жизнью. — Куница оскалился. — Человек, с колыбели несущий смерть, не будет человеком. Зверь не ценит людской жизни, как не ценю её я. Варвара отставила в сторону целебный отвар. Она вновь взглянула в жёлтые глаза, смотревшие на неё как на преграду и обузу. Она понимала: цена её жизни для этого скифа существует лишь благодаря той связи, что установлена между ним и Лютобором. Не питай Куница своего рода уважение к Лютобору после испытаний, выпавших на их общую долю, и не будь Куница слаб и болен после жестокого поединка с бывшим вожаком его народа, убил бы её не моргнув оком, как убивал десятки, сотни и тысячи раз до этого. Девушка читала в янтарных глазах безграничное влечение лишь к одному на свете — свободе. Свободе без людей. Свободе любой ценой. — Я дала слово Лютобору, что буду ухаживать за тобой, пока ты вновь не станешь сильным и здоровым, так же, как ухаживала бы за ним или за Татьяной. И я не нарушу слово, данное моей семье, даже если тебе придётся забрать мою жизнь. Лютобор почтил своим долгом взять тебя к нам до тех пор, пока ты не станешь прежним, и его волю я чту как волю Христа. Став верным мужем Татьяне, он заменил мне отца и брата, и если мне придётся расстаться с жизнью, ухаживая за тобой и выполняя его волю, я приму это как долг, как принял за долг Лютобор восстановить твою силу в благодарность за ваш с ним уговор. Куница слушал отважную речь беззащитной девушки и понимал, что в её сердце жарким пламенем горит огонь преданности и любви к своей семье — то, что для него было недосягаемо. Он с лихвой познал боль, смерть, жажду наживы и страсть к выживанию, в то время как человеческое существо, находившееся перед ним, являлось в полном смысле человеческим. Куница знал верность клятве, вместе с тем верность слову оставалась для волка Ареса далёкой и чуждой. Куница поклялся Лютобору спасти жену и сына — это всё, что связывало его обязательством с боярином. Но по человеческому закону Куница не хотел причинять напрасный вред Лютобору и тому, что было ему дорого. К тому же что-то пробудило в скифе любопытство к этому созданию, такому непохожему на него самого и на всё, что он знал. Волк принял решение поддаться настойчивости девушки — поддаться так, как поддаётся хищник в засаде, уступая своим животным инстинктам, намереваясь наблюдать за поведением жертвы, чтобы последняя на какое-то время почувствовала себя в безопасности. И кто из них был сейчас беззащитен и нуждался в безопасности? Обучение у волков научило Куницу быть хитрее там, где не можешь быть сильнее. Если волк не может быть волком - он должен стать лисицей. Куница позволил Варваре обмыть и перевязать свои раны. Руки девушки действовали проворно и ладно, не принося новой боли и к величайшему удивлению не вызывая яростного желания вырваться. Скиф следил за движения вокруг него белой атласной плоти и в голове его проносились воспоминания о том, как бесчисленное множество раз он вгрызался в человеческое мясо, защищаясь и спасаясь. Здесь, от этого чистого создания под крышей Лютобора в воздухе не веяло угрозой. Здесь хозяева не желали устлать полы волчьей шкурой. Только загнанный зверь никогда не почувствует себя в безопасности и никогда не утратит бдительность. Истинный волк Ареса скорее перегрызёт сам себе глотку, чем смирится с рукой человека на своей шее. Люди, эти люди отобрали у него вечную неизменную свободу. Куница не способен бороться за неё сейчас. Он будет выжидать возвращения силы. Он не принесёт смерть в этот дом — постарается не принести, если совладает со своей животной сущностью, разрушающей жизнь во имя жизни. Однако скоро он вернёт себе то, что теперь отняли у него эти люди — свободу. Всё, что у него было и всё, что было для него всем.