Homo homini non lupus est

Куница открыл глаза. Резкая острая боль, мгновенно пронзившая всё его существо, заставила вновь померкнуть и без того слабый свет во мраке. Он знал, что светом была смерть, а мраком — суд Ареса. За что выбрал Арес не его? Прогневал ли Куница своего бога тем, что клятву дал на мече, кровью омытом, перед Перуном, помочь боярину Лютобору? Так ведь ради Ареса дал — не желал своего бога перед чужим посрамить. Скиф не боялся смерти и не боялся предстать перед Аресом: в бою, а не в плену погиб, отстаивая своё право стать вожаком и свершая месть Яру за убийство отца. Знал Куница также и то, что за свою жизнь не изменил обычаям стаи; вот и звериную смерть принял в кровавой схватке. Выживает сильнейший — это закон волков. Яр оказался сильнее, не по достоинству оценил его Куница. Арес выбрал сильнейшего. Справедливая животная смерть. Одно терзало Куницу: клятву, данную перед образом Перуна во имя Ареса помочь Лютобору, исполнить не сумел. Перед богом страха не было — за человека страх был, которому семью возвратить не смог. Людской закон нарушил Куница. Не перед Аресом хотел сейчас прощения просить — перед Лютобором. Почему после смерти так темно? Даст ли Арес знак в этом мире? Лютобор… Куница увидел его сквозь завесу мрака. Услышал Арес последнее желание скифа — согласился передать боярину его просьбу, пусть и почитал тот Перуна. Умеют боги внимать людям как на земле, так и там, что вне её. Там, где был сейчас Куница. — Лютобор… Прости… — хрипло выдавил из себя скиф. — Я… Не спас… Я хотел помочь... — дыхание Куницы на миг замерло, а по телу вновь громовым раскатом пронеслась боль. Почему мёртвые продолжают чувствовать? — Побереги слова, волк. Сила твоя долго ещё к тебе не вернётся. — послышался в ответ знакомый голос. — Татьяна! Неси кадку и рушник! Очнулся спозаранку. Что это? Из мира людей доносится голос или Лютобор пал? Татьяна… Это было имя его жены, ради которой два врага соединилсь, чтобы вместе пройти огонь и воду, обуздав взаимную ненависть. Почему он зовёт её здесь? Они чтили бога распятого, отчего забрал их Арес? Отрёкся ли их бог от них за то, что со зверем-нелюдем связались? Арес, явись и укажи путь! Куницу обдало прохладной влагой. Он почувствовал, как по его лицу скользит мокрая ткань, бередя раны. Видение Лютобора сменилось лицом его жены — сосредоточенная, серьёзная Татьяна склонилась над скифом, осторожно касаясь его израненной шеи полотенцем. — Пришёл в себя… Выдюжил, малец. Оставь нас теперь, Таня. — вновь услышал Куница голос Лютобора. Видение Татьяны исчезло. Постепенно Куница начал осознавать, что на границе между миром живых и мёртвых происходит нечто необыкновенное, не осознавая, где находится он сам. Арес не свершил свой последний суд. Значит ли это, что Куница жив? Но, может быть, он пал не на земле своего народа, представ на суд иного бога, оттого Арес не в силах сейчас явиться Кунице? То, что начал видеть скиф, не было похоже на царство Ареса. Его замутнённому янтарному взору представилась изба, которую он помнил со времени своего разбойного нападения на вотчину Лютобора. Сквозь занавешенное окно пробивался предрассветный утренний луч. Светлица, в которой он находился, была домом боярина, с которым он бок о бок проделал долгий опасный путь, у которого молил прощения через Ареса и которого созерцал напротив себя, изукрашенного шрамами их совместных сражений, восседающего теперь рядом с Куницей. — Сколько я спал, боярин? — тихо произнёс Куница, не имея сил на большее. — Не боле седмицы. Слаб ты ещё. Будешь под моей крышей жить, пока твоя удаль к тебе не вернётся. Понимаю, не волчья стая боярский дом — кормиться будешь со стола, а не с ножа. Выхаживать тебя станем… — Кто тебе помог вместо меня? — прервал Лютобора Куница, окончательно приходя в себя. — Сам я себе помог. Я вызов Яру бросил, когда решил, что убил он тебя. Ваш бог не воспротивился, хоть и сам я был не вашим, чтобы иметь право с вожаком тягаться. Видно, на то судьба была… Чудовище страшное, которое народец у реки погубило, проснулось и разорвало Яра на части. Оно бы весь ваш род перебило, да Татьяна его усмирила, остановила меня в буйном ослеплении. С Анагастом мы супостата поймали, что за похищение Татьяны золотом заплатил, расквитался с ним наш князь. О тебе думали — не жилец. Но я не Троян, я добро истинно помню: уговорил Татьяну под нашим кровом тебя оставить, пока раны твои не затянутся. Великую услугу ты мне сослужил, волк. Вовек не забуду того, что сделал для меня. В забытьи ты у меня прощения просил — да как могу я зло на тебя держать? Ты мне больше не враг. Волки тебе бы помочь не смогли, а у меня дом, тепло, хлеб да соль… Оклемаешься и иди куда душа прикажет. Глаза Куницы, до того потухшие от увечий, вспыхнули прежним жёлтым пламенем. — Нет у меня души, Лютобор. Мне только одна дорога — в стаю. Волки Ареса всё чуют, запах у меня теперь другой. Если останусь у тебя, боярин, в лучшем случае стая меня не примет, в худшем — загрызёт. Путь из стаи любому открыт, а назад пути нет. Волк не может в избе жить — как ни корми его, он всё равно в лес смотрит. Волк не кошка и не собака, которую цепь сдержит. Ты мне помог, как я тебе в своё время дал клятву. Только зверю свобода нужна. Охота пуще неволи, а для меня вся жизнь охота, чтобы я сам добычей не стал. Давай прощаться, Лютобор, теперь уже навсегда. — Куница сделал молниеносное движение, порываясь встать с боярской постели, однако силы изменили неутомимому зверю и он опрокинулся назад. — Повремени с бегством. Остатние силы растеряешь. Не станем мы тебя под семейным кровом силой держать, да и верно ты сказал — волк в избе не мурка. Разбойничий дух за тобой по пятам следует. Почитай это как благодарность. Только вот что до помощника твоего временного… Я ближник князя и дела княжеские — мои дела, нет у меня времени тебе нянькой быть. Жена моя с сыном занята, малец к груди материнской прикован. Ты, Куница, одного члена семьи, не будь лихом помянуто, дотоле со своей чёртовой злодейской ватагой не нашёл. У Татьяны сестра есть младшая, Варвара. При зверином вашем нападении в кладовой за бочонком с квасом схоронилась и жизнь себе сохранила. Ей будет поручено находиться у тебя в услужении, пока здоровье своё не поправишь. Девушка славная, не огрызайся лишний раз. Ты мне хоть и не враг больше, но своих я в обиду не дам, ты сам это не хуже моего знаешь. Княжьим мечом на защиту встану, ежели понадобится. Свояченицу мою пальцем не тронь. А вот и она, легка на помине…