Не навреди

       Солнце лениво тянуло по земле свои первые лучи, только готовясь проснуться, когда Ангела Циглер готовила магазин к открытию. Первое время она успевала поменять воду во всех вазах только к вечеру, собирала букеты по часу, кривилась от вида скоро огрубевших и распухших рук, похожих на поделку неумелого скульптора. Благо, девушка быстро всему научилась. С водой помогали охранники павильона, цветы покорно слушались под руками опытной мастерицы, натирание кожи лимонной кислотой стало привычным ритуалом, которого цветочница ждала по окончанию рабочего дня.        Тогда девушка тоже была в работе, от которой ее отвлек звон дверного колокольчика.        — Здравствуйте, — бойко залепетала Ангела, взглянув на вошедшего человека.        Не то чтобы она не доверяла людям, однако в случае чего даже кроткий взгляд мог остановить вора. Или, по крайней мере, дать зацепку, по которой его удалось бы вычислить. Тем более, раз уж цветочница работала в одиночку.        Вошедшая не отозвалась. Такое тоже происходило, поэтому Ангела продолжила чистить растения в привычном темпе. Срезанные листья расправлялись на поверхности воды, будто бы хотели, чтобы их еще использовали. Со вздохом девушка бросала их в мусорный бак.        Иногда люди заходили просто посмотреть, ничего не покупая. Это было своеобразным комплиментом: если им захотелось зайти, должно быть, им пришлась по вкусу и витрина, которую украшала Ангела. Однако та покупательница оставалась в магазине достаточно долго, чтобы решить, что это не визит из праздного интереса. Она медленно описывала взглядом помещение, изучала все от стоек с открытками ручной работы до выставленных из холодильника букетов, но ничто, похоже, не зацепило ее внимания. На мгновение Циглер решила, что это может быть проверяющая или хозяйка павильона, но та заговорила, развеивая сомнения:        — Хризантемы есть? — по незаинтересованному тону можно было подумать, что женщина либо только проснулась, либо торопилась взять, что нужно, и уйти.        — Да, — тут же отложив секатор, девушка прошла к холодильнику. Когда морозный воздух устремился к мокрым рукам, Ангела поежилась и стряхнула капли воды на пол. Лучше не стало. — Какие вам?        — Белые.        — Кустовые или стандартные?        Несколько секунд клиентка простояла в молчании, точно вопрос сбил ее с толку. Затем она уперла разноцветный взгляд в цветочницу, с видимым раздражением спросив:        — В чем разница?        — У кустовых несколько бутонов на стебле, а у стандартных только один, но большой и очень пышный. И, конечно, они более дорогие.        — Стандартные. Три, — женщина тут же достала из кармана куртки кошелек и бросилась с остервенением прочесывать каждый его отдел, что-то бурча себе под нос. В голову Ангелы закралась мысль нажать тревожную кнопку, но пустых подозрений недостаточно, чтобы обвинять человека в чем-либо. Может, просто неудачный день?        — Завернуть во что-то? — уточнила цветочница, вернувшись за прилавок.        Женщина отмахнулась той же рукой, в которой держала злополучный кошелек.        Пара монет выпала и попрыгала по грязным плитам. Впрочем, клиентка не стремилась вернуть свое. Она точно ничего и не заметила, и это волновало Ангелу все больше. Только когда девушка обратила чужое внимание на выпавшие деньги, женщина озаботилась их ловлей. “Просто неудачный день”.        — Хорошо. Тогда три indicum [индийский; группа хризантем]. — Цветочница засомневалась в своих словах, когда услышала чужой смешок: — Простите, я что-то забыла?        — Давно флористки пользуются латынью? — Клиентка успела разобрать с маленькой проблемой и стояла перед кассой во весь рост. Больше она не выглядела безразличной: с нахмуренными бровями и сощуренным взглядом, но все еще не вызывала у Ангелы доверия. Нет, это не могла быть просто очередная покупательница.        — С незапамятных времен. Нам так легче, — цветочница отвернулась и начала собирать букет. — Хотя, возможно, это еще университетская привычка.        — Университета флористики?        — Нет, — девушка постаралась улыбнуться, но губы дрогнули, — хотя было бы здорово. Я училась на хирурга.        — И как же хирург могла оказаться, — женщина развела руки в стороны и замолчала, вероятно, подбирая слова, но затем усмехнулась: — здесь?        Ангела не знала, что ответить. Помогать людям — такова была мечта. Но стоило ей начать сбываться, как все пошло наперекосяк. Бешеный график, постоянное давление, угрызения совести, оказавшиеся страшнее всех проблем, преодолению которых медиков научили, в конце концов, финансовые проблемы. Родные говорили, что справятся, только бы Ангела занимались тем, что ей нравится, но девушка не смогла оставить все как есть. Она ушла.        Цветы успокаивали. Смесь ароматов, контрастная колкость шипов и мягкость лепестков, сам вид растений. Где-то в глубине души Циглер понимала, что, поступив иначе, перестала бы быть собой, но сомнения продолжали терзать ее.        За размышлениями цветочница не заметила, как задела ножницами палец. Она шикнула и в пару движений перевязала букет атласной лентой. Тогда же Ангела поняла, что не спросила, какого цвета должна быть лента — схватила первую попавшуюся, пурпурную, и оросила ее своей кровью.        — Извините, я заменю...        — Не стоит.        По прилавку клиентка протянула деньги вместе с пластырем. Циглер хотела было отказаться от последнего, но все-таки обмотала им рану. К ее удивлению пластырь оказался не безразлично белым, а с узором из маленьких голов кроликов. День однозначно выдался странным, но кролики?        Слишком поздно Ангела обнаружила себя тупо пялящейся на какую-то незнакомую женщину, которая не могла справиться с собственным бумажником и любила дурацкие рисунки на пластырях. Девушка тут же тряхнула головой и отдала ей букет, но клиентка оставалась на месте. Похоже, она все еще ждала ответа.        — Может быть, я расскажу вам в другой раз?        Тонкая линия губ женщины печально изогнулась. Затем покупательница отстранилась от прилавка и, взглянув на бейджик цветочницы, сказала:        — Буду надеяться, вы человек слова, Ангела.        Больше всего девушка надеялась, что на этом все кончится, и одновременно жаждала продолжения. Следующую неделю она вздрагивала от каждого звонка колокольчика, но, не увидев таинственной клиентки, возвращалась к рутинным обязанностям.        Такие разговоры с покупателями были неотъемлемой частью дня. За каждым подаренным цветком скрывалась история. Счастливая — порадовать близких, честная — сделать подарок боссу, чтобы стереть из виду свои ошибки, печальная, когда приходилось делать прощальный подарок. И каждая история отзывалась в цветочнице ответным чувством. Иногда спать выходило с трудом из-за воспоминаний о безжизненных лицах родственников, забиравших заказ, о венке, оставленном под столбом, где случилась авария, о фотографии чужой дочери, которую ей показала горюющая мать.        Ангела Циглер собирала истории, как коллекционерка. Они перетасовывались, ломались и собирались заново, занимали так много места, что его не оставалось для собственной.        Когда любительница хризантем вернулась в воскресенье, Ангела еще раз это поняла. Обещанный рассказ вышел потоком мыслей, полным риторических вопросов, противоречий, сомнений. Много раз Ангеле хотелось замолкнуть и взамен начать расспрашивать о чем-нибудь клиентку, но та никогда не говорила слишком много. Она слушала, и из-за этого цветочница острее прежнего почувствовала нехватку понимания, которую сполна решала незнакомая ей женщина, встреченная в абсолютно не удачный день.        — Знаете, Ангела, — заговорила та спустя продолжительное молчание, — вы удивительны. Если изъясняться латынью, я бы назвала вас rara avis [редкой птицей]. — Ангеле не удалось сдержать смеха. Скорее это было защитной реакцией — прежде ей не делали таких обдуманных комплиментов, — и женщина только покачала головой: — Верить или нет — ваше право, но я от своих слов не отказываюсь.        Как показать в ответ всю свою благодарность, Циглер не знала. Поэтому в тот раз она предложила клиентке чай. Не зря ведь в магазине была маленькая кухня? Как ни странно, женщина согласилась.        С тех пор каждая неделя кончалась тем, что цветочница вручала Мойре —представиться как положено она не решалась с месяц, — букет из трех хризантем.        Во время встреч Ангеле удавалось узнать о таинственной клиентке всего ничего: что она ученая, в ладах с Цюрихским университетом и счастливая хозяйка двух собак. Иногда Мойра задерживалась на полдня, помогая с мелкими поручениями, и цветочница предлагала ей устроиться где-нибудь поблизости, иногда забирала заказ и тут же уходила — тогда Ангела гадала, какое же дело у нее нашлось на этот раз. Постепенно эти визиты стали привычны так же, как сами походы на работу, но продолжали будить в цветочнице тревогу.        Не то чтобы ей не нравилась сама эта женщина. Мойра ничего не требовала, не приставала, не навязывалась. Но одно волновало Ангелу: эта женщина каждую неделю покупала кому-то цветы, при этом ведя милые беседы с ней.        Однажды Циглер не выдержала.        — Я не понимаю... Если тебе есть, кому дарить цветы, почему ты постоянно заводишь какие-то беседы со мной? Почему остаешься здесь по полдня? Разве тебя никто не ждет? Ты совсем?.. — На это Мойра только рассмеялась. — Что в этом смешного?!        — Ты права, — откинувшись на и без того шатком стуле, она встретилась глазами с Ангелой. Сама честность, можно подумать. — Мне есть кому носить цветы, но этот человек меня давно не ждет. Он, — ей потребовалась передышка, достаточно долгая, что взволновать слушательницу, но после Мойра закончила: — мертв.        Ее губы вновь тронула та странная полуулыбка, которую Ангела запомнила с их первой встречи. Циглер решила, что это защитный механизм — такой же, как ее смех не к месту. Но от чего Мойре защищаться?        Раньше, чем девушка успела ответить, та поднялась с места и обогнула прилавок. Единственным выходом казалось отчаянно вцепиться в ее руку своей.        — Подожди! — Мойра остановилась, но упорно пыталась освободиться от чужой руки. Из-за этого Ангела сильнее вжималась в нее ногтями. — Я думала... Мойра, я понятия не имела! Как я вообще?.. — Она глубоко вздохнула, упорядочивая мысли. Некоторые слова требовали недюжинной храбрости. — Скажи, что я могу для тебя сделать?        — Я была бы очень благодарна, если бы ты убрала когти в ножны. — Стоило девушке исполнить просьбу, как Мойра схватилась за освобожденную руку. — Спасибо.        С минуту обе хранили молчание. В павильоне выключали свет. На ночь расставляли заграждения. Циглер бы тоже закрыть точку и уйти домой с миром, но об этом не могло быть и речи, пока вопрос с Мойрой оставался нерешенным.        Смотреть на нее было больно. Не то чтобы Ангела действительно поранила ее — не осталось и следа. Скорее женщина была растеряна. Она то хмурилась, то расправляла брови и протирала лоб. Казалось, Мойра не знала, что делать теперь, когда ее тайна раскрыта. Однако Циглер чувствовала, что одной тайной паутине чужого сознания не обойтись. Будут еще. И каждую хотелось собрать, как бруснику с куста в непроглядной глубине леса.        Ангела резко вытянулась во весь рост и сказала просто:        — Давай сходим куда-нибудь? Все равно пора закрываться.        — Ну, после таких, — это слово Мойра намеренно сказала громче, — подозрений ты однозначно должна мне ужин в хорошем месте. Разумеется, за твой счет, бедная цветочница.        На это Ангела качнула головой, но в следующий момент улыбнулась. День оказался удачнее, чем ей представлялось.