Twizzles

      Юра никогда толком не был на море. Видел, да, гулял рядом, в Хасецу бегал мимо каждый день, но это все было как-то не то: не было такого, чтоб прям затариться плавками, надувным кругом и нырять весь день и закапывать друг друга в песок. Так что перспектива отпуска в горячей летней Италии была очень, очень, очень заманчивой, но…       — Этот твой бешеный из меня всю душу вынет, ну в жопу, — Юра сгримасничал. Сара скользнула по нему рассеянными глазами и сладко потянулась, перекинула длинные ноги, медленно и вдумчиво, как в «Основном инстинкте», с расчетом на производимый эффект. Юра честно впечатлился и залип секунды на три — в пределах приличного.       — Микки тебя не тронет, — улыбнулась Сара и откинула волосы с высокого лба. Она была неебическая красотка, конечно, спорить было глупо, и Юра не спорил. — Я ему сказала, если будет к тебе цепляться, я перееду.       — Ни фига так у тебя рычаги давления, — заценил Юра. — Вы все, бабы, такие манипуляторы, или это сбой в ДНК такой?       — Жизнь научила, — засмеялась Сара. — Ну так едешь?       А хуле там, подумал Юра. Че б не ехать.              Солнце палило как пиздец, дышать было невозможно от стойкой горячей пыли и соли, и все равно Юра не жалел ни единой секунды — только проматерился по-русски и сгонял в туалет поменять джинсы на шорты, а то совсем смерть. Скорчил отражению рожу, наскоро собрал волосы с шеи канцелярской резинкой. Получилось по-уебански, но резинка запуталась, и Юра помахал Саре и ее брательнику, все еще выдирая эту дрянь из волос.       Сара повисла на нем сразу, Юра подхватил ее за голую поясницу между топом и шортами, удержал, пока целовались — целовалась Сара охуительно, в кондиционируемом аэропорту стало жарко, как на улице, и душно, но не пыльно-солено, а пряно-цветочно, как свежий пот и духи ее эти, вкусные, несладкие. У Милки вот невкусные. Потом она выпутала из Юриных волос злосчастную резинку, нашла в сумке свою и аккуратно перевязала ему хвост, поставив Юру с Микеле лицом к лицу. Микеле пыхтел недовольно, но молчал. Юра проследил направление его взгляда и догадался вытереть рот от Сариной помады.              — Если ты хоть пальцем ее… — зашипел Микеле, все-таки выгадав минутку без присмотра — знал, гаденыш, что Юра гордый и не нажалуется, — и приставив ему к носу палец. Юра перебил, отводя его руку — спокойно, без наезда, просто убрал от лица, Сара, смотри, я обучаемый:       — Хоть пальцем, чувак, серьезно?       Микеле гневно фыркнул, видимо, признав формулировку неуместной, и отвалил.       Что ж, вряд ли кто-то из семейства Криспино будет круче, чем Микеле, так что знакомство с Факерами — как два пальца, подумал Юра. И оказался прав.       Честное пионерское, даже их бабка Лючия была не такой зашквар.              Сара с семьей жила в белом коттеджике в месте, которое называлось Лидо-ди-Езоло, и до моря надо было спускаться всего три квартала — вернее, не так, от моря, наплававшись, набегавшись в волейбол и пригревшись на песке, надо было пилить обратно в горку целых три квартала, но оно того стоило. И вообще, Юра спортсмен, ему раз плюнуть.       И какое же море было охуенное.       Все такое синее, и пахнет, и теплое, и рядом песок горячий что пипец, можно насобирать разных ракушек и привезти Милке — она любит такую херню. Иногда вымывало медуз, прозрачных с фиолетовой бахромой, они лежали у кромки прибоя растекшиеся и блестящие, с Юрину голову размером. Он все хотел потыкать, но не рискнул.       А ночью с пляжа было видно звезды, целый млечный путь, как на даче, пока была дача, только другое какое-то небо, жаркое и загорелое.       И костры. Пляжные костры — совсем не то, что лесные, и Микеле оказался не таким отморозком, и на гитаре лабает, почти как Отабек, «Нирвану» и какие-то свои итальянские песни, иногда по их с Сарой лицам отчетливо видно, что похабные. Юра по спецзаказу «привези каких-нибудь ваших русских штук» притаранил пару банок сгущенки и научил Сару с Микеле варить на костре карамель в ложке.       У Сары была охуительно громкая битсовская колонка, красная, как «феррари», и колбаситься под нее ночью, по уши в уже холодном песке, оказалось особенно круто. И валяться потом по этому песку, ржать, как угорелые, Сара такая теплая и мягкая, с тяжелыми волосами, падающими на лицо, горячая, как солнечная вся: земля и вода отдавали дневное тепло, а она — куда там.       А танцевали Криспино не только ночами под колонку-«феррари», а вообще всегда, Юра это и раньше подозревал, у Сары вся пластика была такая, два шага нормально не ступит, но теперь уверился окончательно. Для них с Микеле нормально было посреди улицы пуститься плясать, поразительно синхронно, горланя что-то на итальянском — и все это было так естественно, что Юра терялся. Ему хотелось так же.              Поэтому когда Сара насильно оставила Микеле дома, прыгнула за руль и вывезла их вдвоем на какой-то дикий пляж — пусто, скалы и море почему-то холодное, течение какое-то, что ли? — Юра настроился. Ему наконец-то тоже обещали эту сверхразумовскую калибровку, синхронизацию, соединение с высшими сферами или что это такое, чтобы можно было — так?       А потом Сара выбежала из-за скалы с ворохом одежды и в полуголом тигрином купальнике а-ля Загитова, и Юра подзабыл про синхронизацию с высшими сферами — осталось только желание, чтобы «так».       И все было так: и охуительно холодное после пляжа море (как баня и ведро воды, и в то же время — по-другому), и пускать друг на друга целые девятые валы, и закопать Саре ноги в песок в виде русалочьего хвоста, и жарить сосиски на костре, потому что жрать хотелось зверски, и слушать, как она декламирует «Божественную комедию» наизусть, и читать в ответ письмо Татьяны, потому что это впервые не кажется издевательски глупым, и целовать ее, и снова смотреть на звезды, и танцевать, и спать как убитый на разложенном сиденье в машине, потому что забыли палатку, и залезть на крышу, чтобы посмотреть рассвет, а потом снова лечь спать, потому что светает в три утра.       С Сарой почему-то очень просто. Она не ебет мозг, не цепляется, вернее, цепляется так, что сразу ясно — заигрывает, ни на что не обижается и не обижает никого сама, почти всегда смеется… Ну, почти, оно так не бывает, чтоб совсем всегда, в конце сезона, когда наебнулась так, что аж мимо тройки пролетела, Юра колотился в дверь, пока его не пустил Микеле. Футболка от ее потекшей туши, грима и помады так и не отстиралась, но на это было насрать. А вот знать, что Сара доверяет — это было здорово. И знать, что не зассышь, если у нее глаза потекут, — тоже.              А тащить друг с друга футболки и цепляться губами они стали уже дома — потому что там, у холодного моря и между скалами, все было слишком «так», чтобы дополнять. И потому что секс на пляже — это как секс втроем. С песком. Удовольствие ниже среднего.              Вернуться на каток с каникул было и мучительно, и охуенно — как в холодное море с пляжа. Сара иногда присылает сэлфачи в том самом купальнике — из тех, которые не заливает в инсту, — и снова становится жарко и пряно-цветочно.       И как будто песок.