Оборотная сторона медали

Если бы еще каких-нибудь несколько недель назад Гурду сказали, что он должен отправиться в замок министра Нушрока, чтобы «пожить там некоторое время», он счел бы, что этот человек бредит. Собственно говоря, все, что произошло с Гурдом за последние несколько дней, напоминало тяжелый, путанный сон. Казалось бы, он — обычный человек, который с малых лет привык трудиться от зари до зари за черствую корку хлеба. Таких, как он, тысячи, и Гурд потому не слишком-то роптал на жизнь, он привык и к тяжелой работе, и к боли, бедности, и к отчаянию из-за собственной матери, которая не могла ни дня прожить без бутылки вина. Все это было для него настолько обыденным, что он никогда и помыслить не мог о какой-либо другой жизни. Никакая другая жизнь, ему попросту не нужна, ведь у Гурда, несмотря ни на что, было много хорошего. Прежде всего — его мать, которая, безусловно, любила его, и к которой он относился с нежностью. Гурд жалел ее, поскольку давно понял, как трудно ей приходится. Мать часто повторяла, что он — ее единственная отрада, и она готова жизнь за него отдать. — Помни, сынок, — говорила она, — у меня никого нет на всем свете, только ты один. Лишь бы мне только дожить до того дня, когда ты станешь взрослым, самостоятельным… у тебя будет своя семья. Тогда можно и умереть со спокойной душой. — Мама, ну зачем вы говорите такие вещи? — хмурился Гурд. После этого он всегда целовал мать, а она счастливо улыбалась и гладила его по голове. Кроме того, Гурд любил своих приятелей, с которыми в раннем детстве целыми днями пропадал на улицах города. Они придумывали различные проказы, за что им потом нередко доставалось. Один раз кондитер лично выпорол их и оттаскал за уши за то, что мальчишки стащили у него несколько кульков леденцов. Правда, потом он, хоть и грозил отправить их в тюрьму, время от времени подзывал кого-нибудь из озорников, чтобы вручить им небольшой сверток с конфетами и печеньем. Половину мальчишки с аппетитом уплетали прямо там, на улице, а вторую половину Гурд всегда относил матери, ему хотелось хоть немного порадовать ее. К тому времени, когда Гурд стал работать в зеркальной мастерской, он, разумеется, позабыл о детских проказах. Работа была тяжелой, практически непосильной, но ничего другого ему попросту не оставалось. Мать к тому времени потеряла свое место в прачечной, и им бы просто стало нечего есть, не начни Гурд сам зарабатывать на жизнь. Зеркальщики любили его за веселый нрав (что бы там ни было, Гурд не привык унывать) и относились к нему как к младшему брату. А еще они уважали Гурда за то, что он не выносил несправедливости и готов был, как любил выражаться Алис, сражаться за правду. В общем-то, именно поэтому он и попал в переплет, последствия которого оказались для него столь плачевными. И вот теперь вся его жизнь вдруг рухнула на глазах, разбилась, словно то зеркало, в которое он бросил камень. Несчетное количество раз Гурд спрашивал себя, что было бы, сдержись он, не начни тогда спорить с управляющим? Впрочем, какой толк теперь размышлять об этом: что сделано, то сделано. Может быть, это даже к лучшему, что он узнал всю правду. В конце концов, разве его друзья не говорили о том же? Правда — превыше всего, — эти слова были девизом его друзей-зеркальщиков, а раз так, то это должно касаться всех. Разумеется, Гурд не обрадовался, когда вновь оказался в тюрьме, а уж то, что их с министром Нушроком посадили в одну камеру, и вовсе не прибавляло хорошего настроения. Кроме того, Гурд беспокоился еще и за тех смелых девочек, которые пытались его спасти, ему не хотелось, чтобы их тоже схватили. — Надеюсь, они сумели уйти от погони и спрятаться, — поделился он своими опасениями с Нушроком (а что оставалось делать, раз больше поговорить было не с кем). — Скорее всего, — отозвался Нушрок, — им удалось ускользнуть. — Хотя бы потому, что они явно были не нужны нашим преследователям, ведь охотились за мной. — За вами? — удивился Гурд. — А ты думал, — насмешливо взглянул на него Нушрок, — что являешься такой важной персоной, раз эта дрянь, по имени Цертих, тобой заинтересовался? Гурд ничего не ответил, поскольку действительно не представлял, что тут можно сказать. Он ведь думал, все просто: есть бедняки, такие, как он и его друзья-зеркальщики, есть богачи-министры, король и его советники. И богачи ненавидят их, заставляя при этом работать на них, а бедняки также терпеть не могут богачей и должны, как шептались иной раз у них в мастерской, сражаться против такой несправедливости. А тут выходит, что богачи между собой не могут договориться, они готовы уничтожить друг друга ради власти. И тут уж, наверное, лучше держаться от них подальше. Разве то, что сам Гурд попал, как говорится, между молотом и наковальней не лучшее тому доказательство? И все же Гурда мучило любопытство: что именно заставило Нушрока вступиться за него там, около Башни смерти. Все-таки вряд ли можно подумать, что это была жалость; в народе говорили, что она главному министру попросту неведома, и у Гурда был прекрасный повод в этом убедиться. Гурд набрался смелости и спросил об этом Нушрока напрямую, но тот ушел от ответа, обмолвился лишь, что, дескать, когда-то давно он пообещал отцу Гурда о нем позаботиться. Гурд оторопел: неужели такое возможно? Расспросить министра подробнее он не смог, поскольку именно в ту минуту Нушрока увели. Гурд остался один, и все то время, пока Нушрок отсутствовал, места себе не находил. Ему не давало покоя все, что он только что услышал, на какую-то долю секунды Гурду показалось даже, что Нушрок солгал. Он не был знаком с его отцом, потому что… он и есть отец Гурда! Да, это была дикая мысль, поэтому Гурд гнал ее от себя, но она все равно возвращалась. А если это правда, то что делать? Впрочем, что еще остается, кроме как смириться… Кроме того, Гурда неимоверно пугала неизвестность, Нушрока не было очень давно, и кто знает, что там на этом допросе с ним могли сделать. Как ни странно, Гурду стало жаль его, к чему скрывать, а еще время от времени его буквально бросало в дрожь, поскольку следующим на допрос могли вызывать его. Когда Нушрока привели обратно, Гурд содрогнулся, увидев его. Нет, он был цел и невредим, не ранен, его не били и не пытали. Но вот его глаза, те самые, в которые зеркальщики даже мельком боялись взглянуть, были наполнены такой тоской, что Гурду моментально стало не по себе. Выяснилось, что эти люди, новый главный министр и его помощник, убили дочь Нушрока. То есть, не своими руками, конечно, но она погибла по их вине. Во всяком случае, так Нушроку сообщили. Естественно, Гурд никогда не видел дочь министра, но ему стало жаль ее. Разве была она виновата во всех придворных интригах, в которых замешан ее отец? По сути она оказалась такой же жертвой обстоятельств, как и он сам. Самого Нушрока Гурд также жалел, поскольку увидел вдруг, каким глубоким и неподдельным было его горе. Это тоже удивило Гурда, ведь опять-таки, если верить тому, что болтали старики, главный министр попросту не мог никого любить по-настоящему. Гурду хотелось хоть что-нибудь сказать Нушроку, чтобы тот утешился, но он не мог найти нужных слов. Разве только… ему вдруг пришло в голову, что те люди могли обмануть Нушрока, вдруг они просто хотели заставить того признаться во всем, в чем его обвиняли. Но Гурд не успел ничего сказать, поскольку именно в ту минуту в камеру подсунули записку с сообщением о том, что в полночь они с Нушроком должны бежать. — А теперь, — сказал ему Нушрок, после того, как прочел записку, — настало время рассказать тебе всю правду. Затаив дыхание, Гурд слушал рассказ Нушрока и не мог поверить своим ушам. Он почти не ошибся, когда предположил, будто имеет некоторое отношение к семье главного министра. Правда, оказалось, что Нушрок ему вовсе не отец. На удивление, он не солгал, когда сказал, что знал настоящего отца Гурда, тот был его близким другом и, насколько понял Гурд, членом королевской фамилии. Подумать только, он, бедный зеркальщик — почти что принц! А его настоящая мать, оказывается, была родной сестрой Нушрока, и она погибла много лет тому назад, пав жертвой интриг врагов. — Тех самых, — спокойно сказал Нушрок, но Гурд заметил, как гневно сверкнули при этом его глаза, — благодаря которым мы сейчас сидим здесь. Они уничтожили мою сестру, моего друга и мою жену. Я думал, что ты тоже погиб вместе с ними, но благодаря твоей приемной матери, ты остался жив. Она, как оказалось, сумела бежать, спряталась, а потом вырастила и воспитала тебя, сохранив в тайне все, что произошло. — Моя… мать? — тихо проговорил Гурд. — Орбод, — кивнул Нушрок. — Она служила у моей сестры и была твоей кормилицей. Я узнал обо всем благодаря той самой брошке, которую Орбод дала тебе и велела продать. Эта брошь принадлежала Авос, моей сестре, я без труда узнал ее. Потом я велел привести Орбод ко мне, и окончательно убедился в том, что мои догадки верны. — Так значит, вы — брат моей… настоящей матери? Гурд был сбит с толку, он не понимал, как отнестись ко всему, что он только что узнал. С одной стороны, разумеется, все хорошо: теперь он знает о том, кто был его отцом, почему он погиб, и что его настоящая мать также была убита вместе с ним. С другой же стороны, ему было жаль свою приемную маму Орбод, женщину, которая вырастила и воспитала его. Нет, он никогда и ни за что не сможет отказаться от нее, пусть даже Нушрок (так странно, теперь Гурд может называть его дядюшкой) осыпал бы его золотом с головы до ног. — У меня просто голова кругом! — воскликнул Гурд. — Я не знаю, как мне относится ко всему, что вы мне сказали. Возможно, однажды я по-настоящему обрадуюсь этому, но сейчас… у меня все перепуталось в голове. Я не могу понять, что именно чувствую. Знаю только то, что никогда не предам тех, кто был рядом со мной все эти годы, прежде всего — мою мать. Она ведь была и останется моей матерью. Сейчас же… все словно в кривом зеркале! Вы помогаете мне… Я — сын вашей сестры, и нас обоих хотят убить. — Да, — задумчиво отозвался Нушрок, — ты прав. Но таково положение дел, так что… придется смириться. А что до твоей матери, то я ведь тебя и не заставляю отрекаться от нее. Впрочем, думаю, мы с тобой еще вернемся к этому разговору, когда будем на свободе, а сейчас у нас, как ты сам понимаешь, несколько другие заботы, — он протянул Гурду записку. — Вы меня возьмете с собой? — спросил Гурд. — Нет, оставлю здесь, им на растерзание! — раздраженно воскликнул Нушрок. — Не задавай идиотских вопросов! Нушрок отвернулся и глубоко вздохнул, а Гурду вновь захотелось хоть как-нибудь успокоить его. Пусть он не переживает зря и знает, что может положиться на Гурда. Раз уж так сложилась жизнь, что Гурд не чужой этому человеку, и они оба попали в западню, то нужно помогать друг другу. Пусть даже потом, когда злоключения будут позади, все окажется простым наваждением, а после и вовсе вернется на круги своя. Гурд вновь станет нищим зеркальщиком, а Нушрок — всесильным главным министром, один взгляд которого приводит всех в трепет. По крайней мере, так было раньше, и так и должно быть впредь. — Послушайте, — осмелев, Гурд взял Нушрока за руку, — вы не должны… верить им! Они ведь могли солгать вам, вполне возможно, что ваша дочь жива. На мгновение Гурду показалось, что в черных непроницаемых глазах Нушрока мелькнула надежда. — Ну вдруг! — воскликнул Гурд. — Я сам видел, — снова вздохнул Нушрок, — это была ее туфля. Там… всех перебили. Вряд ли Анидаг удалось спастись… Гурд молча отвернулся, ему не хотелось смущать Нушрока, почему-то показалось, что тому не слишком приятно, когда его жалеют в открытую… Кроме того, Нушрок ведь прав: прежде всего следует подумать о том, как выбраться из узилища. Гурда распирало от любопытства, кто же и каким образом устроит им побег, но не решился лишний расспрашивать, рискуя вызывать недовольство, а то и гнев Нушрока. Старый солдат, который, как оказалось, очень хорошо знал Нушрока, без труда вывел их из крепости, они без помех добрались до оврага, где их поджидали солдаты. Их командующий тоже был с Нушроком заодно, и именно он, а не зеркальщики, как Гурд поначалу думал, разработал план побега. Впрочем, Алис и остальные приятели Гурд, как оказалось, поджидали их на самом подъезде к столице, и генерал Ргит позволил им присоединиться к их отряду. Увидев, что Гурд цел и невредим, Алис рассмеялся, обнял его и воскликнул: — Видите, я был прав: такой молодец нигде не пропадет! — И наша помощь не понадобилась, — недоуменно пожал плечами, подхватил Толом, ближайший друг Алиса. — Чудеса в решете, — поддержал их старый Касуг, — как это наш хозяин вдруг решил расщедриться и помочь одному из нас? — Я ведь вам уже говорил, — отозвался Алис, украдкой оглянувшись на Нушрока, — раз хозяин помог нашему Гурду, то и мы теперь должны помочь ему. Раз уж оказались, как говорится, по одну сторону. — Это само собой! — поддержали его Касуг и Толом. Узнав, что направляются они прямиком в королевский дворец, зеркальщики воодушевились, и Алис вызвался помочь проникнуть туда незамеченными. — Вы, ваша милость, — поклонился он Нушроку, — не сомневайтесь. Я знаю, где там черный ход для прислуги (моя сестра ведь на королевской кухне служит), и я проведу вас. — Что ж, это разумно, — согласился генерал Ргит. — Ведите нас. Во дворец они действительно проникли без труда, после чего солдаты рассредоточились по бесконечным анфиладам и коридорам. Гурд же, помня данное Нушроку обещание не отходить от него ни на шаг, проследовал за ним в покои, которые изумили его до крайности, до того они были огромные. Генерал Ргит и Нушрок захватили в плен невысокого полного человека, который оказался министром Абажем. Нушрок велел Гурду дожидаться его в соседней комнате, и Гурд послушно направился туда. Но поскольку эта небольшая комната была смежной с покоями, где происходил разговор, Гурд все прекрасно слышал. Абаж, судя по всему, очень испугался, он кричал, что отомстил Нушроку и ни о чем не жалеет, но Гурд понял, что Абаж вне себя от страха. — Это он… убил вашу дочь? — тихо спросил у Нушрока Гурд, когда Абажа, наконец, увели. Нушрок кивнул: — Да, именно он виноват в ее смерти. И я никогда не прощу ему этого! — Мне очень жаль, — опустив глаза, проговорил Гурд и почувствовал легкое прикосновение к своему плечу. — Собирайся, — вслед за этим приказал ему Нушрок. — Куда? — Я отвезу тебя к себе в замок. — Зачем? — не понял Гурд. — Я бы хотел… остаться здесь, с вами. Чтобы помочь. Но Нушрок наотрез отказался, он заявил, что пока Гурду будет лучше переждать в надежном месте, и потому не желал слушать никаких возражений. — Тебе еще представится такая возможность, — не терпящим возражения тоном втолковывал Гурду Нушрок, — а пока я желаю, чтобы ты был в безопасности. Так будет лучше, посему не спорь со мной! Недовольно поджав губы, Гурд вынужден был согласиться. Конечно, глупее не придумаешь: теперь, когда они одержали верх над врагами, почему-то нужно бежать и скрываться! Однако же, спорить с Нушроком он не решился. Едва рассвело, они тронулись в путь, и уже к обеду без приключений добрались замка Нушрока. В качестве охраны генерал Ргит выделил им несколько гвардейцев. Величественное здание, окруженное, высокими зубчатыми стенами (это не учитывая тот факт, что вокруг были еще и неприступные скалы) произвело на Гурда неизгладимое впечатление. Здесь действительно легко чувствовать себя в безопасности, — подумалось ему. Так как Нушрок заранее выслал вперед слугу, чтобы сообщить о своем приезде, подъемный мост был опущен, и они без труда въехали во двор. — Здесь я буду жить? — спросил Гурд, озираясь по сторонам. — Добро пожаловать в родное гнездо, — усмехнулся Нушрок. — Пока поживешь здесь, верно. И тебя не должно это смущать, в конце концов именно здесь ты увидел свет. Они поднялись по широкой каменной лестнице и очутились в огромном зале, украшенном развешанными по стенам щитами. Не успел Гурд как следует осмотреться, как раздались чьи-то торопливые шаги и взволнованный знакомый голос: — Хозяин! Наконец-то вы дома! — Бар замер на пороге и почтительно поклонился. — А то мы уж не знали, что и думать. — Я тоже рад, что вернулся, Бар, — ответил Нушрок. — Что нового? Никто не объявлялся? — Мы тщательно охраняли замок, как вы нам и приказывали. Да! — всплеснув руками, воскликнул он. — Самое главное-то я и позабыл, старая развалина! Ведь, ваша светлость, вы не поверите, но оказывается, что… Бар не успел договорить, потому что его слова прервали радостные восклицания Оли и Яло, вбежавших в зал. — Гурд! — Они со всех ног кинулись к Гурду и заключили его объятия. — Я так и знала, что ты жив и здоров! — рассмеялась Яло. — Видите, дядюшка Бар, все закончилось хорошо! — поддержала ее Оля. — Здравствуйте! — заметив Нушрока и чуть смутившись, обратилась она к нему. Тот снова еле заметно усмехнулся и кивнул. Он хотел было что-то сказать Оле, но в этот самый момент в зал вошел еще один человек. Молодой мужчина с яркими синими глазами и чуть усталой улыбкой оглядел собравшихся и протянул Нушроку руку: — Добро пожаловать, ваша светлость! Полагаю, вы уже все зна… — Что тебе здесь надо? — оборвал его Нушрок, метнув в него тот самый взгляд, который приводил в трепет всех работников зеркальных мастерских. — Я… — смешался молодой человек, — простите меня, но я только хотел… Нушрок, казалось, мгновенно позабыл о нем, потеряв всякий интерес. Он повернулся к Бару, оживленно переговаривавшемуся с Олей и Яло: — Как ты мог пустить в дом этого проходимца? — отчеканил он. — А ты, — Нушрок вновь обернулся к молодому человеку, — не думай, что сможешь обвести меня вокруг пальца. Имей в виду, что ваша песенка спета, твой отец уже арестован, и я тебя уверяю, он дорого заплатит мне за свое предательство! — Я все еще не могу понять, господин Нушрок, — пожал плечами молодой человек, — о чем вы говорите. — Сейчас поймешь, Нотирт, не переживай! — Нушрок махнул рукой солдату, который молча стоял в стороне, ожидая распоряжений. — Арестуйте этого человека и как можно скорее препроводите в королевскую тюрьму. Пусть составит компанию своему почтенному родителю! — За что? — отшатнулся Нотирт. — Поверьте, господин Нушрок, я не имею никакого отношения к тому, что сделал мой отец! Напротив, я пришел, чтобы помочь вам. — Я не желаю слушать этот вздор! — недовольно поморщился Нушрок. — Что вы встали? Делайте, что я говорю! — кивнул он солдату. — Подождите! — крикнула Оля, выступая вперед. — Этого еще не хватало, — вздохнул Нушрок, — опять ты путаешься у меня под ногами! — Господин Нотирт говорит правду, — воскликнула Яло. — И он не враг нам, — поддержал ее Бар. — Он помог молодой госпоже, ваша светлость. Разве это не доказательство? — Что?! — изумленно воззрился на них Нушрок. — С самой первой минуты, как вошел, я пытаюсь вам сказать, господин Нушрок, — улыбнулся Нотирт, — но вы меня не слушаете! Анидаг жива, я… помог ей тогда. И увез подальше отсюда, потому что опасался, как бы ее не выследили, и не смогли навредить ей. — Где она? — еле слышно спросил Нушрок, и Гурд в который раз удивился, заметив, как потеплел вдруг его взгляд.