Оборотная сторона медали

Аглови, девушка, которую всего неделю назад дали ей в помощницы (господин главный повар внял, наконец, просьбам кухарки, хотя, вполне возможно, что ему просто надоело слушать каждый день ее жалобы), трещала без умолку, так что у Аксал разболелась голова. Впрочем, новости и последние дворцовые сплетни, которые так вдохновенно пересказывала ей девушка, были не из приятных, посему не совсем понятно, чему так радуется эта дуреха. Сама Аксал уже несколько дней не находила себе места, поскольку все, что происходило вокруг, ей совершенно не нравилось. Но делать нечего, остается только уповать на то, что рано или поздно все разрешится наилучшим образом. — Представляете, — тараторила Аглови — теперь господин Цертих будет главным министром, и он уже, как говорят, подписал указ о том, что отныне все богатства, зеркальные мастерские, замок, — словом все, что принадлежало раньше Нушроку, будет его! Подумать только! А Нушроку вынесут приговор, сбросят с Башни смерти, вот так-то. Поделом ему! — сияя, точно начищенный пятак, закончила девчонка. — Ты-то чего радуешься, глупая? — осадила ее Аксал. — Ну как же, — пожала плечами Аглови, — ведь раньше он сам всем неугодным смертный приговор выносил, а вот теперь на своей шкуре испытает, что это такое — сидеть в подземелье за все свои злодейства. А убьют его, и замечательно. Никто плакать не станет. Так, по крайней мере, говорят… — … одни дураки! — закончила за нее Аксал. — Да почему? — захлопала ресницами Аглови. — Неужели вам жалко этого человека? После всего, что он сделал! Аксал вздохнула. Честно говоря, еще вчера она целиком и полностью согласилась бы с этой девицей. Она искренне порадовалась бы закрытию мастерских, потому что никто не станет больше истязать зеркальщиков непомерной работой. Но буквально вчера вечером Аксал встретилась с братом, который рассказал ей, что вовсе для них ничего не поменялось. Был один хозяин, теперь стал другой, так какая разница на кого спину гнуть. Да еще и не совсем ясно, каковы порядки будут при новом господине. — Прежде, — вздыхал брат, — мы хотя бы знали, чего ожидать. Выполни положенную работу в срок — получи пусть и жалкие крохи, но все же — жалованье. А новый управляющий (старого-то тоже, говорят, в тюрьму отправили) заявил, что он еще подумает, кого оставить на работе, а кого выставить вон. Зеркала теперь делать не станут, решено переделать зеркальные мастерские в оружейные. Кто с новой работой не справится, можно не сомневаться, окажется на улице. А про деньги, сколь мы не спрашивали, ни словечка не сказал. И это не только у нас, Аксал! Слышал я, что Цертих теперь и текстильные лавки прибрал к рукам, и даже бакалейные. Везде, словом, установил свои порядки. — Что же теперь будет, брат? — обеспокоенно взглянула на него Аксал. — По правде сказать, дорогая сестра, — отозвался он, — даже не знаю. Наступили, судя по всему, новые времена. Вот только почему-то они покуда еще хуже прежних. Это была сущая правда: в городе начались беспорядки, зеркальщики и рабочие, оставшиеся без последнего куска хлеба, вышли на улицы и принялись громить все, что попадалось под руку; они побили стекла в домах богатых купцов, напугав тех до полусмерти. А самые отъявленные смутьяны, как говорят, заняты тем, что собирают силы, дабы двинуться на дворец. А после, ходят слухи, и вовсе намерены захватить и поджечь или разрушить Башню смерти, предварительно отпустив на волю заключенных. Эти люди, как рассказывал брат, без конца повторяют, что это будет месть за невинно казненного маленького Гурда. Хотя, стоит отметить, Гурда вовсе не казнили, напротив, по слухам, ему все же удалось бежать. — Так что же, — вновь принялась допытываться Аглови, — неужели вам стало жалко бывшего министра Нушрока? — Дело не в том, что мне его жалко, — отозвалась Аксал, — а в том, что радоваться-то нечему, глупенькая ты девочка! Что мы выиграем, коли они казнят Нушрока, вон, сама же говоришь, Цертих теперь вместо него будет. Так какая разница, на кого нам спину гнуть?! Ведь господин Цертих с Абажем и присными не о нас, о простых людях, пекутся, а между собой дерутся, что твои псы цепные, за кусок пожирнее. — Но как же так, тетушка Аксал! — Довольно болтать, девочка моя, давай-ка лучше займемся делом. Я пока почищу лук и картошку, а ты принеси воды да начинай кур ощипывать. Пора ужин готовить. — Кому нужны теперь эти ужины, — проворчала Аглови, — раньше-то и король ел, что только успевай стряпать, и придворные, словно бочки бездонные. А нынче… — она вздохнула и махнула рукой. С этим также трудно было спорить, поскольку Топсед Седьмой, едва стоило начаться беспорядкам, слег в постель от, как выразился придворный лекарь, переутомления и излишнего волнения. А уже когда стало известно о заговоре министра Нушрока, и вовсе расхворался. Господин Цертих велел приставить к дверям королевских покоев охрану, и каждый час придворный лекарь обязан был докладывать новому главному министру о состоянии здоровья его величества. Все вокруг, начиная со слуг и заканчивая придворными, практически в открытую говорили, что это больше похоже на арест, нежели недуг. — Раз так заведено давным-давно, Аглови, — наставительно проговорила Аксал, — то наше дело маленькое. Посему — поворачивайся, девонька, да побыстрей, а не то господин главный повар нам задаст. Да вот еще, — Аксал приблизилась к Аглови и, понизив голос, прошептала на ухо, — на всякий случай держи язык за зубами. Не болтай почем зря. Она оставила Аглови наедине с ведром картошки, а сама отправилась на задний двор. Поминутно озираясь по сторонам, Аксал пересекла задний двор, еще раз убедилась, что за ней не следят, закуталась поплотнее в свой старенький поношенный плащ и вышла через небольшую калитку на улицу. Пройдя квартал, она свернула в переулок и оказалась перед дверью небольшого дома. Именно здесь они вдвоем с братом квартировали вот уже несколько лет. Собственно, сама Аксал практически тут и не бывала, она ночевала во дворце, но ее жалования вполне хватало, чтобы оплачивать эти комнаты для брата, дабы ему не приходилось ютиться в тесной каморке в квартале зеркальщиков. Алис ни за что не согласился бы жить, как он выражался, на содержании у сестры, поэтому она убедила его, что эти комнаты — их общие. Алис же, не желая слушать никаких отговорок, регулярно отдавал половину своего жалования хозяину комнат. Причем, платил ему лично, дабы Аксал не вздумала отдавать только свои деньги, отговариваясь тем, что позабыла, но пусть дорогой брат не волнуется, уж в следующем месяце, он заплатит сам. В комнате брата Аксал заметила свет, а чуть подальше, в самом начале улицы стояла запряженная коляска. Аксал обеспокоенно вздохнула (как бы не случилось чего!) и поспешила наверх. Брат был дома не один. В комнате, к удивлению Аксал, в столь поздний час здесь собралась довольно многочисленная компания. — Доброго здоровья всем! — поприветствовала собравшихся Аксал. — Здравствуй, сестра, — поднялся ей навстречу Алис, — проходи, мы только тебя и ждали. Аксал кивнула ему в ответ, сняла свою накидку, повесила ее на вешалку и только тогда смогла как следует осмотреться и разглядеть всех присутствующих. — Тетушка Аксал! — радостно бросились к ней Оля и Яло, и Аксал раскрыла им объятия. — Фазанята вы мои! — воскликнула она. — Как вы здесь очутились-то, дорогие мои девочки? — Ох, тетушка Аксал, — вздохнула Яло. — Столько всего случилось, — подхватила Оля. — Я думаю, — брат взял ее под руку и подвел к столу, — что мы о многом тебе должны рассказать, дорогая сестра. — Я с радостью выслушаю тебя, Алис, — кивнула Аксал, усаживаясь поудобнее. Она приветливо кивнула пожилому мужчине, с усталыми задумчивыми глазами. Он заметил и, коротко вздохнув, кивнул ей в ответ. Двое молодых людей, друзья брата, работавшие вместе с ним в зеркальной мастерской, поднялись со своих мест и пожали ей руку. Женщина, сидевшая рядом с незнакомым пожилым мужчиной подняла голову, скользнула по ней взглядом и, пожав плечами, вновь опустила взгляд. Аксал же, увидев ее, приподнялась, подалась вперед: — Орбод?! — вскричала она. — Это и в самом деле ты? Я не ошиблась? Женщина вновь подняла голову, посмотрела Аксал в глаза и кивнула. — Я самая, — хрипло проговорила она. — Боже мой! — прошептала Аксал. — Столько лет… — Так вы знакомы? — хором воскликнули Оля и Яло, удивленно глядя на Аксал. — И очень давно, — ответил за нее брат. В самом деле, Аксал и Алис знали мать Гурда с давних времен, они были родом из одной деревни, и Орбод жила с ними по соседству. Она была несколько моложе Аксал и ее брата, в те времена, когда они стали взрослыми и стали жить одни, Орбод еще играла в куклы. Тем не менее, она часто бывала в доме Аксал, так как ее собственная мать работала от зари до зари, и за девочкой некому было присмотреть. Потом брат Аксал подался в город в поисках лучшей доли, а сама она начала работать на рисовых полях. Орбод же, едва ей сравнялось восемнадцать, вышла замуж за одного, стоит заметить, весьма зажиточного человека, и он увез ее в город. Увы, насколько Аксал знала, замужество у Орбод оказалось на редкость неудачным (брат иногда встречался с ней в городе, и поэтому был в курсе дела), муж ее стал много пить, часто поднимал на нее руку. Ее единственная дочь умерла через несколько месяцев после рождения, и молодая женщина была в отчаянии, ей не хотелось жить, но тут судьба улыбнулась ей: она бросила своего выпивоху-мужа и стала служить знатным господам, которые сделали ее кормилицей их маленького сына. Потом Аксал и ее брат потеряли девушку из вида; Аксал к тому времени тоже решила перебраться поближе к брату, чтобы помогать ему. Она оставила работу на рисовых полях, приехала в город, где поступила на работу помощницей кондитера. Там-то ее и заприметил главный повар его королевского величества, который часто захаживал в кондитерскую, и вскоре Аксал оказалась на королевской кухне. — Мой мальчик, — прошептала между тем Орбод, — бедный мой… ребенок! — Орбод — мать Гурда, — перехватив ее удивленный взгляд, объяснил ей один из зеркальщиков, невысокий коренастый мужчина, примерно одних лет с братом. — И мы хотим его спасти! — твердо произнесла Оля. Пожилой мужчина на это лишь усмехнулся. — Осталась самая малость, — проговорил он, — придумать, как это сделать. — Мы обязательно придумаем! — принялась горячо убеждать его Яло, — вот увидите, дядюшка Бар! Правда? — повернулась она к Алису. — В самом деле, надо бы подумать, — задумчиво протянул брат. — Выходит, — вздохнула Аксал, — у вас ничего не вышло, фазанята? Ведь вы же хотели проникнуть в Башню смерти, и я сама помогала вам… — И у них почти получилось, — улыбнулся Алис. — Но к несчастью, — подхватил дядюшка Бар, — все сорвалось, и дело усложнилось. — Мы поднялись на Башню, туда, где держали Гурда, сняли с него кандалы, — принялась рассказывать Оля. Зеркальщики, переглянувшись друг с другом, принялись что-то тихо обсуждать между собой. Похоже, рассказ Оли не был для них новым, они уже слышали эту историю ранее, до того, как пришла Аксал. — Потом мы спустились вниз, — продолжила Яло, — и тут… В общем, на нас напали стражники, и Гурда снова арестовали. — Теперь он в крепости, — закончил Алис. — В королевской тюрьме. — И вот тут начинается самое интересное, — хмыкнул второй зеркальщик, тот, что был помоложе своего товарища. — Вместе с моим хозяином, — одновременно с ним проговорил Бар. — С Нушроком, — хором произнесли Оля и Яло. — Что? — Аксал не поверила своим ушам. — Да, сестра, — кивнул Алис, — ты не ослышалась. Он продолжил рассказ, и Аксал оставалось лишь удивленно охать, слушая его, поскольку это было совершенно невероятно. Как оказалось, этим двум храбрым девчушкам поначалу удалось освободить Гурда, и когда они вышли на улицу, столкнулись нос к носу с главным министром. Он мог бы напасть на них и убить (что могли трое совсем еще детей против взрослого, сильного и, ко всему прочему, вооруженного мужчины), но вместо это он вдруг велел им убираться оттуда. Они действительно попытались скрыться как можно скорее, но внезапно на их коляску напали солдаты. И вот здесь, как и сказал один из друзей Алиса, произошло самое невероятное: министр Нушрок бросился защищать Гурда и девочек. — Он велел нам всем уезжать, а сам стал драться с теми людьми, — вздохнула Оля. — А Гурд вдруг кинулся ему помогать. Ну и… — Их обоих поймали, — закончила Яло. — Подумать только! — всплеснула руками обескураженная Аксал. — Не совсем, выходит, пропащий, — пробормотал пожилой зеркальщик. — А мы, — продолжила между тем Оля, — приехали в город и направились в зеркальные мастерские, потому что хотели найти друзей Гурда. — И ваш брат, тетушка Аксал, — объяснил ей молодой зеркальщик, — велел им прийти сюда. — Словом, — подытожил Алис, — задача у нас осталась прежней: освободить нашего Гурда. — Помогите моему сыну! — подняла на них заплаканные глаза Орбод. — Мы должны что-то придумать, — согласилась Аксал. — Первое, — задумчиво протянул Алис, — что нам сейчас надлежит сделать — это разузнать, есть ли среди охраны в королевской тюрьме кто-нибудь, кому мы можем довериться. А потом, при условии, что таковой человек найдется, мы должны снестись с ним, придумать и обговорить план, как нам лучше устроить побег Гурду. — И моему хозяину, — добавил Бар. — Разумеется, и ему тоже, — уверенно кивнула Оля. — Ну, это мы обсудим после, — уклончиво ответил Алис. Аксал видела, что и Оля, и Яло собирались возразить брату, но тут молодой зеркальщик, просияв, воскликнул: — Есть! Такой человек есть, Алис! Мой двоюродный брат служит там надзирателем на нижнем ярусе, как раз там, где содержат особо опасных, как говорят, преступников. Если хотите, я могу хоть завтра поехать к нему и привезти сюда. — Прекрасно, — отозвался брат, — только учти, Цедолом, — предупредил он своего друга, — что больше ни одна живая душа не должна узнать об этом. — Конечно! — согласился Цедолом. На этом друзья брата попрощались и поспешили откланяться. Аксал предупредила, чтобы они были осторожны, поскольку в связи с последними событиями и беспорядками в городе на улицах полным-полно полицейских. Алис отправился проводить своих товарищей, заверив сестру, что будет осторожен. Орбод была совсем без сил, ведь она и сама побывала за решеткой, ее отпустили только сегодня утром. Аксал отвела ее в свою спальню и уступила свою постель (сама она решила идти ночевать в свою каморку во дворце, заодно, подумалось ей, можно попробовать разузнать что-нибудь полезное для брата и его приятелей). Бар вместе с Олей и Яло остались в комнате втроем; когда Аксал вернулась, они по-прежнему сидели за столом, переговариваясь вполголоса. — Мы, наверное, тоже пойдем, тетушка Аксал, — поднялась Оля, заметив ее. — Спасибо вам! — Куда ж вы, фазанята? — удивилась Аксал. — Ведь ночь на дворе. За окном и в самом деле уже почти стемнело, на небе зажглись первые звезды. — Поедем, — поддержал ее Бар, — вдруг… дома есть какие-нибудь новости. — Что ж, — неуверенно проговорила Аксал, — раз вы настаиваете… — Мы же скоро обязательно увидимся! — обняла ее Яло. — Берегите себя! — смахнула слезу Аксал. Она вышла проводить девочек; в сопровождении старого кучера они прошли вдоль по улице, где их ждала коляска. Бар уселся на козлы, еще раз махнул на прощание рукой, и Оля с Яло тоже поспешили забраться в коляску. Неожиданно из соседнего переулка вышел человек, закутанный с ног до головы в плащ, и с надвинутой на глаза широкополой шляпой. Быстрым шагом он приблизился к коляске, и у Аксал сжалось сердце: неужели выследили? — Бар! — окликнул этот человек кучера и, выйдя на свет, приподнял шляпу. Аксал увидела, что он еще очень молод, а кроме того, выглядел очень усталым и явно был чем-то озабочен. — Наконец-то, — с облегчением вздохнул он, — а то я уж не знал, что и думать. А к вам в дом ехать опасался, вдруг там какая-нибудь засада. — Господин Нотирт, — вздрогнул Бар. — Как вы тут очутились, сударь? — спросил он, спрыгивая на землю. — И что вы на сей раз от нас хотите? — Не верьте ему! — резко вскочив на ноги, крикнула вдруг Оля. Молодой человек тоже вздрогнул от неожиданности и невольно отступил назад, увидев, что Бар крепко сжал в руке хлыст и шагнул ему навстречу. Яло испуганно охнула и потянула Олю за рукав, заставляя сесть, а Аксал, совершенно сбитая с толку, на всякий случай тоже подошла ближе и встала рядом с Баром.