Оборотная сторона медали

Старый солдат, который вел его обратно в камеру, без конца озирался по сторонам и время от времени что-то вполголоса говорил ему. Кажется, он повторял, что не нужно волноваться, совсем скоро все закончится. Да, это было бы весьма кстати — чтобы все уже закончилось наконец. То, что он проиграл — полбеды, гораздо хуже, что теперь жизнь потеряла всякий смысл, а раз так, то к чему она нужна? — Вы не переживайте, ваша светлость, все образуется, вот увидите! — в который раз проговорил солдат, открывая дверь его камеры. Когда дверь хлопнула за его спиной, Нушрок огляделся, словно не понимал, где он находится, и что произошло, а потом зажмурил глаза, медленно сполз по стене на пол и застонал. — Что случилось? — тут же подскочил к нему мальчишка Гурд. — Что с вами? — он присел рядом с ним на корточки. — Вам больно? С трудом заставив себя открыть глаза, Нушрок поднял на Гурда взгляд и коротко кивнул. — Больно, — глухо отозвался он. — Так, как никогда еще не было в жизни. Ему не хотелось сейчас разговаривать с мальчишкой и что-то объяснять ему. Возможно, чуть позже. Ведь Гурд должен узнать правду, а кроме того, нужно еще сделать все возможное, чтобы его вновь обретенный племянник вышел отсюда невредимым. Значит, пока он должен терпеть столько, сколько потребуется, а как только все будет позади, вот тогда можно будет подумать и о себе. Так даже лучше, ведь на волне всеобщего счастья и ликования, о нем никто и не вспомнит. Тем лучше, а уж он сумеет о себе позаботиться. Просто удивительно, как в один единственный миг может рухнуть вся жизнь, ты разом теряешь все, что у тебя было самого ценного, и понимаешь — ничего больше нет, ты остался совершенно один. Когда-то давно ему уже довелось пережить подобное, но тогда у него осталось, ради чего жить. Сегодня же у него отняли последнюю и единственную его отраду в жизни. Нушрок сжал кулаки: нет, он не прав, сейчас у него тоже осталась цель, ради которой стоит бороться дальше — отомстить этим негодяям. Одному за другим, чтобы никто не ушел от наказания! На это стоит положить всю оставшуюся жизнь, и он непременно исполнит данное себе обещание. А потом уже можно будет подумать о себе, но никак не раньше. «Мерзавцы! — выругался про себя Нушрок. — Особенно Абаж — жалкий и ничтожный червяк! Да, конечно, он всю жизнь ненавидит и завидует мне, но даже от него нельзя было ожидать такого!» Когда сегодня его привели на допрос, Нушрок совершенно не волновался и был спокоен. Он был готов ко всему, что могло бы его ожидать, и намеревался разъяснить Цертиху (нет никаких сомнений, что именно он стоит за всем) всю правду о своем участии в заговоре. Он тщательно все продумал: прежде всего попытался бы убедить Цертиха, что мальчишку пытались выкрасть его приятели-зеркальщики, они якобы напали на стражников Башни смерти. Сам Нушрок же приехал туда именно потому, что узнал обо всем и пытался усмирить их. Но мятежники связали его и посадили в коляску, ему все же удалось освободиться, но тут подоспели солдаты его величества, которые очевидно все неверно поняли. И если Нушроку позволят, он лично готов повторить эти слова самому королю. Собственно, на это он и рассчитывал, если ему удастся встретиться с Топседом Седьмым, он без труда убедит его в своей невиновности. Да, этот недоумок недолюбливает его, но он знает одно — Нушрок верой и правдой служит его семье много лет. Ведь именно он в свое время не допустил смуты после внезапной смерти батюшки Топседа. Он сделал так, что самые отъявленные сплетники были вынуждены придержать языки, забыть о том, что сын Топседа Шестого не слишком-то умен и плохо разбирается в политике. Все военные походы, которые были предприняты во время его правления, увенчались успехом, все новые указы помогли обогатить казну, — у Топседа Седьмого были прекрасные советники! Наконец, именно Нушрок обезопасил Топседа от младшего брата. Конечно, тот был всего лишь бастардом, но мало ли, что могло ему однажды прийти в голову. Этот человек ничего не знал о своем происхождении, но ведь этим могли запросто воспользоваться враги короля, которым была известна правда. Поэтому Нушрок, правда, стоит признать, что не один, а при помощи Абажа, придумал, как избавить его величество от этой головной боли. Все бумаги Топседа Шестого сгорели, включая письма к его фаворитке, свидетельство о рождении ребенка и акт о признании его сыном короля. Помнится, таким образом Топсед Шестой некогда хотел узаконить ребенка и в свое время принять его в семью, но не успел. Кстати сказать, точно так же поступил и Ниов со своим сыном от Авос. Словом, нужно было только увидеть короля, и тот мигом поверил бы во все, что Нушрок сказал ему. Однако же, Цертих, который его допрашивал, услышав все сказанное Нушроком, громко расхохотался ему в лицо. — Вы, судя по всему, считаете нас круглыми идиотами, Нушрок? — ехидно осведомился он. Нушрок же даже бровью не повел. Этого кретина он не выносил за слишком уж заносчивый нрав и высокомерие, а без своего покровителя, бывшего главного министра Кинтевоса, Цертих был нолем без палочки. Старик Кинтевос был еще той лисой, и он мог обхитрить любого, с ним стоило держать ухо востро, но Цертих ему в подметки не годится. Кроме того, он не может не понимать, что они проиграли, причем давным-давно. Да, когда-то Нушрок впал было в немилость, но он сумел, образно выражаясь, быстро подняться на ноги, и теперь им не удастся так просто сокрушить его! — Вовсе нет, ваша светлость, — усмехнулся он, — я сказал вам правду. И если бы вы мне позволили поговорить с его величеством с глазу на глаз… — Ну уж нет, — махнув рукой, перебил его Цертих. — В этом нет ровным счетом никакой необходимости, — он кивнул стоящему в дверях стражнику, и тот вышел. — Его величество уже осведомлен о том, что вы готовили против него заговор. И именно по его приказу вас привезли сюда, как государственного преступника, коим вы и являетесь. — Но послушайте, Цертих! — Нушрок не договорил, потому что дверь снова распахнулась, и вместе со стражниками в комнату для допросов вошел Абаж. Он поклонился Цертиху и протянул ему стопку писем. — Вот, господин главный министр, — произнес он, — все здесь, как вы и приказывали. Вслед за этим Абаж выпрямился и надменно взглянул на Нушрока. — Вам больше нечего скрывать, Нушрок, — улыбнулся Цертих, — здесь — все ваши бумаги. Переписка с заговорщиками, а самое главное — письма вашей сестры к покойному принцу Ниову, самому подлому и низкому мятежнику, чье имя давно уже запрещено даже упоминать. А еще здесь свидетельство о признании Ниовом маленького ублюдка, которого ваша сестрица Авос произвела на свет. — Это ты?! — только и смог вымолвить Нушрок. — Так значит, это все-таки ты, — повторил он, с ненавистью глядя на Абажа. — Я? — довольно улыбаясь, развел руками Абаж. — О чем ты? — Это ты, подлец, выдал меня! И сейчас, и… тогда, давно. Какая же ты мразь! — Я лишь исполнил свой долг, — пожал плечами Абаж. — В отличие от тебя, я не занимаюсь интригами. И не замышляю убить его величество! — Азокертс… — глухо проговорил Нушкрок, — она же была твоей сестрой, а ты предал ее. Ведь это ты, и только ты виноват в ее гибели! — Мне кажется, — вновь заговорил Цертих, — совершенно незачем сейчас ворошить прошлое и выяснять ваши родственные отношения. Итак, господин Нушрок, вы подтверждаете, что это — ваши бумаги? И именно вы являетесь организатором заговора, целью которого было убить его величество и посадить на трон человека, которого вы хотели выдать за чудом выжившего своего племянника? Нушрок, не говоря ни слова, отрицательно покачал головой. — Напрасно, — притворно вздохнул Абаж. — Отпираясь, — подхватил Цертих, — и отказываясь, вы лишь усугубляете свое и без того плачевное положение. Эти бумаги нам отдала ваша дочь. Так какой же смысл отрицать? — Нет! — вскричал он. Этого не может быть, до подобной низости они не могли опуститься! — Ей ничего другого не оставалось, Нушрок, — усмехнулся Абаж. Нушроку стало не по себе: что эта дрянь хочет сказать? Они… заставили Анидаг отдать им бумаги и во всем признаться, но тогда это может означать только одно. — Где моя дочь?! — закричал Нушрок. Он рванулся вперед, намереваясь ухватить Абажа за грудки, но двое стражников, стоявших рядом, удержали его, заломив руки назад. — Что вы с ней сделали? — Пока, — все так же мерзко улыбаясь, отозвался Абаж, — с ней просто побеседовали по душам. Но поверь, в дальнейшем церемониться с этой девчонкой никто не станет! — Как только она окажется здесь (а это произойдет буквально с минуты на минуту), — Цертих подошел ближе к нему, — мы заставим ее во всем признаться уже официально, перед судом. Если же она не согласится… ну, мы, знаете ли, умеем убеждать. — Вы не посмеете! — Нушрок снова попытался вырваться, но стражники держали его крепко. — Она ни в чем не виновата, не трогайте ее! — Вот и подумайте, — Цертих почти ласково похлопал его по плечу, — стоит ли какой-то паршивый зеркальщик таких жертв? Впрочем, у вас есть выбор: вы можете сами подписать признание в том, что являетесь участником заговора. Если же будете упорствовать, то… мне жаль, но нам придется… расспросить обо всем вашу единственную дочь. — Думаю, — с ненавистью проговорил Абаж, — тебе вряд ли доставит удовольствие наблюдать за тем, как Анидаг будут допрашивать. И имей в виду, если ты попытаешься хоть что-нибудь выкинуть или станешь отпираться и выкручиваться, ее попросту отдадут местной солдатне. И ты будешь смотреть на это! Во все глаза смотреть, ты понял?! — уже не помня себя, прокричал ему в лицо Абаж. — Сволочь! — Нушроку удалось на короткое время стряхнуть со своих плеч руки стражников. Молниеносно кинулся он к Абажу и ударил того в лицо. Стражники в следующую же секунду сбили его с ног и, нанеся несколько ударов, подняли на ноги и связали ему за спиной руки. — Ты мне дорого заплатишь за это! — вытирая рукавом кровь, прошипел Абаж. — Анидаг — твоя племянница, ты же ее на руках нянчил маленькую! — в отчаянии вырвалось у Нушрока. — Как ты можешь?! — Довольно! — перебил его Цертих. — Вы признаетесь в том, что готовили заговор против государя? — Нет, — покачал головой Нушрок, — нет, и еще раз — нет! Я не верю вам. Вы… не сделаете… Вы просто блефуете и не посмеете причинить вред моей дочери. Это незаконно! — Хотите удостовериться, — усмехнулся Цертих, — что ж, это ваше право. — Он вновь кивнул стражнику, который стоял у дверей. — Проверьте, привезли ли арестованную? И если привезли, то немедленно распорядитесь привести ее сюда. Четверть часа прошла в томительном ожидании; Нушроку казалось, что стук его сердца слышали все, кто находился в комнате. Но ему было нужно узнать доподлинно, что случилось с его дочерью. Он хотел увидеть ее, убедиться, что с ней все хорошо, а потом — он сделает все, что от него хотят, но не раньше, чем Анидаг окажется в полной безопасности. Ни один волос не должен упасть с головы его любимой дочери. Солдат, которого Цертих отправил на разведку вбежал в комнату для допросов, будто ошпаренный. Он замер в дверях, испуганно переводя взгляд с Цертиха на Абажа, у него дрожали губы и руки. Нушрок почувствовал, как у него подгибаются колени, а сердце сжалось от нехорошего предчувствия. — Где девчонка? — недовольно скривившись, спросил у солдата Абаж. — Ваша милость, — пролепетал солдат, поднимая взгляд на Цертиха, — я прошу прощения, но… но... случилось ужасное! — Что такое? — встревожился Цертих. — На карету вашей светлости, в которой перевозили госпожу Анидаг, взятую под стражу, напали. — Кто? — хором воскликнули все трое: Цертих, Абаж и Нушрок. — Я не знаю, — еле слышно отозвался солдат. — Они не приехали к назначенному часу, и комендант распорядился разузнать, что случилось. Это произошло на подъезде к городу, на горной дороге, господин Цертих. Кучер и охрана убиты. Лошадей увели. А госпожа… она, судя по всему, пыталась бежать, там на камнях кровь… и вот. — Он протянул Цертиху черную замшевую туфельку со сломанным каблуком. У Нушрока потемнело в глазах, стоило ему увидеть ее. — Это они нашли на краю обрыва. А там внизу водопад… горная река… Они хотели обыскать реку, но там же, вы знаете, такое сильное течение. — Болваны, — процедил Цертих и, быстро поднявшись, распорядился отвести заключенного обратно в камеру. Абаж, чертыхнувшись, отправился следом за ним. Нушрок плохо помнил, что было дальше. Кажется, он, словно раненый лев, пытался вырваться, кричал что-то, проклинал Абажа, звал дочь… Потом перед его взором возникло вдруг лицо старого солдата, который охранял его камеру. Он крепко сжимал плечи Нушрока, что-то говорил ему, кажется, уговаривал взять себя в руки, дабы не навредить себе. — Если вас сейчас отведут в карцер на нижний этаж, ваша светлость, — настойчиво повторял он, — я уже не смогу вам помочь, потому что туда меня попросту не пустят. Тихо, ваша светлость, успокойтесь, ради всего святого! После тот же солдат отвел его в камеру, повторив напоследок, чтобы он не переживал, потому что скоро его все наладится, и ушел. — Что они сделали? — продолжал тормошить его Гурд. — Убили меня, — мрачно усмехнулся Нушрок. — Эта сволочь прекрасно знала, куда ударить, и его не остановило даже то, что она выросла у него на глазах, верила ему! Ненавижу! Как же я ненавижу этого паразита, своими руками разорву эту сволочь, дай только добраться до его жирной шеи! Бедная моя девочка! — голос предательски дрогнул, и Нушрок тут же замолчал. Он не хотел, чтобы мальчишка видел его слабость. — Ваша светлость, — выдохнул Гурд, — с вами все хорошо? — Я не сошел с ума, не переживай, и уж теперь я точно не успокоюсь, пока не выберусь отсюда и лично не расквитаюсь с ними. И ты поможешь мне в этом. — Я… — начал Гурд, но договорить он не успел. В узкую щель под дверью камеры просунули сложенный вдвое листок бумаги. Удивленно переглянувшись с Гурдом, Нушрок поднял и развернул его: «Будьте готовы сегодня в полночь, — было написано в письме, — я задержу охрану, которая дежурит на этаже, и смогу таким образом вывести вас из камеры. Объясните все мальчику. Мы пройдем по потайной лестнице на нижний этаж, и вы окажетесь на свободе. Генерал Ргит просил передать вам свое почтение. P.S. Записку на всякий случай уничтожьте.» Нушрок облегченно вздохнул, скомкал письмо, затем, подумав, разорвал его на мелкие клочки и повернулся к Гурду. — Ну вот, — Нушрок поднялся на ноги и взглянул Гурду в глаза, — думаю, настала пора рассказать тебе правду.