Я заберу тебя с собой

      Покидая самолет последней, переводчица не была уверена в правильности своего решения. Может, рвануть из самолета только для того, чтобы приобрести билеты на ближайший рейс обратно до Москвы? Перед глазами встали последние строчки из записки от Вали. Если вернется не только раньше срока, так еще и без гостинцев — жди бойкота.       Стоило сойти с трапа, как одна нога тут же попала в ямку. Федорова выругалась и покосилась на сумку в руках — женщина очень надеялась, что внутри ее будет ждать пара кроссовок и брюки, ибо ходить здесь как в Москве не получится. Стоило заняться поисками дяди Вано.       Каких-то пассажиров бурно и очень эмоционально встречали многочисленные родственники, кто-то направлялся в сторону железнодорожной станции «Копитнари» в паре километров от здания аэропорта. Глаша гадала: как все-таки быть?       — Глафира! Это же наша Глафирако! — Издали послышался зычный мужской голос с легко узнаваемым грузинским акцентом.       Глаша обернулась на голос и поставила ладонь «козырьком», ибо бежал человек с солнечной стороны. Бегущий был тучным, что не мешало ему вполне прилично бежать. За ним степенно шла высокая женщина с легкой проседью в волосах.       — Глафирако! Здравствуй! — Воскликнул мужчина, хватая девушку и целуя в щеки. — Добро пожаловать в Кутаиси! Ай-яй-яй, какая красавица! У меня есть три сына, хочешь стать нашей невесткой? Валяко молодец, невесту нам отправила! Танатин, дорогая, у нас есть невеста!       Шокированная Глаша попыталась отскочить назад к самолету, но каблук правой туфли вновь попал в ямку, поэтому нелепо взмахнув руками, блондинка рухнула на землю. Какая невеста? Валька, скотиняка!       — Он так шутит, милая, — по девичьи-звонко рассмеялась суровая с виду женщина, помогая переводчице подняться на ноги. — Наш старший — Гурам, уже своих детей нянчит, Отар вот-вот женится, а Шота для тебя маловат, ему тринадцать. Глаша перевела дух. Всего лишь пошутили. Очень специфично.       — Я Тинатин Зурабовна, но лучше Тинатин, — женщина расцеловала Глашу. — Это Вано Николаевич, — она строго посмотрела на своего супруга.       — Но меня все зовут «дядя Вано», — мужчина забрал у Глафиры сумку. — Прости за шутку, не думал, что так напугаешься, — он захихикал.       Светловолосая неловко улыбнулась.       — А я Глаша, — преставилась она в ответ.       — Пойдем в машину, Глаша, — потянула ее за собой Тинатин. — Дома уже стол накрыт. Отдохнешь, поспишь, город посмотришь. На далго к нам?       — До тридцатого числа, — переводчица уже чувствовала расположение к этой странной семейной паре, состоящей из невысокого кругленького мужчины и высокой, с осанкой царицы, женщины.       «Беру свои слова назад, Валя», — думает она, садясь в авто.       Дорога серой стрелой летела вперед между зелеными полями и небольшими домишками пригорода. Усаженная на заднее сидение молодая женщина с интересом рассматривает гористую местность, находя ее крайне необычной. И не скажешь, что скоро цивилизация: глиняные домишки, огромные стада овец и все это под синим-синим утренним небом Кутаиси. Здесь даже воздух был другим — более свежим, бодрящим, горным.       Тинатин Зурабовна Гвердцители поглядывала изредка назад и улыбалась: они получили задание от Валико отвлечь девушку от печали, связанной с мужчиной. Тинатин едва заметно покачала головой: это каким дураком должен быть тот ишак, что обидел такую красавицу? Ничего, к себе в Москву Глафира вернется вновь радостной и забудет того негодяя.       Проехали стелу с названием города, небольшие каменные дома с большими дворами. Постепенно на пути вырастали дома Лагутенко, перемежавшиеся с величественными и древними зданиями с национальным колоритом. Глаша чертыхнулась: положили ли ее фотоаппарат и пленку в сумку? Она надеялась, что это так — виды были шакарные.       — И это еще не центр города, — сказала ей Тинатин, видя реакцию девушки.       — У нас жить будешь — можешь спускаться к речке, только купаться в ней сейчас нельзя — осень же! — Добавил дядя Вано.       — Вы живете на берегу реки? — Удивилась Федорова, не представляя, как выглядят строения в грузинском городе. Скорее, это будет что-то незаурядное, совершенно не похожее на однотипные дома, воздвигаемые по всей необъятной стране.       — Увидишь, — белозубо улыбнулись ей супруги.       Проезжая мимо магазинов, школ, библиотек, супруги между собой переговаривались.       — Надо сегодня посмотреть матч, — говорил Вано Николаевич, сворачивая с улицы Асатиани на проспект Агмашенебели. — Зураб и Мишако играют.       — Хорошо, что сегодня и завтра выходной, — сказала его супруга. — А то, ходили бы все на следующий день, как сонные мухи.       Они рассмеялись.       — Глаша, — женщина позвала светловолосую женищну, с интересом рассматривающую бурные воды Роани, которые бились от опоры моста.       — Да?       — Будешь сегодня смотреть финальный матч?       — Какой матч? — Зачарованная белыми пенными брызгами реки, переводчица не сразу поняла, о чем идет речь.       — Как какой? — Фыркнула от смеха Гвердцители. — Наши баскетболисты против американских.       — Оу… — округлила глаза Федорова совершенно забыв о том, что сегодня состоится историческое событие. — Да нет, наверное, не знаю…       «А какой смысл смотреть, если Модестаса на нем не будет?», — рассудила Глафира.       Скорее всего, литовец уже находится у родственников в добровольном заточении, пока не угомонится шумиха вокруг побега капитана сборной. Такого игрока с радостью примут в НБА — литовский баскетбол набирает обороты, не зря же Модестас уже в семнадцать участвовал во взрослой спартакиаде…       «Модя, Модя… Надеюсь, у тебя все получилось», — думала женщина, прислонившись лбом к стеклу.       13 декабря, 1968 год       Огромная аудитория, способная вместить в себя полторы сотни студентов была заполнена на половину — защита производственной практики подходит к концу. За окном уже давно стемнело — зимой вообще вечереет быстро, и некоторые из уже выступивших кемарили, уронив головы на грудь или на парту.       Глафира, выступившая одной из первых, была из числа тех, кто отчаянно хочет спать, но не позволит себе и на минутку прилечь — воспитание не позволит. Мама Вера постаралась воспитать свою приемную дочь должным образом. Поэтому, отчаянно борясь с сонливостью, девушка старалась вслушиваться в речь очередного выступающего перед комиссией, но даже сидя на третьем ряду, услышать могла мало что — Юра Григорьев так тихо мямлил, что нынешняя четверокурсница не была уверена, а слышат ли его и сами преподаватели.       — Это решительно невозможно! — Оглушительно хлопнул пухлой стопкой дневников практики заведующий кафедрой, тем самым, будя задремавших.       — Григорьев! Идете на перепрохождение практики!       Встав из-за стола, сухопарый, но все еще активный пожилой мужчина быстрым шагом покинул аудиторию. Студенты переглядывались меж собой, иногда кидали жалеющие взгляды на опустившего голову товарища, что весь месяц пропинал балду.       Каждый из учащихся знал, что с Игорем Борисовичем шутки плохи — завалил защиту в первый раз, изволь пройти заново и так до тех пор, пока от зубов отскакивать не будет. При этом, успевай посещать занятия и без пропусков! И опозданий!       Негромко переговариваясь, юноши и девушки вставали и спускались по лестнице вниз, создавая небольшую толкучку у выхода. Глафира осталась сидеть на своем месте — она подождет, пока народ рассосется.       — Глафира Максимовна, позвольте отметить, что у вас превосходный английский, — подсела к девушке со вкусом одетая женщина, чей возраст невозможно было определить — лицо без возраста, такой может быть и слегка за тридцать и давно за пятьдесят.       — Благодарю… — Удивленно отозвалась студентка, поднимая взгляд на нее.       — Татищева Вилеора Климовна, — протянула ей руку женщина.       Глафира Федорова уверенно пожала ладонь.       В глазах напротив промелькнуло нескрываемое удовлетворение.       — У вас крепкое для девушки рукопожатие, — отметила Татищева.       — Приходилось делать разную работу по дому, — осторожно отозвалась светловолосая кареглазая студентка, умалчивая о том, что в «разную работу» обычно входит починка двигателя старенького грузовика, на котором работает отец. Севе, как врачу, руки беречь надо, а с техникой возиться девушке и так нравилось.       — Я работаю в МИДе в отделе, отвечающем за принятие иностранных и отправку советских делегаций, — начала Татищева. — Вы единственная, кто произвел на меня сегодня неизгладимое впечатление. Я предлагаю вам после окончания университета работу младшего переводчика, в отделе, подконтрольном мне.       Глаша замерла. Она ослышалась? Может, эта шикарная женщина говорит о чем-то другом, а она дурочка, услышала на самом деле совершенно иное?       — Вы не шутите, Вилеора Климовна? — Осторожно поинтересовалась студентка.       — Разве я похожа на Коломбину? — Вздернула идеально выщипанную бровь женщина.       — Никак нет, — спокойно ответила девушка, не допуская в голос и толику подобострастия.       Показать такому человеку слабину — и все, тебя запишут в тряпки.       — А вы стойкая, — с удовлетворением в голосе сказала работница МИДа. — Нам такие очень нужны. Даю вам сорок восемь часов на раздумья, родственников лучше не посвящайте в свои планы. Держите.       Ухоженная рука, украшенная одним единственным золотым кольцом с гранатом, протянула студентке картонку с отпечатанным на нем номером телефона и кодовым словом.       — Жду вашего звонка не позднее полудня пятнадцатого декабря, — сказала ей Татищева напоследок. — В случае, если вы не сделаете этого, советую вам уничтожить данную карточку и забыть о нашей встрече. Для вашего же блага. До встречи.       — До встречи… — медленно произнесла девушка, спрятав кусочек картона в комсомольский билет.       2 июня, 1969 год       «Практика, практика, практика», — думала Глафира, смотря на приближающуюся платформу железнодорожного вокзала в Каунасе. Ради нее она даже досрочно сдала сессию, которая должна закончиться только через две недели.       Девушка достала из-под нижней полки свою сумку и водрузила себе на колени. Это вторая практика за год, но в ней был резон — ей предложили место в самом МИДе…       Глупо отказываться от открывающихся возможностей побывать за границей в качестве штатного переводчика советской делегации. Вилеора Климовна, ответственная за подготовку и отправку советских делегаций приметила способную и привлекательную студентку на защите практики.       Мать ее, конечно, отпускать не хотела:       «- Как так? Только и делаешь, что учишься, а как же отдых? — Вопрошала у дочери Вера Денисовна.       — По приезду у меня еще месяц будет, успеется, мама! — Отмахивалась Глаша, напоследок клюнув женщину в щеку, а про себя мрачно шутила „На Том Свете отдохну“».       Провожал ее Сева, вырвавшийся с очередных сборов сборной.       «- Смотри, не привези в подоле литовчика, — напутствовал он сводную сестру.       — Смотри, не расшиби себе голову о мяч, — с улыбкой огрызнулась девушка, заскакивая в вагон».       Теперь эта самая «студентка, комсомолка, спортсменка» готовилась проходить практику в Вильнюсском университете. Та же переводческая работа, только не в Москве и ближайших к ней городах, а вообще, в союзной республике.       «Ну, ты хотела увидеть мир, — подбадривала себя девушка, покидая вагон. — Начинай с малого. С Литвы. В конце концов, кусочек средневековой Европы и весь твой на четыре недели».       Оглядываясь по сторонам в поисках встречающего, она наконец заметила парнишку в круглых очках с листком в руках, на котором было выведено «Глафира Федорова».       Устремившись к нему, она не заметила, что из соседнего вагона вышел высокий рыжеволосый молодой человек. Он поставил свою сумку с эмблемой сборной СССР на бетон перрона и прогнулся в спине. Как же затекло его тело! При высоком росте, обязательном для баскетболиста, стандартные полки в купе явно маловаты.       Бессонная ночь в попытках устроиться поудобнее и наутро к передруженным мышцам добавляются еще и боли в спине. Сегодня он погостит у дядьки Владаса в Вильнюсе, а завтра уже поедет в Кретингу к родителям.       Глаша так торопилась добраться до мальчишки в очках, что не заметила стоящей на бетоне сумки. Р-раз! Неловко взмахнув руками, она рухнула вниз, успев подставить ладони.       — Žiopla višta! — Разъяренно рявкнул Модестас, выдергивая из-под упавшей девушки свою сумку.       Шипя от боли в содранных ладонях, Глаша подняла на злого литовца не менее бешеный взгляд.       — Fuck up, the hard fucking bastard! — Выплюнула ему в лицо девушка, понимая, что стоящий неподалеку пацан уже понял, кого ему встречать.       — Ką?! Ką tu sakai? — Удивленно приподнял брови Паулаускас услышав вместо извинений явно мат, да еще и на английском. Как человек, выезжавший за пределы СССР, английский ему слышать доводилось, а уж что значит «fuck» он и подавно знал.       Глаша ни черта не поняла, но по наитию ответила:       — Что слышал! Здравствуйте! А вы за мной да? Я Глафира! Руку не подам, потому что ранена, — это уже было адресовано крайне худощавому молодому человеку.       — Юргис Радвила, — выдавил из себя курчавый шатен, с опаской поглядывая на знаменитого литовского баскетболиста.       — О-очень приятно, — продолжала широко улыбаться девушка, игнорируя набычившегося Модестаса. — В отличие от тебя, хам голенастый!       — Это же Модестас Паулаускас! — С волнением в голосе произнес Юргис, кося голубыми глазами на побуревшего от гнева спортсмена.       — Да хоть Майя Плисецкая! — Всплеснула кровящими руками Федорова. — Идемте Юрген, не хочу заразиться деградацией от человека, который считает, что весь вокзал просто обязан принадлежать ему! Идемте-идемте! — Она кончиками пальцев потянула парнишку за рукав рубашки. — Да не съест он вас! Разве что, мячом кинет. Я поймаю, обещаю!       На этой ноте светловолосая девушка с тоненькой фигуркой удалилась, будто на поводке таща за собой красного от смущения паренька.       — Hussy! — Крикнул ей в спину Модестас.       — Сам такой! — Отозвалась девушка.       Паулаускас ухмыльнулся. Это будет интересно… Ни одна девушка с ним еще так себя не вела! Накинув ремешок сумки на плечо, он, делая крупные шаги, быстро нагнал парочку.       — Mokate lietuviškai? — Спросил он, поравнявшись.       Глаша удивленно сморгнула. Вот приставучий! Сева, конечно говорил, что свеженазначенный капитан сборной та еще заноза в заднице, и всем диссидентам диссидент, но чтобы настолько?       — Что он сказал? — Обратилась студентка к Юргену.       — Спросил, знаете ли вы литовский, — проблеял бледный от страха юноша. О взрывном характере пятого номера из «Жальгирис» по Литве легенды ходят.       — А, так есть что-то, чего ты не знаешь! — Гулко расхохотался Модестас, перейдя на русский.       — Тебе на зло выучу литовский! — Рыкнула ему в лицо девушка, не понимая, с чего она так быстро завелась? Обычно, она могла похвастаться хорошим самообладанием, а тут раз и с пол оборота!       — Ну, попробуй! — Фыркнул он.       Вошли внутрь шумного вокзала. Провожающие, встречающие, убывающие, пребывающие. Высоченный Модестас легко, словно нож разрезающий подтаявшее масло, шел через толпу, чего нельзя было сказать о Глаше и Юргене. Их, то и дело, толкали, пихали, щипали.       — Так, достало! Юрка, держись за меня! — Приказала девушка, а сама… подхватила Паулаускаса под локоток.       Баскетболист ошалел от такой наглости и глянул вниз: вон, зараза русская, блестит черными глазами из-под растрепанной пшеничной челки.       — Компенсация за моральный и физический вред, — припечатала Глаша.       — А ты, случайно, не охерела ли? — Возмутился тот и попытался выдернуть руку — не вышло. Права была Вилеора Климовна — руки, что тиски.       Москвичка весело фыркнула и бросила на рыжего литовца лукавый взгляд:       — Случайно охерела. Не ты первый, не ты последний, кто это говорит. У меня уже иммунитет. Так что на счет пари?       — Какого? — Деланно удивился Паулаускас.       — Что я выучу литовский. Ну, хотя бы буду говорить бегло, — поправилась она, прикидывая, за сколько она это сможет сделать. Способности к языкам у нее есть — факультатив по французскому позволяет теперь читать одолженного у преподавателя Оноре де Бальзака в оригинале.       — А сколько у тебя есть времени? — Поинтересовался двадцати четырехлетний капитан сборной СССР по баскетболу.       — До начала июля…       — Отлично! Даю тебе срок до двадцать первого числа: в этот день «Жальгирис» будет играть с «Сакалаем» во Дворце спорта. Приходи на игру, после поговорим на литовском!       — Вызов принят! — Вздернула подбородок девушка.       — Н-нам в сторону остановки, — подал голос Радвила.       — А на чем поедете? — Спросил Модестас.       — На троллейбусе, пятый маршрут…       — И мне на него же!       Юрген только вздохнул и покачал головой: кажется, это будет самая ужасная поездка на общественном транспорте за все его двадцать три года…