Хана, не плачь.

Солнце ещё не встало, а циркач ещё не ложился. Всю ночь он клевал носом, то укутывал Хану, то прижимал крепче, то вздрагивал от холода сам. Первые лучи рассвета касались теплом. Яркий свет упал на глаза женщины. Прищурившись, она съёжилась всем тельцем и, проснувшись от жаркого покрывала, открыла глаза. Хана не могла понять, где она, но как только она повернула голову вверх, увидела перед собой златовласого принца и мысленно улыбнулась… Воспоминания теплым потоком полились в голову давая проворить вчерашний день. — Ты опять не спал всю ночь из-за меня. — Женщина вытащила руку, чуть укутав плечо циркача одеялом. Сора спал. Он склонился над Ханой, а руки лежали под спиной девушки. Женщина чувствовала, как его тело греет её, и ей было хорошо. Она чувствовала себя тем пионом, цветком над которым склонился этот златовласый зверь. Мысль ненавязчиво пришла к ней в голову — почему ей так хорошо с ним? Она боялась думать об этом, ведь счастье девушки было привязано раньше к ее мужу, а теперь его нет. — А что теперь? — Размышляла Хана. — Мой любимый дождь уже давно прошёл и вот, вышло солнце… и что же? Солнце мне нравиться меньше чем дождь? Женщина снова взглянула на человека волка. Улыбка начала расплываться на лице. От этого ей стала стыдно и спутница сразу же прикрыла лицо руками. Карие глаза зажмурились от смущения… — Мне нравиться солнце… — Прошептала женщина в ладошки и улыбнулась ещё шире. Голова Ханы мирно покоилась на груди мужчины, и она могла слышать его биение сердца. Могла разглядеть маленькие шрамы, что не заметны с дальнего расстояния. Девушка коснулась своих губ, она чувствовала их и с любопытством разглядывала трещинки на губах циркача, щетина на скулах. Хана разглядывала горбинку на носу, рассматривала ресницы, что оказались даже очень длинными. Ей нравилось разглядывать маленькие веснушки у виска. Как золотые пряди падали на кончик загорелого носа. Как лицо блестело медью под лучами солнца. — И когда это всё стало мне таким родным? — Хана шептала. Ей совсем не хотелось будить мужчину. Если он увидит, как она разглядывает его лицо, то она точно сгорит от стыда, прямо на его руках. Тонкие пальцы потянулись к пряди, чтобы та не закрывала лицо человека — волка. Как только женщина протянула руку, то сразу же заметила упавшую ресничку на щеке. Волосинка упала прямо у двух маленьких шрамов, образуя маленький смайлик. Ей казалось, что всё улыбается ей в ответ — даже его шрамы. Хана улыбнулась и, коснувшись пальцем, решила смахнуть ресницу. Как только кончик пальца коснулся горячей кожи, глаза циркача открылись. Хана почувствовала смущение, но больше из них это радость, ведь прежде всего она жаждала увидеть его глаза. Желала увидеть в них жизнь или тепло — там не было ни того ни другого. В серебристых зеницах была только она. Она почувствовала как, выпуская воздух, он хотел что-то сказать, и Хана боялась что-то услышать. Что-то, что оттолкнёт её от него. Мужчина прочитал это на её лице. Он склонился над ней, а она потянулась к нему. Их носы затронули друг друга, а горячие дыхание обжигало губы. Он не касался её губ, нет. Он просил разрешения на поцелуй. Сора знал, что их разделяет всего пять миллиметров. Он держал себя ради неё, ради них. Хана уже ничего не боялась, она чувствовала, что не одна. Чувствовала его руки, его силу, его дыхание, его душу зверя и сердце человека. Она не боялась, что произойдёт сейчас и была уверенна в нём. Руки потянулись к лицу мужчины и губы мягко прильнули к его губам. Сора нежно коснулся лица женщины в ответ. Глаза закрылись от сладкого вкуса девичьих губ, от тепла рук, от ласковых прикосновений. Мужчина прижал женщину к себе, приподнимал, заставляя её сесть на колени. Сжимал талию, стискивал ноги, заставляя стонать от возбуждения. Сухие губы страстно впитывались в шею, он тянул к себе, вена выскочила не тонкой шеи. Сора не желал пропускать и этот миллиметр кожи. Покусывая белую кожу, он оставлял влажную дорожку на шее. Красные опечатки любви отражались на ключицах, а благодарные стоны в ухо циркача только больше распыляли в нём страсть и желание делать Хану счастливой. Острые пальцы впитывались в копну золотого пшена. Сжимали скалистые плечи. Женщина чувствовала, как мышцы зверя напряглись, и стали пылать, как дневная звезда. Она вот — вот сгорит. Хана чувствовала, как его руки горячо сдавливали её тело. Она знала, что они уже давно проникли сквозь одежду, сквозь кожу и ребра, сжигали её, раскаляли в ней этот давно забытый огонь. — Стой Хана. — Эти слова дались ему с трудом. А она стонала от того, как сладко он шепчет её имя. — Постой… Мужчина улыбнулся её несдержанности и вдруг серьезно глянул на неё. Хана опустилась на ноги мужчины и покорно ждала дальнейших слов. Сора улыбался её растрёпанной прическе, сбившемуся дыханию.