***
В ночном «Совёнке» царила тишина. Сквозь тучи, нехотя покидающие небо, уже проглядывалась полная и яркая до рези в глазах луна, оставляющая блики во множестве луж, создавая манящую иллюзию фантастических порталов, одним своим видом обещающих перенести случайного путника в странный, диковинный мир. Сильный холод, который не шёл ни в какое сравнение с лёгкой дневной прохладой, по-прежнему заставлял лесную живность молчать и забиваться в норы поглубже. Одинокий багряный лист с ближайшего дерева маленьким корабликом катался по поверхности лужи, подгоняемый редкими порывами ветра. Мирно спали пионеры. Мрачный день прошёл спокойно и без каких-либо происшествий. Только в домике кибернетиков всё ещё горел свет небольшой настольной лампы. Задумчивый Электроник возился с кипятильником, заваривая чай в любимой эмалированной кружке. Шурик читал какой-то технический журнал, изредка поправляя свои вечно спадающие очки. — Слушай, мне вот интересно... Славя сказала, что вожатая занимается автобусом, но вот что дальше-то будет? Райцентр недалеко от города, может, и там кого задело? — произнёс Электроник, шумно завалившись на кровать и уставившись в покатый потолок домика. — Что, что… Нормально всё будет. Ты давай, лучше колись, зачем тебя Женя искала? — с сожалением отложив журнал и сняв очки, поинтересовался Шурик с ехидной ухмылкой на лице. — А, ты про это… Ну там, отблагодарить хотела. Радио какое-то на детали отдала. — Сыроежкин вдруг с теплотой вспомнил события этого дня и от того чуть засмущался. — Знаем мы вашу благодарность. Предохраняться не забывай. — шутливо посоветовал Шурик и громко засмеялся, завидев реакцию друга. — Да ну тебя. Пошляк. — беззлобно пробурчал Электроник и затушил свет, погрузив всё пространство вокруг в чуть ли не абсолютную тьму. — Не, ну, а если серьезно, у тебя там прогресс есть какой-нибудь? — вдруг нарочито серьёзным тоном спросил Шурик, с головой накрываясь одеялом. — Не понял тебя. Ты о чём? — в голосе Сыроежкина послышалось искреннее недоумение. — Хватит тупить, Серёг. Крепость пала? — уже немного раздражённо отозвался Шурик, удивившись недальновидности Электроника. Наконец бедный Сыроежкин понял, куда клонил Шурик и словно просиял. Хоть он немного и стеснялся разговаривать на такие темы с другими людьми, но сейчас вполне мог позволить себе раскрыть тёмную завесу своей личной жизни перед давним другом, с которым был знаком чуть ли не с пелёнок. — А, ну если ты про это… То там всё нормально. Крепость не пала, но к штурму уже готовлюсь. — Сыроежкин мечтательно улыбнулся и демонстративно отвернулся к стенке. — Твой таран подходит к её воротам? — все с той же ехидцей в голосе спросил Шурик и последовал его примеру. — Да хорош уже! — сквозь смех пропищал Электроник, прижимая ко рту кулак, — Всё, утро вечера мудреней, спокойной ночи! — Тут с тобой и не поспоришь. Тебе тоже спокойной.***
И ночь действительно прошла относительно спокойно. Только пару раз с неба раздавался объёмистый оглушающий гул, который буквально разрывал собой окружающую тьму и дремоту, заставляя вспорхнуть с веток редких ночных птиц. А спустя несколько секунд звучали всё те же самые странные раскаты грома, хотя к тому времени холодное небо было совершенно чистым. Но свет почти всегда побеждает. Солнечный диск ещё не вспорхнул из-за горизонта, но его отголоски уже отвоёвывали себе небесный свод, создавая гнетущие предрассветные сумерки. Густая молочная пелена тумана теперь окружала Благовест, словно забор. Порывистый и яростный ветер безжалостно рвал листья с молодых деревьев, раскачивал высокие сосны и ели. Ольга Дмитриевна, очнувшись от тревожного и чуткого сна и спешно надев измятую грязную форму, вышла на крыльцо дома, сразу обратив внимание на последствия вчерашнего пиршества огня. Трупы сгорели неполностью и жжёная плоть на белоснежных костях резко контрастировала с дорожной грязью, превратившейся из-за непогоды почти в болото. Ольга Дмитриевна не нашла ничего лучше, как вернуться во временное пристанище и захватив канистру и спички, снова облить останки топливом и быстро поджечь, стараясь не вглядываться в кострище. Мёртвое пламя вновь разгоралось ярко-синим химическим огнём, дополняя белые оттенки тумана своими жутковатыми тонами. Вернувшись обратно в дом, Ольга уселась на кровать и поглядывая на творившееся на улице, попыталась сообразить, как ей вернуться назад. Спустя десять минут тяжёлых раздумий, вожатая решила отыскать какой-нибудь транспорт в этой деревне, так как чувствовала, что пешком назад не доберётся. Нет, физически Ольга не была истощена, но её эмоциональная часть, которая буквально выгорела из-за последних произошедших событий, упорно твердила, что на этом длинном пути в одиночестве истерика может вновь взять верх, а это грозило сейчас не только неплохим шансом заблудиться, но и смертью. Потому, вооружившись одним из найденных автоматов и кое-как приведя его в боевое состояние, Ольга Дмитриевна вышла на поиски хоть какого-нибудь транспорта. Не державшая в руках до этих событий оружия, вожатая со страхом понимала, что в случае неожиданного прибытия сюда ещё одного монстра, она мало что сможет сделать, но приятная тяжесть в руках невольно придавала немного уверенности в своих силах. Туфли утопали в грязи, иногда противно и громко чавкая, от чего Ольга каждый раз вздрагивала - настырная фантазия опять рисовала кошмарные картины на полотне её разума. Первейшей целью для неё сейчас были всяческие хибарки, сараи, которые имелись в изобилии чуть ли не в каждом дворе, где могла таиться разнообразная техника. Почти полчаса она бродила по деревне, заходя в каждый двор. Ольгу Дмитриевну сильно смущал тот факт, что почти все избушки были незаперты, а внутри каждой царили хаос и беспорядок, сигнализирующие о том, что люди уходили отсюда в огромной суматохе и спешке. Оставляли даже ценности - Ольга Дмитриевна заметила в одном из домов опрокинутую шкатулку с ювелирными украшениями. Прервать поиски её заставил странный сарай. Это небольшое кирпичное строение можно было назвать необычным сочетанием гостевого домика и гаража. Вожатая заглянула внутрь через крошечное грязное окошко и от увиденного радостно улыбнулась. Она смогла разглядеть, что внутри гаража стояло нечто, накрытое брезентом и своими очертаниями похожее на мотоцикл. Но путь внутрь преграждали новенькие металлические ворота, закрытые на надёжный с виду большой амбарный замок. После недолгих размышлений, Ольга Дмитриевна решила наведаться внутрь дома, построенного всё из того же кирпича, резко выделявшего постройку среди остальных деревянных избушек. Дверь оказалась открытой и зайдя внутрь, вожатая оказалась в весьма просторной прихожей. Первым делом она грубо спихнула на пол кучу одежды с крючков вешалки на стене. Предчувствие Ольгу не обмануло и под очередным пальто обнаружилась висящая на гвоздике увесистая связка ключей. Схватив их, вожатая сразу выбежала из дома, поймав себя на пугающей мысли, что была бы не против обыскать дом в поисках продуктов. А ведь со вчерашнего дня она вообще ничего не ела. Подрагивающими от уличной прохлады руками вожатая, чуть повозившись со связкой, открыла замок, тяжело упавший прямо на аккуратную дорожку из гальки, ведущей к выезду на дорогу. Со громким и противным до боли скрипом дверь открылась, явив Ольге внутренности гаража, большая часть пространства которых была занята загадочным мотоциклом под брезентом. Спешно стянув ткань, вожатая обомлела от находки. Это был необычный гусеничный тягач, причудливый симбиоз мотоцикла и танкетки*. Собственно, от мотоцикла тут остался только руль, а задняя часть машины, в которой расположились пара деревянных сидений для пассажиров, напомнила Ольге какой-то бронетранспортёр. Но она не растерялась и начала сноровисто очищать тягач от разнообразного хлама, которым была щедро осыпана машина, словно хозяин стремился утаить её от чужих глаз. Отсутствовали номера или какие-либо опознавательные знаки, что означало, что это средство передвижения было нелегальным. Почти стёртая надпись <<SdKfz>> на боку, когда-то нанесённая белой краской, ясности не вносила. Но ключа к мото-тягачу в связке не оказалось. Это не особо расстроило вожатую, так как система зажигания тут являла собой пару огрызков проводов около руля, которые Ольга моментально замкнула. Спустя пару мгновений машина ожила, огласив сарай кашляющим хрипом двигателя. Усевшись за руль и аккуратно нажав ногой педаль газа, вожатая рывками выехала из гаража. Ольге Дмитриевне очень хотелось как можно скорее оказаться подальше от этого злачного места, но ей нужно было, как минимум, забрать оружие из своего временного убежища и хотя бы что-нибудь ещё из одежды, так как она уже начинала понемногу замерзать в своей лёгкой форме. Но первым делом она снова вернулась в гараж, где спустя минут пять поисков, отыскала полупустую канистру с топливом. С большим трудом заправив свой гусеничный агрегат, она со злостью зашвырнула канистру в ближайшие кусты и захватив с собой брезент, поехала к месту сожжения. Добравшись до знакомого домика, Ольга Дмитриевна, зайдя внутрь, расстелила плотную ткань прямо на грязном деревянном полу и принялась грубо сваливать на него порезанные разгрузки с патронами, оружие и прочую добытую экипировку солдат. Обернув всё это в подобие мешка, вожатая приподняла его и ужаснулась от веса. По её ощущениям этот кулёк тянул килограмм на тридцать, если не больше. С трудом взгромоздив добычу на тягач, вожатая села за руль и ненадолго задумалась, вспоминая дорогу назад. Но события вчерашнего дня отпечатались в её памяти свинцовым оттиском и составить примерный маршрут не составило особого труда. Выжав педаль газа чуть ли не до упора, Ольга ехала в лагерь, мысленно представляя, как приподнести пионерам тяжёлые вести. За тягачём тянулся густой тёмный дым выхлопа.***
Проснулся Семён, как обычно, поздно. За всё время в ≪Совёнке≫ он так и не смог выровнять режим сна, за что ему в первое время иногда попадало от вожатой. Но теперь всё было по-другому. Можно сказать, Персунову было неприятно просыпаться в пустом домике одному. От ушедшей вожатой, которая каждое утро по-матерински добро журила его, остались только вещи и аккуратно заправленная кровать, что, как ни странно, печалило Семёна, позволяя лёгкой тоске поселиться в его душе в это мрачное и холодное утро. За эту уже полную смену в лагере, он понял, что одиночество, которое годами терзало изнутри, начала нехотя отступать, страшась жалкой искорки будущей огненной бури,с каждым днём разгорающейся всё сильнее, унося с собой скорбный уклад старой жизни. Лёжа в кровати и глядя чуть затуманенным взглядом в потолок, Семён уже в какой раз проматывал в голове события той ночи, когда они все собрались на складе. В тот судьбоносный момент, во время того поцелуя он наконец понял, что чувствовал. Нет, это была не какая-то похоть, не страсть. Он ощутил душевное тепло и умиротворение, которых ему не хватало все эти годы, проведённые в затворничестве. От этих драгоценных для него воспоминаний на его заспанном лице появилась глупейшая улыбка. Уже пару дней Семёна ничего не заботило. В голове перестали роиться пугающие вопросы о том, каким образом из своего царства снега, тьмы и одиночества он попал в эту обитель солнца и радости. Иногда, задумываясь о будущем, Семён представлял, как будет жить дальше, беззаботно плывя по течению жизни и искренне стараясь не повторять старых ошибок. Ему был дан второй шанс и терять его он не собирался.***
Но и вечно предаваться сладостному безделью Семён не собирался тоже. Парой тяжёлых движений он оторвал себя от кровати и в одних трусах подошёл к зеркалу, закрепленному на приветливо приоткрытой двери шкафчика. С трудом уложив свои русые космы, Персунов не спеша оделся в помятую форму и вышел за порог, где улица встретила его холодом и сыростью, заставив спешно вернуться и накинуть на плечи зимнее пальто, которое уже казалось ему чужим. На этот раз своё утро он решил начать не с умывания ледяной водой, а похода к Алисе, которая, как обычно, в это время игнорировала указания вожатой и с лёгкой улыбкой на лице дремала у себя в домике. Пока Семён шагал к её жилищу и наслаждался видом пустынного лагеря, он думал, чем бы в этот день занять себя и её. Подойдя к двери нужного домика, он тихо постучался. Ответом было невнятное бурчание и вот, спустя почти две минуты, которые Семён провёл в беспокойной тишине, раздались глухие шаги. Дверь открылась и на пороге показалась сонная и взъерошенная до невозможности Алиса. Увидав своего гостя, она только оглянулась и вдруг захлопнула дверь прямо перед его носом, заставив Семёна удивлённо отпрянуть. Но он не растерялся, а просто сел рядышком на ступеньки и принялся ждать. Дверь приоткрылась ещё минут пять спустя. Это снова была Двачевская, которая за это небольшое время привела себя и свою форму в порядок. Она только еле уловимо улыбнулась и одной рукой сняла с крючка лёгкую ветровку. Накинув её на свои тонкие плечи, Алиса подошла к Семёну и потрепала его по голове, разрушая так старательно уложенную прическу. — Ну что, пошли взбодримся? — радостно сказала она и вдруг боязливо оглянулась, будто почувствовав на своей спине чей-то жгучий взгляд. — А у нас разве пока другие занятия намечаются? — с небольшой долей беззлобного сарказма спросил Семён, в который раз пытаясь спрятать глупую улыбку. — Даже не знаю. У тебя есть какие-нибудь другие идеи? — Алиса мельком взглянула на подскочившего со ступенек Персунова и взяла курс в сторону умывальников.***
В молчании они вдвоём, не торопясь, шли по аккуратной асфальтовой дорожке, окружённой густым хвойным лесом. Между толстыми стволами высоких сосен все ещё витала утренняя дымка, пронизываемая блеклыми лучиками восходящего солнца. — Семён… — вдруг тихо начала Алиса, резко остановившись. — Что случилось? — немедленно отреагировал Семён и с тревогой взглянул на неё. — Мне вот интересно, а что ты будешь делать, ну… после лагеря? — в голосе Двачевской звучали неподдельный интерес и тонкая, почти незаметная нотка страха. — А, ну ты про это… Если честно, даже и не знаю... — растерянно пробормотал Семён и опустил глаза. Персунов просто не мог позволить себе рассказать правду о себе, так как отлично понимал, что его, в лучшем случае, примут за сумасшедшего. Боялся он не только этого. ≪Лихие девяностые≫ были уже не за горами, и Семён уже даже успел подумать, какими способами он смог бы подняться или хотя бы не пропасть в эти смутные и страшные времена. А вот убедительную легенду для себя сочинить не догадался. — Как это - не знаешь? Ну, ты же учишься, да? — Алиса очень удивилась туманному ответу парня и тут же принялась строить в голове разнообразные догадки насчёт его прошлого. — Ну да, учусь. В одиннадцатый класс иду,. — Семён решил импровизировать на ходу. — В институт метишь, что ли? — с ухмылкой спросила Двачевская, будто бы уже зная ответ на свой вопрос. — Я-я... не определился ещё точно, — чувствуя себя последним идиотом, продолжал врать Персунов. — А зачем тогда в одиннадцатый пошёл, раз не решил ещё точно, куда идти? — интерес в голосе Алисы сменился неподдельным удивлением, ухмылка пропала. — Что это мы всё обо мне, да обо мне! Вот скажи, а ты сама что будешь делать после лагеря? Какие у тебя планы? Куда поедешь? — запаниковавший от продолжающихся расспросов Семён резко перешёл в атаку, перехватывая инициативу в разговоре. Эти, казалось бы, заурядные вопросы подействовали на Алису престранным образом, моментально сбив девушку с толку - узнать про искренний интерес к ней, к каким-то её планам было приятно. Но почувствовала Двачевская в этот момент только серую глухую тоску и страх от скорого возвращения ≪домой≫. — В другой лагерь. Обратно. Прозвучавший холод в её голосе Семён не заметил и по незнанию продолжил копаться в чужой душе, вороша старательно закопанные в песок тёмные воспоминания. — Это в какой ещё такой лагерь? На ещё одну смену? Но ведь скоро осень... — Не тупи. В детский дом, — отрезала Двачевская и быстрым шагом пошла в сторону умывальников. Семён застыл на месте, переваривая неожиданную для него информацию. Он даже и не подозревал, что такая девушка, как Алиса, живёт в таком месте. Дом разбитых надежд и уничтоженных мечтаний... Спустя ещё полминуты Персунов осознал, какую ошибку совершил расспросами ни к месту, и рванул за Двачевской. На бегу он пытался придумать, как бы сгладить недоразумение, которое грозилось перерасти в полноценную ссору. С ужасом Семён представил, что случится, если Алиса всерьёз обидится на него. Отъезд, как думалось ему, был уже совсем скоро, и после расставания они с Алисой могли навсегда потерять друг друга в быстром потоке жизни. Наконец Семён добрался до умывальников. К его большой радости, Алиса всё ещё была там и только-только заканчивала умываться. Девушка приветливо махнула в его сторону рукой, словно и не было никакого разговора только что, видимо, сама не желая вновь упоминать что-либо из своей жизни вне стен ≪Совёнка≫. — Алис. Ну… Ты это… Извини меня, хорошо? Я же не знал, что ты... — виновато начал Семён, приблизившись к ней на расстояние вытянутой руки. — Перестань извиняться. Не ты в этом виноват, и не тебе это всё разгребать. Ясно? — от напускного дружелюбия Алисы мгновенно не осталось и следа, теперь она прямо-таки излучала раздражение. Повисла неловкая пауза. Персунов только сухо кивнул и начал умываться, о чём-то призадумавшись. Закончив и отряхнув мокрые ладони, он подошёл к Алисе, которая всё это время стояла неподалёку и нахмурившись, глядела куда-то вдаль, погружённая в себя. — Алис, а, Алис? — с серьёзным видом начал Семён, будто готовясь сказать нечто важное. — Что? — Двачевская вздрогнула, возвращаясь в реальность, и окинула парня тоскливым взглядом. — А давай сбежим? — Семён заглянул в её глаза, произнеся это, как ни странно, совершенно будничным тоном. — А... а куда? Мы же ... нам же и жить даже негде, — невпопад ответила Алиса, шокированная неожиданным предложением. — Ну, ты же… наверное... не хочешь туда возвращаться? Так давай возьмём и убежим прямо отсюда. Куда душе твоей угодно! Просто уйдём! — голос Персунова начал чуть заметно подрагивать, было видно что каждое слово он словно вытаскивал из себя клещами. — А как же ты? У тебя будущее, родители. Институт будет, прочие дела. Нормальная семья, жизнь, как у всех! И ты всё себе хочешь испортить? Забудь, — сердито проговорила Алиса, и совершенно по-детски топнув ногой, добавила, словно это был решающий и важный аргумент, ставящий точку в споре, — Да и документов у нас нету! Мысли сбежать посещали хулиганку не раз. Просто бросить всё и убежать как можно дальше от того кошмара, который она ежедневно видела в детдоме. Детская жестокость, бездействие и равнодушие воспитателей, исходящая от чуждых людей поддельная жалость, всё это выворачивало наизнанку чувствительную Алису каждый божий день. Но она никак не могла позволить себе оставить это место, ведь цена побега была слишком высока. Двачевская понимала, что если её не будет рядом, сверстники загнобят Ульяну. Семён тем временем тоже задумался. Когда он услышал от Алисы про родителей, с ужасом понял, что боится встречи с ними. С мёртвыми людьми, которые теперь появились в его жизни непонятным мистическим образом. Возможность снова взглянуть в глаза тех, кого потерял уже давно, манила и пугала. — Алис, помнишь, ты меня сколько раз идиотом называла?.. — Семён с холодным спокойствием резко сменил течение беседы, и, как казалось хулиганке, заготовив какой-то каверзный вопрос. — Так это ты сам ...— Алиса резко повысила тон, возмутившись. — Постой, не перебивай! Дай договорю. Так вот, сама ты дура. А знаешь почему?! Почему я не говорю о своём прошлом, родителях, учёбе и прочей лабуде?! Потому что всё это не интересно мне, понимаешь? Там, до поездки сюда, я... я стал никем! Пустым местом! Куском дерьма! И за всё это время ты не смогла понять, что ты, да, именно ты лучик — света в моей жизни?! Только из-за тебя я ещё не опустил руки! А ты... Какие-то документы, Алиса! Откуда ты это вообще... Это же дело всё решается! Чёрт с ним, если ты не хочешь бежать, хочешь остаться, я что-нибудь придумаю. Останется только пережить жалкий год. Дальше же легче будет! Ты выйдешь из детдома, учиться тоже пойдёшь, — до того резко взорвавшийся Семён вдруг успокоился и снизил тон чуть ли не до шёпота, — Ведь главное, что мы будем вместе, понимаешь? Совсем не ожидавшая такой прямоты Алиса пребывала в полном замешательстве. Внутри Семёна словно взорвалась бомба, разметавшая в клочки его стеснительность, позволив сказать сразу всё, не боясь реакции. После этого монолога он чувствовал себя полностью опустошённым и смиренно ожидал хоть какой-то реакции Двачевской. — Знаешь… А давай! Только вот… Ульяну заберём с собой, хорошо? — еле слышно проговорила Двачевская, стыдливо отводя взгляд. — Всех… Всех заберём. Всех.