Журавль

      Больничные коридоры никогда не пустовали: медсестры с анализами и процедурами, врачи с диагнозами и карточками, новые пациенты. Но сейчас люди куда-то подевались, за что женщина была им откровенно благодарна. Не хотелось видеть сочувствующие взгляды, слышать пересуды, сопровождавшие каждый ее визит.       Она ходила в отделение, как на работу: каждый день, в дождь, снег и жару. Несмотря ни на что, как по часам, по окончании всех процедур ее можно было найти возле палаты. Рон не мог себе этого позволить, он работал, чтобы оплачивать счета, страховку и многое другое, поэтому Джуди старалась компенсировать Сэму недостаток отцовского внимания. Впрочем, Рон ежедневно звонил и подолгу разговаривал с сыном, снова и снова убеждая женщину, что она в свое время сделала правильный выбор спутника жизни.       Больничные коридоры пахли медикаментами и отчаянием, их стены были белы, как лицо ее ребенка. За что ему такое страдание? Ни одна мать на свете не пожелает такого своему дитя: боль от малейшего движения. Если бы она могла, приняла бы удар на себя, взяла все, лишь бы ее маленький Сэм выздоровел, снова мог бегать и прыгать, как на видео с детства. Пересматривая запись его первых шагов, Джуди плакала: разве могли они тогда с Роном подумать, что стрясётся с их бедным мальчиком? Нет, разумеется, нет. Она бы многое отдала, чтобы изменить прошлое, не дать этой проклятой болезни развиться.       Джудит Уитвики собралась с силами, поправила растрепавшиеся волосы, приводя себя в мимолетный порядок, и улыбнулась — не стоит её мальчику видеть материнских слез. Хоть кто-то в их семье обязан верить в чудо. Усталость мокрым шерстяным пледом ложилась на плечи, тяготила. Женщина видела ее отпечаток в глазах мужа, в его ранних морщинах, слышала отзвуки в слабом голосе сына... Но ей самой так хотелось верить, что все обойдется, что все обязательно наладится. Она глубоко вздохнула, взялась за ручку двери в палату сына, толкнула, делая шаг вперёд...       ...и замерла на пороге, пораженная, оглушенная, ослепшая.       Возле окна в мягкой голубенькой пижамке с машинками стоял её мальчик, не поднимавшийся с кровати последние несколько недель. В руках он держал связку гирлянд из цветных бумажных журавликов, пронумерованных по крыльям.       Джуди не верила своим глазам, ловила каждое движение, игру солнца на коротких волосах и острых скулах, тени под глазами, вроде бы ставшие чуть меньше. Сэм... ее малыш...       Сэм обернулся на звук открывшейся двери и тоже замер, глядя на мать. В глазах его горело странное, незнакомое доселе выражение, от которого почему-то защемило сердце. Джуди прижала руку к груди, расстегнула пару пуговиц на блузке - почему-то стало трудно дышать.       - Эм... - мальчик неуверенно улыбнулся. - Журавлики...       На крыле последней, самой верхней птицы гордо значилась тысяча.       Женщина охнула и бросилась к сыну, заключила его в аккуратные объятия, помедлив на секунду - вдруг тому все еще больно. Но мальчик не отстранился, наоборот, осторожно, неловко провел рукой по спине матери.       - Сэм! Сэм-Сэм-Сэм... - у нее не находилось слов, она только могла как заведенная твердить имя сына, боясь окончательно поверить в чудо и утратить рассудок. - Сэм!       Гарри на мгновение застывает под руками женщины, сухими и теплыми, а потом неуверенно обнимает в ответ. Это так непривычно...       В той жизни его, конечно, обнимали, но никогда он не ощущал... подобного. Объятия Молли Уизли он всегда принимал с неловкостью и мучительным стеснением: их было слишком много, чересчур, как будто женщина пыталась окружить его своей заботой, порой, излишне назойливой. Нет, он определенно любил миссис Уизли, но... признавался, что вполне мог бы обойтись без ее "нежностей".       Андромеда обнимала осторожно, как будто прикасалась к бокалу из тончайшего стекла, к фарфоровой Коломбине, которую парень видел в магазине, иногда Гарри казалось, что женщина боится сломать его.       Волосы Джуди пахли сладко, и сама она обнимала с трепетом, любовью, бесконечной нежностью. Гарри впервые оказался на месте родного сына, впервые его... обнимала мать. Любящая, готовая отдать жизнь за своего ребенка. Наверное, именно так прикасалась к нему, пока могла, Лили Поттер. Гарри не помнил, от родителей ему достались только голоса в голове, но сейчас глаза слезились, и мальчик уткнулся в сладко пахнущее плечо. Джуди всхлипнула и прижала сына крепче.       - Сэм-Сэм-Сэм... Дорогой мой, любимый...       Прерывистый шепот резал душу и тут же зашивал ее толстыми нитями на живую. Наверное, это все вина тела Сэма: тот любил мать - но Гарри никак не мог отказаться от объятий. Мама с папой ведь не будут против, если он впустит в уголок сердца, отведенный дорогим людям, кого-то еще? Они бы, наверняка, порадовались за него.       - Мам... - голос подозрительно хрипел.       Джуди отстранилась, вытирая мокрые счастливые глаза.       - Сэм, какое счастье!       Он улыбается. Слушает маму и старается успокоить её, как может. От искренней радости и счастья в глазах женщины в груди поднимается тёплая мягкая волна. Немного печально, что настоящий Сэм не смог остаться с этой поистине чудесной семьей, но там, куда он ушел, у мальчика все будет хорошо - уж это Гарри мог гарантировать. Ведь он специально искал почти сказочный мир, чтобы мальчику не пришлось вновь сражаться за свою жизнь.       В палату заглядывает любопытная медсестра, охает и стремительно вылетает в коридор - наверное, звать врача. Гарри мысленно вздыхает - да уж, сейчас начнётся...       Он, как никто другой, знает, что такие "чудеса" никогда не обходятся без навязчивого, неприятного интереса. Ребёнок, что уверенно шёл к своей могиле - выздоравливает за одну ночь. Это нельзя объяснить.       И какое счастье, что магию нельзя заметить обычными приборами - только тонкая, специально настроенная аппаратура и мощные компьютеры способны уловить непонятные импульсы предположительно электромагнитного происхождения - кто свяжет такие с волшебством? И какое счастье, что здесь подобного оборудования не имеется!       Вокруг него начинается беготня. Медсёстры носятся вокруг него, проверяя анализы, принося врачам его медицинскую карту, Джудит звонит Рону, вся в слезах, она плачет и говорит мужу о чуде! Тот, скорее всего, ничего не понимает сквозь рыдания, а значит, скоро будет тут, чтобы разобраться во всём самому. Новый отец Гарри очень обстоятельный мужчина. И любит свою семью.       Врачи водят хороводы, хватаются за голову, назначают новые анализы, исследования, пытаются понять, как так вообще могло случиться? Почему? И главное, что надо сделать, чтобы повторить результат?!       Гарри-Сэм всё сваливает на журавликов - и торжественно вешает их к потолку в приёмной. Магии ужасно мало - переход и болезнь сожрали почти все силы, но Гриффиндор - это диагноз, как говорил незабвенный профессор Снейп, поэтому он слегка заговаривает бумажных птичек. Ничего особенного, с того света они не вытащат, но теперь шансов на счастливый исход и выздоровление у пациентов этой больницы будет немножко больше.       А, как известно, - порой для чуда нужно совсем немного.       Когда приезжает срочно сорвавшийся с работы Рон Уитвики, броуновское движение приобретает более структурированный вид, за что Сэм уже заранее готов сказать ему большое человеческое спасибо.       Отец... нет, папа... Так сложно произнести это слово - раньше маг использовал его редко и только в своих мыслях, для него родители оставались всегда Лили и Джеймсом. Почему-то в большинстве случаев ему в голову не приходило звать их как-то иначе, чем по именам. Но теперь... теперь у него есть настоящие мама и папа, с которыми он будет расти, которые будут заботиться о нем.       Папа нравится Гарри своей основательностью. Кто-то бы сказал приземлённостью и фыркнул: как глупо. Волшебник, артефактор, сталкивающийся в своей работе с подлинными шедеврами магии, а порой и творя их сам, вдруг с первого взгляда привязался к мужчине, главной заботой которого - обеспечить своей семье нормальную жизнь. Но Гарри всё нравится. Рон Уитвики... он обычный, без шила, так сказать, в причинном месте. Совсем не похож на Джеймса Поттера - он не гонится за приключениями. Скорее, чем-то очень походит на Вернона Дурсля, но теперь, став старше, повзрослев и пройдя множество испытаний и проблем, Гарри даже рад данному обстоятельству.       Ведь, каким бы ни был Вернон Дурсль, в тот момент, когда его семье угрожала опасность, он сначала попытался скрыться, а потом, когда не получилось, шагнул вперёд и заслонил семью собой, пусть и понимал, что силы не равны. Да уж, где он и где волшебник, пусть и такой, как Хагрид.       Особенно такой, как Хагрид...       Иногда он даже завидовал Дадли. Возможно, если бы его родителям хватило смелости сбежать за границу, всё пошло бы совсем по-другому.       Собственно, если бы не отец, отбиться от чокнутых врачей было бы сложновато. Медики будто обезумели, пытаясь чуть ли не разобрать Сэма на запчасти. Как же он выздоровел?       Рон Уитвики же хлопнул по столу ладонью и поставил вопрос ребром — ребёнок здоров?       Здоров. Проблем нет? Нет. Остальное не имеет значения. Сына он забирает. На чужое мнение и интересы медицины ему класть!       Гарри половину этой речи просидел с круглющими глазами и открытым ртом. Не то, чтобы слова были слишком нецензурными, но… за него ещё никогда вот так не боролись. От этого сердце заходилось так странно, и становилось тепло.       Хотя стоит признать: с мадам Помфри подобное не прошло бы. Медик Хогвартса скорее уложила бы беспокойного родителя на соседнюю койку отдыхать, чем отпустила бы недолеченного ребенка. С другой стороны, ведьма гораздо больше местных эскулапов понимала в чудесах.       Эти врачи тоже были недовольны - да что там, они были готовы всеми правдами и неправдами оставить его у себя. Поттер подумывал о беспалочковом Конфудусе.       Но отец его всё-таки отбил.       Прощание с немногочисленными товарищами, пока мама спешно собирала вещи, вышло немного скомканным. За него искренне радовались и чуть-чуть завидовали, самую малость, не зло. И Поттер от всей души пожелал им выздороветь. Кто знает, может, его сил хватит на еще одно маленькое чудо, пусть не быстрое.       Отец ждал в машине, нетерпеливо барабаня по рулю. В машине сладко пахло ванилью - сказывалось влияние Джуди. Гарри с трудом забрался на сиденье и практически утонул в подушках, которые мать "заказала" мужу привезти с собой, чтобы сыну не было так больно. На всякий случай.       Женщина то и дело оборачивалась, смотрела тревожно-вопросительным взглядом, предлагала воды и передохнуть. Если его тошнит, Рон, конечно, остановится... Но Гарри отказывался. Ему хотелось побыстрее оказаться дома.       Дорога почти не запомнилась. Тело ещё было слабо, то и дело погружалось в дрему. Гарри со вздохом перекатился на руки отцу, который и отнес его в комнату. Остальное прошло мимо сознания.       Следущее утро - по случаю, оказавшееся субботой, - Гарри встретил уже в своей кровати. Видимо, родители не решились его будить, когда приехали. Утро было раннее, летнее, и на электронных часах насмешливо светились цифры - семь утра две минуты. Видимо, тело просто привыкло просыпаться пораньше.       Он осторожно сел, оглядываясь. Комната большая, светлая, похожая была у Дадли когда-то.       Много мягких игрушек, разбросанных по всем углам, фотографий в рамках, что заманчиво блестели на книжных полках, прикрывая собой, как щитом, слегка неровные стопки комиксов. На столе находился компьютер, его черный монитор отображал растерянное лицо Гарри. Мальчик задумчиво повертел в руках цветные карандаши, рассмотрел наброски в многочисленных альбомах. У Сэма не имелось ярко выраженного художественного таланта, но определенно хватало склонности, он прекрасно чувствовал пропорции, цветовую гамму. Если бы его подучить...       Кто-то аккуратно положил на угол стола книжку о журавликах. Наверное, мама.       Гарри улыбается... Ему досталась, действительно, хорошая семья.       Босые ступни спускаются с кровати и касаются густого ворса мягкого ковра. Приятно! От удовольствия хочется зажмуриться, как кошаку Гермионы, когда его гладили за ухом. Как же здорово!       Он бесшумно обходит всю комнату по кругу, касается кончиками пальцев игрушек, вещей, мебели. Недоверчиво, осторожно. В каждом предмете имеется свой след, своя неповторимая история жизни Сэма Уитвики. Маленькие фигурки, комиксы, книги...       В этой комнате давно не было её хозяина, но она, как верный пёс, ждала его. Джудит при очередной уборке ничего не переставляла, даже футболка, брошенная на спинку стула, была выстирана и повешена обратно. Звездные воины, хах.       На столе возле лампы футляр для очков темно-синий, почти черный. Логотип на крышке давно стерся, на уголках виднелись царапины, как содранная кожа на детских коленках. Зато замок щелкает с агрессивностью и мощью Цербера, звук разносится по всей комнате, так что Гарри невольно подпрыгивает. Внутри старые очки, на линзах видны потертости, тонкая паутинка трещин разбегается во все стороны, словно капризная песочная буря попыталась сначала отшлифовать их, а когда не получилось, ударила со всех сил.       Эти очки, чем-то напоминают часы Альфарда. Такие же старые и несущие на себе след жизни владельца, переполненные загадочной, наверняка потрясающей историей.       Он тихо выходит из комнаты - дверь не скрипнула, и прикрывает её за собой.       Что самое главное в доме? Кухня.       Место, где собирается вся семья, где готовится пища. Сердце дома. Так было и есть - даже в современном мире.       Идти босиком по коврам - ни с чем не сравнимое удовольствие. Чувствовать ногами ворс, даже самый короткий и не пушистый, быть уверенным, что не поскользнёшься. И помогает сохранять тишину.       Его комната, как и комната его родителей, оказалась на втором этаже, спустившись вниз, он вполне ожидаемо оказался между гостиной и кухней.       Честно признаться, раньше подобные дома Гарри видел разве что в сериалах, что так любила смотреть тетушка Петунья. Солнечный, уютный дом, с фотографиями на стенах - пока идешь, можешь узнать всю историю семейства. Как любит отец свой аккуратно подстриженный газон с ровными клумбами по краям, как мать обожает сына и... похоже, это какая-то личинка или нет... Гарри присмотрелся. Определенно, это собака. Только какая-то страшная. Впрочем, он даже с ней готов мириться. Потому что в доме присутствует главное - уют.       На кухне громко тикают часы на стене, а на подоконнике, развалившись в солнечных лучах, греется та самая личинка. При появлении Гарри собака выпучивает глаза, двигает ушами и тихо тявкает, принюхивается к протянутой ладони. Совсем еще щенок, мелкий, неказистый. Страшненький. Но по-своему, милый.       Наверное, жизнь в доме Блэков по соседству со страшными артефактами и Кричером сказалась. Гарри нервно хихикнул.       - Ты меня не укусишь, - то ли предупреждает, то ли констатирует факт волшебник.       Личинка согласно поскуливает, скребет коротенькими веточками-лапками. На таких вообще можно стоять не падая?       Как же называется эта порода? Гарри решительно не помнил. Впрочем, он собаками не увлекался, хотя Тедди не раз просил завести какую-нибудь живность. Однако в условиях особняка Блэков, при наличии Кричера и не всегда адекватного, находящегося где-то в своих мыслях главы, живность... не приживалась.       Гарри фыркнул и достал сковородку. Надо хоть завтрак приготовить, пока родители отсыпаются после нервного напряжения.       Кухня у Джуди выше всяких похвал: просторная, светлая, с уймой специй в особых баночках на полке шкафчика за стеклянной дверцей, с новейшей посудой и внушительным холодильником, который волшебник немедленно обыскал. Зелень, фрукты, мясо - чего тут только не было. Но он решил ограничиться привычной яичницей с беконом, тостами и джемом.       Это... простой ритуал приготовления пищи словно делал этот дом и его тоже, позволял ощутить свою принадлежность к миру.       Поэтому родителям, пришедшим на вкусный запах, оставалось только удивляться и радоваться. Румянцу на щеках сына, его отменному аппетиту и солнцу на улице.       Жизнь, наконец, повернулась к семье светлой стороной. А значит, всё наладится.