You crucify yourself Look what’s happened baby
Очередной скандал в доме закончился битьём посуды и едва ли не дракой. Катрина, которая не забыла напомнить, что Джим стар для омеги-жениха и имеет сомнительную репутацию, нарвалась на ответ. Последовал спор о правах альф и омег, Катрина после довольно грубого оскорбления Джима кинула в него тарелкой, тот ответил тем же, и едва не начавшуюся драку разнял Себастиан, которому тут же перепало оскорблений и от жениха, и от сестры. Когда Себастиан приказал Джиму угомониться, тот умудрился в разгаре ссоры вместе с Катриной послать ко всем чертям и его. Себастиан, скрипя зубами, пропустил это мимо ушей и поспешил успокоить разволновавшуюся мать. Пока та обзванивала родных, договариваясь перенести семейный вечер, Себастиан спешно собирал вещи, после чего уехал с Джимом в ближайший отель. После конфликта он был мрачным и молчаливым, а Джим боялся потревожить его лишним словом. Новые конфликты были ни к чему, да и пострадал Себастиан абсолютно случайно. Он сел на край кровати и зарылся пальцами в волосы, стараясь успокоиться. Смотреть на него было тяжело, и Джим впервые осознал, что значит быть чьим-то омегой. Его захлестнуло такое чувство вины, что даже вдыхать было тяжело. Он хотел извиниться, хотел что-то сказать, но понимал, что сейчас не время. Даже темнота и тишина гостиничного номера давила на них. Джим ощущал себя беззащитно и неуютно, то и дело поправлял дешёвую штору на окнах. Как так вышло, что день, начавшийся так чудесно, он сумел загубить своей несдержанностью?.. — Себастиан... — всё же позвал Джим, не выдержав тяжёлого молчания. — Себастиан, прости, я не знаю, как это вышло... — Всё нормально, — мотнул головой тот и взъерошил свои волосы. — Это моя вина. Сразу знал, что не надо нам оставаться в доме. Что у тебя, что у сестры характер весьма... тяжёлый. Но Джим видел: всё не в порядке. Он осторожно приблизился к альфе со спины, забрался на кровать и коснулся его плеч. Себастиан дёрнулся, словно ему было неприятно, и встал, направляясь в душ. Это ещё сильнее ударило по Джиму. Он ощущал, что весь шарм их знакомства остался на лайнере, в коротком, но ярком путешествии, а тут, погрузившись в быт, всё, что их связывало, дало трещину. Что хуже всего: Джим больше не представлял себя без альфы. Случилось то, чего он боялся больше всего на свете. Он стал зависим. Зависим от Себастиана Морана. Джим не мог его отпустить. Прохладный душ помог Себастиану немного успокоиться. Конечно же, Джим послал его ненарочно, в запале ссоры, стресса и ругани. Ничего такого он не хотел, так что надо было успокоить инстинкты. Успокоить чувства альфы. «Ты не животное, — убеждал себя Себастиан. — Тобой руководят не только инстинкты». Успокоиться, хоть и с трудом, удалось. Когда Себастиан вышел из душа, Джим встретил его с низко опущенной головой. Он кусал губы, явно волновался, и Себастиан захотел успокоить его, обнять, но передумал, так как увидел: омега хочет что-то сказать. — Всё не нормально, — тихо произнёс Джим. — Твой инстинкт альфы не даёт тебе простить меня за всё, что я наговорил. Это сильнее нас, Себастиан. Мне тоже очень плохо, потому что... как омега я не могу выносить твою холодность. — Вероятно, — спокойно ответил Себастиан и устало потёр лоб. — Всё будет хорошо, Джим. Отдохнём и забудется. Нами движут не только слепые инстинкты, так ведь? Просто больше не позволяй себе тот тон, который ты говорил сегодня, договорились? — Сам знаешь, что не забудется, — ответил Джим. — Тебе надо ощутить себя... альфой. Ведь я унизил тебя при твоих родных. Ты... должен это сделать. Возможно, ты бы предпочёл что-то другое, но у нас ничего больше нет. Джим помялся и после этих слов протянул Себастиану ремень. Он подрагивал от волнения, и полковник видел, как непросто горделивому омеге далось это решение. Это была не игра, о которой накануне говорил Джим. Для такого, как Мориарти, это было смерти подобно, но и инстинкты, которым он дал волю, сводили его с ума. Себастиан немного подумал и взял из рук омеги ремень. Он заметил, как Джим сжался. Ещё бы, он просто не способен вынести такое унижение, хотя в его словах была истина: ни один из них не мог успокоиться. — Да, ты прав... — произнёс Себастиан. — Мне надо восстановить статус и права на тебя. Но поскольку ты нахамил мне впервые, я, пожалуй, заменю это наказание другим. Джим поднял голову и непонимающе нахмурился. Себастиан поймал его за руку и решительно утянул к кровати. Перекинув омегу через колени, полковник одной рукой надавил ему на спину, а второй нанёс первый шлепок ладонью. Джим вздрогнул, скорее от удивления и неожиданности, а после второго и третьего удара дёрнулся, приняв новые правила. Несмотря на то, что это едва ли можно было назвать настоящей поркой, Себастиан не жалел омегу и в каждый удар вкладывал силу. Джим ёрзал от нарастающих болевых ощущений, но в какой-то момент всё же не сдержал смешок. — Серьёзно? — строго спросил Себастиан. — Тебе весело? Хоть Себастиан говорил строго и усилил удары, заполняя тишину комнаты звучными шлепками, Джим ощутил: альфа больше не злится. Происходящее сломало барьер между ними: омега подчинился, альфа его наказал, но такое наказание едва ли могло унизить или сломать горделивого Джима. Напротив, от сильных размеренных шлепков, от строгих и ритмичных ударов, вздрагивая сильнее, Джим ощутил растущее возбуждение в паху. Было больно, но Джим стонал, ёрзал, ждал удары, подставлялся сильнее и несдержанно кусал губы. Себастьян и сам ощущал похожие чувства: смотря на крепкую обтянутую тканью брюк задницу Джима, шлёпая её ладонью, он ощутил сильнейшее возбуждение. Бедром он почувствовал ответную реакцию омеги, и это только подогревало собственные ощущения. Когда Джим начал жалобно вскрикивать и бить пол ногами, Себастиан поднял его и опрокинул на кровать. — Стой! — остановил его тяжело дышащий Джим, видя, что альфа расстёгивает рубашку. — Погоди... В штанах уже было тесно, хотелось подставиться под альфу и заняться потрясающим сексом, но каким-то чудом он себя сдержал. Джим знал, что ощущения можно усилить и кивнул в сторону ремня. — Давай попробуем. — Я боюсь тебя ранить, — признался Себастиан. — Я никого никогда не бил, не знаю, как рассчитать силу и... — Меня тоже никогда не били, — перебил Джим и встал на колени. Стянув с себя рубашку и обнажив торс, он прижался грудью к стене, прогнул спину и отставил задницу. Эта поза была полна и подчинённости, и развратности одновременно, и этого, плюс потрясающего запаха омеги, хватило, чтобы Себастиан потерял самообладание. Он взял ремень, сложил его пополам, а Джим повернул голову, внимательно наблюдая за ним. В этот момент Себастиан понял, что привлекало Джима в этих играх: доверие. Они не диктовали друг другу как жить, не занимались воспитанием, доверяли, сохраняя отношения, а инстинкты находили иной выход. Смотря на Джима, на его гибкую спину, на стройные бёдра, Моран не выдержал. Он отвернулся и покачал головой, произнося тихо: — Мне не мог достаться такой прекрасный омега. — В этот момент он думал о чёрных глазах Джима. Ему казалось, что, даже подчиняясь, Джим руководит им, как демон, как сам дьявол. — Ты смотришься безумно сексуально с ремнём в руках, — соблазнительно прошептал Джим, смотря на него пьяным от возбуждения взглядом. — Давай же, смелее. Мы оба этого хотим. Первый удар получился смазанным. Второй Себастьян нанёс уже точнее и сильнее, а Джим после звучного хлопка прогнулся и тихо застонал. Наблюдать за ним таким было наивысшим удовольствием, и Себастиан довольно быстро понял, что удары по нижней части ягодиц доставляют Джиму особое удовольствие. Решив оставить эту зону на финал, Себастиан начал бить по всей заднице, вкладывая в каждый удар всё больше силы. Собственное тело по-новому открывалось Джиму. Какие-то удары доставляли будоражащую боль, от них хотелось отпустить все мысли и плакать, другие едва ли не доводили его до оргазма. Внутри всё замирало, сжималось до боли, так хотелось сдёрнуть штаны, обхватить член рукой, и всё это прекратить. Джим ёрзал, словно пытаясь увернуться от ударов, но снова, раз за разом, возвращался на исходную позицию. Когда Себастиан впервые ударил по спине, Мориарти вздрогнул и выгнулся навстречу ремню. От его гибкости, Морана повело сильнее. Он бил и бил, оставляя хаотичные полосы на бледной спине, и Джим уже не сдерживал слёз, но не просил остановиться. И когда Себастиан снова ударил самый низ ягодиц, Джим весь вжался в стену, вскрикнул и зашёлся стоном. Ещё двух ударов хватило, чтобы он, крупно задрожав, кончил прямо в брюки. Себастиан отбросил ремень, стянул с омеги штаны и бельё, ощущая потрясающий запах. Он ворвался в него резким толчком, рассчитывая только на свою смазку, и сразу набрал темп. Джим из последних сил держался за стену, разводил ноги и гнул спину, подставляя себя, пока Себастиан вбивал его собой в холодную поверхность. Скоро возбуждение вернулось к Джиму, и его член снова стал сочиться смазкой. В этот момент они с Себастианом словно снова оказались на лайнере: вернули всё то забытое, что было у них там. Тот шарм, ту распущенность, то желание заниматься любовью до потери пульса. В этот раз Себастьян сам сжал напряжённый член Джима, подразнил его лаской и заставил кончить первым. Омега с громким вскриком обмяк, и только после этого альфа излился в его податливое ослабшее тело. На душ сил ни у кого из них уже не хватило. Джим устало упал на кровать и зажмурился, позволяя себе слёзы, а Себастиан укрыл его и крепко обнял, притягивая к себе. Им было чертовски хорошо, словно они составляли собой единое целое.***
Чарльз Милвертон ждал Рудольфа в назначенное время на борту своего лайнера. Сидя за стойкой бара, он неспешно пил виски и думал о том, что гордыня сыграла с ним злую шутку. Стоило ему поверить, что Джеймс никуда не денется, так он тут же подцепил себе альфу. И вместо привычной здравой рассудительности Милвертон дал волю гневу и обиде, что моментально отвернуло от него своенравного омегу. А ведь именно Джеймс был его ключом к роскоши и богатству. Статус, имущество, даже этот лайнер, — всё это стало возможным благодаря хитрому и блестящему уму молодого Мориарти. И теперь всё это уплывало из рук к какому-то немытому охотнику из джунглей. Впрочем, сдаваться было рано. Чарльз с удивлением для себя осознал, что дело не только в финансовых рисках. Он любил Джеймса и хотел его вернуть не только ради собственной выгоды, но и потому, что без успокаивающего присутствия Мориарти ему было плохо и некомфортно. Не хватало его голоса, руки на плече, хитрого блеска в глазах. Его изысканной красоты, сдержанности и богатого на колкости языка. Другие омеги моментально стали Чарльзу противны. Бестолковые и покладистые, они были скучные! Даже спать с ними не хотелось, все желания и страсти моментально потеряли блеск. Чарльз совершил столько ошибок. Зачем он унижал Джеймса, зачем позволил случиться предложению? Гнев часто застилал глаза альфе, даже такому опытному, как он. Благо вскоре на пороге всё же показался нерешительный Рудольф — последний шанс вернуть Джеймса домой. Юноша замялся, отступил, но затем снова вошёл и замер, словно опасаясь находиться с альфой один на один. Впрочем, если бы были свидетели этой встречи, их могли бы не так понять. — Вы сказали, что можете помочь, — заговорил Рудольф. — Я пришёл. — Проходи. Милвертон допил виски, поморщился и мотнул головой. Достав из кармана небольшой свёрток, он положил его на стол и спросил: — Что думаешь делать? — Я... я не знаю, — робко ответил Рудольф. — Даже если полковник Моран и посмотрит на меня, он потом снова откажется, потому что этот Джим... — Так соблазни его! Включи омегу! — раздражённо перебил Чарльз. — Вы рождены, чтобы раздвигать ноги, а не ходить и мямлить. Я могу помочь тебе, обучить, как надо себя вести, но если ты оставишь эту мерзкую робость за порогом. Добейся Морана, а потом по закону будет борьба за альфу, — перебил Милвертон. — Если во время представления жениха, появляется конкурент, омеги соревнуются между собой. Джеймс не будет унижаться, он развернётся и уйдёт. А там... оставь его мне. Твоё дело найти Морана там, где он будет. А где он будет, я сообщу. — Унижаться? — возмутился Рудольф. — Нет ничего унизительного в том, чтобы бороться за своего мужчину! За альфу! Такова наша природа. — Для Джеймса это унижение, — пояснил Магнуссен и плеснул себе в бокал ещё виски. — Мне обучать тебя или нет? — Обучать! — тут же отозвался Рудольф. — Знаете, я хотел спросить... Скажите... — Что? — Милвертон прищурился, и стёкла его очков угрожающе блеснули. Рудольф растёр ладони и выдохнул. Он взял свёрток, который до этого Чарльз оставил на столе, и сердце при этом стучало как бешеное, словно в своих руках омега только что держал источник жизни и смерти. Риск был велик, а страх ещё больше. Рудольф ощущал себя так, словно на его руках так и останется след преступления. Пока омега успокаивался, Милвертон ждал ответа. Он терпеливо молчал и изучал внимательным взглядом гостя, а тот ёрзал на месте, не зная, как задать вопрос. — Что такого особенного в этом Джеймсе? — наконец-то выпалил Рудольф. — Чем он так магнитит альф? Он уже старый, лёгкого поведения, не так уж он красив... — Тебе не понять, — равнодушно ответил Чарльз и опустошил свой бокал. — Я пойму! Обещаю, что пойму! Чарльз усмехнулся. Неужели юный Рудольф был готов изменить себя, ради симпатии полковника Морана? К сожалению, глупыш не понимал, что это невозможно. Нельзя изменить привычки и характер, нельзя изменить свои мечты. Рудольф видел своё место рядом с альфой в полном подчинении, и философия Джеймса была для него загадкой. — Джеймс... — задумчиво произнёс Милвертон и улыбнулся. — Джеймс — идеальный омега. — Идеальный? Он непослушный, дерзкий! — Он гордый, — поправил Чарльз. — Он знает себе цену, у него остро выражено чувство собственного достоинства, и он рождён не для того, чтобы с ним спали. Он умён, образован, смел и дерзок. Я совершил огромную ошибку, когда попробовал поднять на него руку. Только отвернул его от себя... — Но... это инстинкт альфы, — заметил Рудольф. — Воспитывать и пороть омегу. Мы должны принимать это с благодарностью. — Поверьте, юноша, — с улыбкой ответил Чарльз. — Каждый альфа в глубине души мечтает, чтобы его омега был ему равен. За такого хочется бороться, его интересно завоёвывать, таких любят и обожают. А бьют... таких, как вы. Это, конечно, тоже возбуждающе и заманчиво, но быстро надоедает. Рудольф нахмурился и промолчал.***
Себастиан уверял Джима, что всё будет хорошо. Сам он в это совершенно не верил, но пытался успокоить и расслабить если не себя, то хотя бы омегу. Не то чтобы Джим собирался расстраиваться в случае, если вечер пройдёт не очень удачно, напротив, настроен он был по-боевому, что сильнее прочего волновало полковника. Джим умел защищаться, знал себе цену, но унимать и его, и семью было бы довольно тяжело. После того, что было между ними накануне, Себастиан не хотел ссориться. Он любил Джима, ценил его доверие и открытость, а тот только-только начал открываться ему. Доводить себя и пару до новой ссоры не хотелось, но Себастиан понимал: конфликту быть. — Это наш долг, — уговаривал Себастиан. — Что бы они тебе не говорили, Джим, умоляю, не реагируй. Соблюдаем традиции и валим. Договорились? — Допустим, — ответил Джим, нервно прохаживаясь по комнате. — Без «допустим». — Себастиан, я не буду молчать в случае, если... Джим обернулся, врезаясь в грудь Себастиана. Полковник поймал его, крепко обнял и поцеловал в лоб, но омега выкрутился и плюхнулся на диван. Себастиан усмехнулся упрямому протесту, но в глубине души принял его за обещание вести себя если не хорошо, то хотя бы покладисто. — Мне не нравится, что ты уезжаешь, — признался Джим, сложив руки на груди. — Вернусь к ночи. Порешаю всё с юристом, пока мы тут, маме нужна моя помощь, — улыбнулся Себастьян и накинул плащ. — А ты морально готовься к завтрашнему вечеру. Всё, не скучай, люблю тебя. Можешь взять карту и пройтись по магазинам, чтобы не сидеть в четырёх стенах. Ты же хотел купить тот двухтомник по новой теории вероятности? Себастиан наклонился и поцеловал Джима в щёку, а тот едва слышно буркнул: «Я тебя тоже». В городе Себастиан был к вечеру. Юриста, о котором говорила мать, он застал не сразу, но терпеливо дождался его. Выяснение всех вопросов заняло много времени, и когда Себастиан глянул на время, понял, что с такси будут проблемы. Юрист вежливо посоветовал ему неплохой отель и сказал, что начинается метель. В такое время лучше оставаться в тёплом номере, а не рисковать замёрзнуть в машине. Дойдя до отеля, Себастиан первым делом позвонил домой и успокоил мать тем, что решил все вопросы. И ей, с её слабым здоровьем, не придётся мотаться в город самой. Затем он позвонил в отель и позвал к трубке Джима, объяснил ситуацию и улыбнулся, когда будущий супруг попросил его быть осторожнее. Приободрившись, Себастиан снял номер, а после спустился к бару, чтобы купить еду и пиво. Местная кухня оказалась неплохой. Себастиан неспешно ел картофельные чипсы, запивал их пивом и смотрел матч, который транслировали по телевизору. Он не сразу заметил, что к нему подсели, но через несколько секунд ощутил невероятно притягательный запах, от которого внутри всё замирало. — Рудольф? — удивлённо спросил полковник, обернувшись. Он раньше и не замечал, что омега так пахнет. — Откуда вы тут? — Приехал в местный музей на экскурсию, — ответил тот и облокотился на стойку. Он выглядел несколько лучше, чем при их последней встрече: приободрился, привёл себя в порядок. — Думаю, возвращаться так же на лайнере или на поезде. А вы? — Был тут по делам. И на этот чёртов лайнер больше никогда не поднимусь. Рудольф тихо засмеялся и ловко утащил из тарелки Себастиана пару чипсов. Глянув на удивлённого полковника, он подмигнул и улыбнулся так, как не улыбался никогда раньше. Игриво, дразняще, очаровательно. — Давайте закажу вам выпить, — предложил Себастиан. — Что будете? — Пиво, как и вы. Теперь Себастиан переключился на общение с Рудольфом. Они пили пиво, ели чипсы и непринуждённо болтали обо всём. Раньше полковник не замечал за омегой такой раскованности, начитанности и остроумия. Раньше этот юноша говорил одни глупости, но стоило ему сойти с борта лайнера, как тот неуверенный и забитый мальчишка остался в прошлом, а появился этот обаятельный и притягательный Рудольф. — Эдвард так и сказал! — рассказывал Рудольф, вызывая смех полковника. — Представляете? Народ так и обалдел! — Он всегда был таким, — с улыбкой кивал Себастиан. — Сколько раз мы попадали в неприятности из-за этого! — Расскажите ещё о себе, — попросил Рудольф. — Эдвард говорил, вы закончили Итон и Оксфорд. — Было дело... очень давно, — улыбнулся Себастиан и отвёл взгляд. — Знаете, как в прошлой жизни. И Себастиан рассказал. Он говорил много, долго, а Рудольф внимательно слушал, рассматривая полковника. Себастиану было приятно такое внимание молодого омеги, он снова ощутил себя привлекательным, несмотря на шрамы. Было что-то в Рудольфе... что-то другое, новое, и всё нутро альфы невольно тянулось к нему. Запах, тот, что так заворожил Себастиана, стал слабее, но интереса полковник не потерял. Ему нравился Рудольф, нравилась его спокойная красота, сдержанность и чистота. В штанах, словно по велению какой-то неведомой силы, всё стояло, и полковник был рад, что захватил пальто. Прикрывшись им, он вызвался проводить омегу до номера. — Спасибо за вечер, — произнёс Рудольф, открывая дверь. — Мне очень понравилось. — Спасибо вам, — улыбнулся Себастиан. — Скрасили моё одиночество. Джеймс, оставшийся в отеле в пригороде, теперь казался не таким интересным, как раньше. Он уже был достигнутым, пройденным этапом, испробованным во всех вариациях, тем, в ком никогда не будет ничего нового. А вот Рудольф — другое дело, он выглядел намного ярче на фоне теперь уже блёклого Мориарти. Себастиан не хотел уходить и оставлять омегу. Мысли о том, что он проведёт ночь в одиночестве, удручали, и сейчас он хотел только одного: продолжить общение с очаровательным светлым омегой. — Я никогда не забуду минуты общения с вами, — улыбнулся Рудольф. В отличие от Джеймса он не играл и был искренним в своих эмоциях. — До встречи, полковник Моран. Омега приподнялся на носках и подтянулся, целуя полковника в уголок губ. В этот самый момент, когда Моран ощутил его запах так близко, когда его коснулись мягкие нежные губы, именно тогда он понял, что проиграл. Подхватив несопротивляющегося Рудольфа, Себастиан внёс омегу в его же номер и закрыл дверь.