I know you’re cool, but you won’t listen
Его разбудил громкий отчаянный крик. Джим подскочил на кровати, растерянно глянул на электронные часы, затем в сторону тёмного окна — стояла глубокая ночь. Джим выдохнул и растёр шею, решив, что ему приснился кошмар. Ночевать в чужом недружелюбном доме было неуютно. Успокаивало только то, что Себастиан теперь пообещал быть рядом и никуда не отходить. Знакомство с семьёй было обязательным, и Джим не собирался отнекиваться, понимая, что Себастиан и так предлагает ему жизнь в обход всех канонов. Перетерпеть формальности, а там можно вернуться в Лондон и отнять у Милвертона всё то, что по праву принадлежало только Мориарти. Крик повторился. Узнав голос Себастиана, Джим выскочил из-под одеяла, запрыгнул в лёгкие домашние штаны и футболку, после чего выбежал в тёмный коридор. Споткнувшись обо что-то, он спешно направился к соседней комнате, у которой уже стояли перепуганные и наспех укутанные в халаты Катрина и Делла. — Почему вы не заходите? — встревоженно спросил Джим. — Что с ним? Пустите меня! — Пошёл прочь! — легко оттолкнула его Катрина. — У Себастиана приступ. Кошмары с войны преследуют его до сих пор. Нельзя его трогать в таком состоянии. Теперь Джиму точно стало не до любезностей. За последние сутки он понял, как всё решалось в этой семье: свои проблемы разгребай сам, но наши традиции изволь соблюдать. Недаром Огастеса и Деллу в итоге развели и заставили разъехаться (а Джим теперь был уверен, что им «помогли»), но ещё и Себастиана довели до того, что он сбежал на фронт. — Вот и стой в стороне, дура, — разозлился Джим. — А я иду к нему. Разозлённую Катрину от ответа остановила Делла: она перехватила дочь за руку, позволяя Джиму пройти в спальню. Джим вошёл и прикрыл за собой дверь, всматриваясь в темноту спальни. В комнате было душно. Первым делом Джим захотел открыть окно и проветрить, но отвлёкся на шорох, словно кто-то вертелся под одеялом. Прищурившись и сделав пару шагов, Джим различил, что это Себастиан: он метался по кровати, что-то лихорадочно шепча; то кричал, то снова шептал, то размахивал руками, как будто отбиваясь от кого-то. Джим медленно приблизился к нему и осторожно опустился на край кровати, нежно прикаснулся к плечу Себастиана холодной рукой. — Себастиан... Всё произошло мгновенно: сильная рука сомкнулась на шее Джима, перекрывая доступ к кислороду. Он даже не успел закричать, когда его перевернули, подмяли под себя и именно тогда Джима оглушил первый удар. Боль в челюсти, ошеломляющая, острая, парализовала его, а перед глазами вспыхнули звёздочки. Джим перепугался: он не мог закричать, не мог скинуть с себя Себастиана и понимал, что находится в шаге от смерти. А полковник замахнулся и ударил его второй раз, приговаривая: — Как ты посмел войти?! Что ты искал?! Что ты искал?! Отвечай! Только Джим не мог даже сделать вдох. Он хрипел и отчаянно царапал руку Себастиана, когда ощутил, как тот дёрнул на себя шнуровку на его брюках, а затем попытался их стянуть. Вывернувшись каким-то чудом, Джим согнул ногу в колене и с силой ударил его в пах. Себастиан взвыл, ослабил хватку, и Джим приподнялся, вцепившись в его лицо ногтями. Себастиан грубо отбросил его на пол, словно тряпичную куклу. Ударившись о тумбочку и охнув от боли, Джим вскочил и бросился к двери, опасаясь, что обезумевший полковник бросится в погоню. — Уходите... что вам надо... прочь... Замерев у двери и продолжая дрожать как лист на ветру, Джим обернулся на тихий шёпот. Себастиан сидел на коленях, встревоженно озирался, вертел головой и сжимал её руками. — Прочь, омега! — кричал он. — Грязный омега! Уйди и забери эти тени! — Ты не узнаёшь меня? — прохрипел Джим, растирая больную шею. — Себастиан... Себастиан, это я, тише... — Уходите... — сдавленно прошептал Себастиан и сжался. — Прочь из моей головы... Поняв, что вспышка ярости прошла, Джим снова приблизился, не желая оставлять его с приступом один на один. Себастиан был первым из всех, кто принял настоящего Джима, стал ему другом и спутником жизни. Себастиан знал его грехи и ошибки, знал и понимал, что омега проделывал вместе с Милвертоном, но всё принял. Оставлять его и бросать Джим не хотел. Впервые за долгое время он не был одинок. Он сел на кровать и протянул руку, касаясь плеча Себастьяна и несильно растирая. Тот был влажным и горячим, его трясло, как при лихорадке. — Ты заболел, да? У тебя жар и ты не справляешься. Не оставляй меня, Себастиан, — прошептал Джим. — Не уходи так далеко в прошлое. Всё давно прошло... — Убийца альфы. — Что?.. — нахмурился Джим. — Ты убил альфу. Я помню. — Да. Убил, — ответил Джим. — Но прошу, хотя бы ты не умирай... не сходи с ума, Себастиан... это приступ... Себастиан поднял взгляд, рассматривая его лицо. За плечом Джима он увидел молчаливый и мрачный силуэт. Обезображенный солдат: его перекосило, кожи на половине лица не было, губу сорвало, а одна глазница была пуста. Он стоял и наблюдал, ждал предсмертного часа полковника. — Я тоже убийца, — прошептал Себастиан, обхватывая себя руками. — Похуже тебя. — Я знаю, знаю, — ответил Джим и прикоснулся к его лбу. — Ты весь горишь... какой ужас... Себастиан, ложись, пожалуйста. — Нет. Тени ждут моей смерти. Они пришли за мной. — Здесь никого нет. Я включу свет, и ты сам увидишь. Джим включил настольную лампу, а затем и верхний свет, разгоняя мрак спальни. Открыв окно, он впустил в комнату свежий прохладный воздух и отдёрнул занавеску. Не стоило им возвращаться в этот дом и притягивать былые воспоминания: кто знает, что связывало Себастиана с этим местом? При свете Себастиан всё ещё видел мрачные трупы, стоящие в углах комнаты и ждущие его грешную душу. Каждый из них был облачён в военную форму, и каждого он когда-то знал. Они стояли, но не подходили, словно боясь спугнуть Джима, ведь он ничего плохого никогда им не делал. А Джим с нажимом уложил Себастина, накрыл одеялом и отошёл, но полковник перехватил его руку и крепко сжал. — Не уходи, — прошептал он. — Они всё ближе, а я не хочу умирать в одиночестве. — Я оставлю дверь открытой, чтобы ты мог меня позвать, — ответил Джим, мягко отсранив его руку. — Схожу только за водой, хорошо? Себастиан, потерпи, тебе нужно принять лекарство. На дрожащих ногах, босиком, Джим спустился по лестнице вниз. Войдя на кухню, он увидел, как Катрина заваривает травяной чай неприятного зеленоватого цвета. Запах был отвратительным, и Джим решил, что не позволит ей напоить этим Себастиана. Увидев омегу, девушка улыбнулась. — Наконец-то он тебе лицо раскрасил, — радостно сказала Катрина. — Поставил на место. Я сделала брату чай и... — У него жар, — перебил Джим, поджав губы. Ему сейчас было не до обмена любезностями. Достав из шкафа миску, он наполнил её холодной водой и достал из аптечки бинт. — Дай таблетки. Нужно срочно сбить температуру, у него сильный воспалительный процесс. — Брату нужен чай, — строго ответила Катрина. — Слушай, ты, омега... — Нет, это ты послушай! — резко обернулся Джим. — Я больше не позволю тебе так со мной разговаривать. Я образованнее тебя, умнее тебя, успешнее. Этот чай — помои. Он со всем мастерством передразнил Катрину и смахнул чашку на пол. Раздался оглушительный звон, и зеленоватая лужа расползлась по кафелю. — Приберись тут, а я спасу твоего брата. На пару секунд в воздухе повисла тишина. Внезапно девушка с криком кинулась на Джима, а он грубо и решительно оттолкнул её. Поскользнувшись на чае, Катрина упала прямо на пол, ударившись спиной о стол. Подняв изумлённый взгляд на Джима, она промолчала, не найдя слов для достойного ответа. На шум потасовки почти сразу прибежала встревоженная Делла. — Таблетки от жара, — сказал Джим, игнорируя все возможные вопросы. — Вспышка спровоцировала приступ ненужных воспоминаний, нельзя терять время! — Возьми вон ту коробочку, — сказала Делла и указала в сторону аптечки. — Джим, ему совсем плохо? Вытащи его оттуда, умоляю! — Вызывайте скорую. — Джим взял коробочку и поспешил наверх. — Я боюсь, у нас мало времени. Вернувшись в комнату Себастиана, Джим первым делом приложил к его лбу холодный компресс. Достав таблетку, он поднёс её к губам полковника и дал ему стакан с водой. Себастиан послушно выпил и лёг, равнодушно смотря на приближающиеся тени. Ему не хотелось жить, а каждый новый вздох давался тяжело. Он лежал и думал, что скорее бы пришла смерть. Джим с болью признавал, что Себастиан его не узнаёт. Он слышал о подобных вспышках и понимал, что ничем не может помочь. Главное — сбить температуру и помочь телу, а разум... Разум непредсказуем. Джим осмотрелся, понимая, что Себастиан и правда что-то видит. Тени? Людей? Места? Он не знал. Сердце бешено стучало в груди: их связь с Себастианом была такой сильной, что Джим, казалось, умирал вместе с ним. — Что ты видишь? — тихо спросил он и лёг рядом с альфой. Он свернулся и посмотрел на Себастиана, зная, что жар и воспоминания прошлого неумолимо забирают его. — Друзей, — ответил тот и указал в сторону. — Это Джейкоб. Он потерял руку и ногу, когда подорвался на мине. Умирал медленно, валяясь в грязи и задыхаясь от криков и стонов. А это Карл. Ему срезали половину лица. Наживую, просто потому, что это казалось им забавным. Виктора бросили на растерзание собакам, смотри, у него не хватает частей тела, а на животе всё выгрызено. Сожрали, разорвали заживо... над Кори издевались несколько часов подряд. Тыкали ножами, резали, прижигали, ломали конечности. А Майкла нам вернули по кускам в свёртке из его же пропитавшейся кровью одежды. — Ты знал их всех? — тихо спросил Джим и придвинулся ближе. Казалось, он тоже начинает видеть эти тени, которые окружили их кровать. — Знал. И я их бросил. Они попали в засаду, целый отряд, а мы не пошли на выручку. Бросили, хотя знали, чем чреват плен. Ночами мы слышали крики бесконечных пыток, получали кровавые кульки, собаки приносили нам части тел. — Это был приказ? — догадался Джим, внимательно слушая исповедь. — Начальство решило бросить их? — Приказ. — Себастиан смотрел отстранённо, и на его глазах блестели слёзы. — Приказ в преддверии подписания мирного договора. Продали двадцать невинных душ за бумажку. Ублюдки смеялись и потешались над тем, какие мы трусы. Самого молодого, Кевина, сожгли, отмечая конец войны. Понимаешь? Отметили окончание войны тем, что сожгли одного из нас. В наступившей тишине было слышно лишь тяжёлое дыхание Себастиана. От него исходил такой жар, что Джим ощутил проступившую на лбу испарину. Он читал о тягостях войны, слышал о ней от бывших солдат. И Чарльз, как часто бывало, пересказывал услышанное, когда пытался объяснить Джиму, с чего всё началось. Сколько было пролито слёз, сколько отнято жизней. Миновало уже десять лет, а Себастиан, как и многие, так и не вернулся с войны, стал заложником огненного ада. Джим не мог помочь, зато мог быть рядом. Перехватив пальцы альфы, он поглаживал их, делясь своей нежностью. — Но ведь они уже давно мертвы, — сказал Джим. — Надо забыть о них. — Что ты сказал?.. — Себастиан приподнялся, и его зрачки угрожающе расширились. — А если тебе отрезать пальцы или уши? Об этом забудешь? Ну, так неси нож. — Себастиан, они ушли! — сказал Джим, поднимаясь следом и смотря в его глаза. — А ты ещё нет! Ты должен жить. Прошлое прошлому, пусть даже ты винишь себя. Война — это чужие игры, ты был такой же пешкой. Поменяйся вы местами, они бы тоже за тобой не пришли, потому что приказ есть приказ! Такова жизнь, но... Ты не должен умирать. Это всё жар, твои страхи, кошмары и безумие. Борись с этим, а я помогу. — Тебе какое дело, омега? Ты, как и все твои, ничего не понимаешь! В бой шли альфы... Звук пощёчины показался слишком громким для маленькой комнатки. Себастиан ошарашенно глянул на ударившего его омегу, а Джим недовольно поджал губы. В первый момент он испугался, что альфа кинется на него, но тот был слишком ослаблен и изумлён такой дерзостью. — Может быть, — сказал Джим жёстко. — Но ты всё ещё нужен мне. Это приказ. Выживи! Борись, Себастиан! Вернись оттуда, вернись из прошлого. Оно давно прошло и не ждёт тебя, а я жду. Ты обещал мне, что мы уедем! Что ты покажешь мне мир, что мы будем гулять по улицам Вены и Парижа, что посетим Берлин! Так будь альфой, сдержи слово! — Зачем? Мёртвые ждут часа мести, а живые не ждут. Кому я буду нужен, когда все узнают, что я грязный трусливый убийца? — Мне будешь нужен, я люблю тебя, — прошептал Джим. Он уже не разделял свои и чужие эмоции, но чувствовал, как слабеет его альфа. — Не оставляй меня, Себастиан, пожалуйста... Да помоги же мне! Я не могу тянуть тебя в мир живых один! Себастиан замер, недоверчиво смотря на него. Моргнув, он тряхнул головой и выдохнул. Затем снова вдохнул и выдохнул, стараясь собраться и осознать происходящее. — Джим, — тихо прошептал он, и в его глазах отразилось узнавание. — Джим... — Да-да, я здесь! — прошептал Джим и закивал. — Узнал меня, молодец, Себастиан! Он порывисто обнял полковника. Себастьян, прижавшись к нему, видел, как тени, призраки убитых солдат, отступают и растворяются, уходя навсегда. Они ушли, не дождавшись своей жертвы, и не должны были вернуться вновь. Джим прогнал их, заслонил альфу собой и забрал его сам. Маленький отважный омега, отвоевавший полковника у смерти. Когда приехали врачи, помощь понадобилась Джиму, который из-за стресса даже забыл о травмированном лице. Себастиан уже не был таким горячим. Он мирно спал, устроив голову на коленях омеги.***
Когда Себастиан проснулся, за окном уже светило солнце. Он лениво потянулся и поморщился: тело нещадно ломило. Перевернувшись, он увидел спящего рядом Джима с ссадинами и кровоподтёком на лице. Поняв, что это его рук дело, Себастиан вздрогнул, абсолютно не помня, что было ночью. Бережно укрыв уставшего омегу, он прошёл в душ, чтобы смыть с себя запах липкого пота. Одевшись, он спустился вниз, попутно отрывочно вспоминая события ночи. — У меня был жар? — спросил он, поцеловав мать в щёку. — Да, видимо, ты заболел, — ответила Делла. — И вспышка попала на очередной приступ, а может и спровоцировала его. Джим молодец, так яростно боролся за тебя! Справился до приезда врачей. Катрина, готовившая завтрак, тихо хмыкнула. Себастиан проигнорировал её, но понял, что конфликт между ней и Джимом усилился, но узнавать подробности он не спешил. — Ты сам себе готовишь? — спросила Катрина, когда Себастиан подошёл к плите. — Себе и Джиму. Он не спал почти всю ночь, да ещё и был избит ни за что. Моя очередь заботиться. — Это прерогатива омеги. — В моей семье иные устои. Если бы я выбрал омегу-домохозяина, то да, я бы требовал от него исполнения всех дел по дому. — А какого же выбрал ты? — с усмешкой спросила Катрина. — Джентльмена. Я выбрал не того, кто будет ухаживать за мной, а того, за кем буду ухаживать я. Это не обсуждается и вечером прошу без эксцессов. Джим проснулся от нежного поцелуя в плечо. Открыл глаза, улыбнулся, увидев Себастиана, и тут же ойкнул из-за боли в челюсти. Себастиан, нависнув над омегой, погладил его по щеке и поцеловал, словно извиняясь за случившееся. За это время они стали так близки, что понимали друг друга без слов. Вопреки страхам сцепка не тяготила их, напротив, добавляла в их союз тепло и понимание. — Прости меня, — прошептал Себастиан и помог Джиму приподняться. — Это я тебя так избил? — Да, ты меня не узнавал, — ответил Джим, потирая ушибленную щёку. — Принял за незнакомого омегу. Для меня стало открытием, что ты так неуважительно к ним относишься. — На войне всё было иначе, Джим. Прости меня. — Себастиан притянул его к себе и поцеловал. — Я приготовил завтрак. — Кто разрешал? У тебя постельный режим, ты ещё горячий! Себастиан улыбнулся в ответ на командирский тон. Вот уж кто тут босс и альфа, пусть и в шкуре омеги. Впрочем, Себастиану нравилось всё это в Джиме: жить с робким и молчаливым омегой он бы не смог. Поставив прямо на кровать поднос с тостами и чаем, Себастиан дождался, пока Джим вернётся из ванной и сядет напротив. — Расскажи мне, — попросил Джим, хватаясь за тосты. — Почему в армии ты не любил омег. — Они поступали как добровольцы, должны были помогать врачам по уходу за раненными, — ответил Себастиан и взял чашку с чаем. — А в итоге куда чаще подставляли себя военным за деньги. Мы пользовались их услугами, но не уважали их. Вернувшись на гражданку, я немного остыл. Много ещё я тебе вчера рассказал? — Да. Про тот отряд, что пришлось оставить, к примеру. Но твоя тайна только со мной. — Джим протянул руку и сжал пальцы альфы. — Всё хорошо. Знаешь, а я думал, что с утра ворвётся твоя сестра и будет кричать, что я должен стоять перед тобой на коленях, а не дрыхнуть без задних ног. — Это я встану перед тобой на колени, — ответил Себастиан. — После того, как ты прогнал их, я готов всю жизнь так перед тобой стоять. — Неплохая перспектива, — улыбнулся Джим. — Это ты ещё не знаешь, что передо мной на коленях стоит большая часть Лондона. — Перед Милвертоном. — Ой, это ненадолго! — Да ты плохой мальчик. — Ты даже не представляешь. После завтрака Себастиан, несмотря на возмущения Джима, вытащил его прогуляться по пригороду. Джим злился, уверяя, что Себастиану нужен постельный режим, но тот игнорировал и вместо ответов целовал его в висок. Они сходили в обсерваторию, где Джим забыл обо всём на свете (и даже о синяках на своем лице), погрузившись в картинки и зрительные образы. После они отправились в торговый центр, где Джим надолго увлёкся выбором новых книг о математике и каких-то формулах. Себастиану всё это было чуждо, но он наслаждался тем, что они делают что-то вместе. Остановившись в кафетерии, Себастиан заказал им кофе и стал рассказывать о своих интересах. Он говорил об охоте и ружьях, об опасных хищниках и книгах, которые читал или писал сам. Джиму было интересно. Они словно опять оказались на лайнере, где общались на «вы», узнавали друг друга и флиртовали. Внезапно раздался чей-то вскрик. Джим обернулся и увидел, как альфа несколько раз ударил своего омегу по лицу, а затем заставил его опуститься на колени у своих ног. Бедный молодой омега весь покраснел, на его глазах проступили слёзы, но под страхом наказания он послушно опустился на колени, пока его альфа продолжал обедать. Себастиан нахмурился. — Тебя волнует это? — спросил он. — Немного, — признался Джим. — Себастиан, ты же знаешь, я не встану на колени. — Перед Милвертоном встал. Разговор они продолжили, только когда Себастиан удержал Джима, когда тот попытался обиженно уйти, и усадил его рядом с собой. — Да не собираюсь я! — заверил он. — Успокойся, Джим! Ни орать на тебя, ни бить, ни ставить на колени! Мы же это обсуждали. У тебя развязаны руки, но... — Никаких измен! — повторил Джим, успокаиваясь. — Я и не собираюсь изменять. — Хорошо. — Себастиан, — протянул Джим, когда тот вернулся к своему кофе. — По поводу бить... — Я не буду тебя бить, Джим, — устало повторил полковник. — Знаю. А если я попрошу об этом? Себастиан едва не поперхнулся кофе. Глянув на Джима и убедившись, что тот не шутит, он прищурился и тихо ответил: — Что, прости? Джим красноречиво опустил взгляд, задерживая его на области паха полковника. Себастиан понял, что объектом внимания является его ремень. — Ты серьёзно? — спросил он. — Твоя сестра сказала, что армейский ремень — грозная штука, — шёпотом ответил Джим. — Я бы попробовал. Моральные, психологические и физические наказания были обыденностью в семьях альф и омег. Кто-то скрывал их, кто-то демонстрировал при других и даже гордился этим. Последнее время многие омеги отошли от этого, начали бороться за права, но инстинкт так или иначе брал своё: их организм требовал силы и подчинения. Джим, как казалось Себастиану, не вписывался в подобное. Он был слишком горд, чтобы позволять кому-то себя бить. — Хочешь, чтобы я тебя отшлёпал? — Себастиан обнял его за плечи и притянул к себе. — А мне казалось, ты не любишь боль и диктатуру альф. — Реальную боль не люблю, — согласно кивнул Джим и поцеловал его в уголок губ. — Как и диктатуру, но в рамках игры я хочу попробовать. Ощутить себя слабым, зависимым, но так, чтобы не переносить это в наш быт. Тебя это не шокирует? — Скорее заводит и напоминает, что у нас уже несколько ночей как не было секса, — сказал Себастиан, представляя гибкого и стройного Джима на своих коленях. — Всё, завтра же в отель и заниматься любовью! От инстинкта омеги не сбежать, не так ли, Джим? — Я бежал от него много лет, — серьёзно ответил тот. — И дело не в инстинкте. Разница между мной или ими, теми, кто подчиняется, заключается лишь в том, что тебе я доверяю и хочу поиграть. Пороть себя за неправильный взгляд или лишнее слово я не позволю. — Не позволишь альфе? — Никому не позволю. — Наверное, за это я так на тебя и запал, — признался Себастиан и улыбнулся. — За удивительно редкое чувство собственного достоинства. Меня привлекает мысль о такой игре, но у меня нет опыта. — У меня тоже. Научим друг друга. Себастиан притянул Джима ближе и поцеловал, упиваясь его смелостью, вкусом и безумной сексуальной энергетикой.