И огонь встретил бензин

All you said was not enough I could not wait forever

      Спать в кресле оказалось неудобно, поэтому Себастьян часто ворочался, толком не уснул и рано встал: спина и ноги неприятно затекли, а шея болела. Зато Джеймс, закутавшись в тёплое одеяло, мирно спал, уставший после вчерашнего дня. Его нижняя губа припухла из-за удара, а вот ссадина на брови начала подживать. Он выглядел уязвимо и безобидно, ну точно котёнок, свернувшийся среди подушек. Это зрелище вызвало у Себастьяна улыбку, и он был рад, что не бросил Джеймса с подонком Милвертоном. Он тихо прошёл в ванную и принял душ, а когда вышел, Джеймс уже сидел на постели, сонно потирая глаза.       — Можешь принести мои вещи? Я тоже хочу в душ, — сказал он.       — Конечно.       Себастьян вытер влажные волосы, кое-как уложил их пальцами и накинул поверх футболки пиджак. Он ушёл, а вскоре вернулся, принеся Джеймсу несколько костюмов, рубашек и более скромных вещей. Тот радостно подхватил футболку и свободные штаны, с чем и скрылся в душе.       — На завтрак не идём? — крикнул ему вслед Себастьян.       — Лучше попроси принести сюда! — раздалось из-за двери.       К тому моменту, когда Джеймс вышел из ванной, вытирая полотенцем волосы, Себастьян уже застелил кровать и придвинул к ней стол, на котором стояли чашки сока и тарелки с бутербродами и свежими овощами. Себастьян глянул на Джеймса и задержал взгляд: впервые он видел его таким. В самых обычных вещах, взъерошенного, немного сонного, с влажными не уложенными волосами. Он больше не был тем стервозным капризным принцем и казался обычным молодым парнишкой, запутавшимся в жизни.       — Да уж, не думал, что ты увидишь меня таким... — покраснел Джеймс и отвёл взгляд. — Дешёвка и есть дешёвка, да?       — Ты прекрасен, — уверенно сказал Себастьян. — Джим.       Джеймс вскинул голову и недоверчиво посмотрел на Себастьяна. Глянув на себя, он словно задумался, что же такого в нём сейчас прекрасного. И Джеймса, пусть он бы никогда и не признался, смутило, что Себастьян назвал его так, как называл Чарльз. Джим. Из его уст это звучало мягче, нежнее, даже интимнее.       — Да, я Джим, — кивнул он. — Просто Джим. Приятно познакомиться заново, полковник Моран. Или всё же Себастьян?       — Себастиан, — поправил тот. — На самом деле правильно произносить Себастиан.       Джим улыбнулся и повторил, словно стараясь распробовать это имя. В нём не осталось ни капли былого наигранного пафоса, наглой раскрепощённости или бесконечной самоуверенности. Это был просто Джим, но таким он нравился Себастиану ничуть не меньше, чем мистер Мориарти. Джим был всё так же красив, но выглядел более живым, настоящим. Не персонажем книги или фильма, а обычным живым человеком.       — И кто из вас настоящий? Джеймс или Джим? — спросил Себастиан.       — Я и сам не знаю. — Джим тряхнул головой. — Хочешь поговорить об этом?       — Очень. А ещё хочу, чтобы ты поел. Садись. Поедим и поговорим.       Джим сел на кровать и с детской непосредственностью сложил ноги по-турецки. Взяв бутерброд, он начал с некоторой жадностью есть, явно проголодавшись со вчерашнего обеда. Себастиан ощущал вину, что не пустил его на ужин, и не мешал, решив отложить разговор до тех пор, пока омега не захочет заговорить сам.       Когда он наелся и обхватил пальцами чашку сока, Себастиан расслабленно откинулся на кровати. Должен же он был хоть как-то расслабить спину после такой ночи? Джим смотрел на него с любопытством, словно изучая. Каждый из них сейчас открывался заново.       — Что тебе рассказать? — спросил Джим и сделал глоток, после чего облизнул губы.       — Всё. С самого начала. Как ты докатился до того, что попал в лапы Милвертона?       — Попал в лапы? Было так заметно, что я с ним не по своей воле? — засмеялся Джим.       — Ну, мне показалось, что ты не очень-то его любишь. Настолько, что кидаешься на других.       — На тебя я кинулся по иной причине.       — Тогда слушаю.       Джим размял шею и выдохнул. Ему было непросто начинать, а Себастиан не торопил. Вчерашний гнев в нём утих, и он наконец-то расслабился. Ему не хотелось сорваться и причинить Джиму боль, только потому что тот омега. От подобного Себастиан отказался ещё когда рос и наблюдал, как альфы «воспитывают» своих омег. И тогда и сейчас ему казалось это отвратительным. Его отец, сэр Огастес, хоть и был человеком жёстким и суровым, никогда не принижал омег и с уважением относился к ним во время совместной работы. То же самое он с детства закладывал в сына: уважительное отношение ко всем, независимо от природного неравенства.       — Моя семья знатная, но не богатая, — начал Джим. — Живём в достатке, но не роскошно, несмотря на титулы отца. Для него стало трагедией, что мама родила... омегу. Позор, понимаешь? Сын, который не сможет оплодотворить женщину и будет вынужден подставиться под другого мужчину для него... смерти подобно. Ведь сам он, как альфа, брал омег, и, конечно же, не считал их достойными людьми. В его глазах я никогда не был личностью. И я был рад свалить учиться в пансион.       — Там было лучше, чем дома? — спросил Себастиан.       — Ну-у... — протянул Джим. — Я никогда не считал, что не имею прав. Какая разница, даёт моё семя потомство или нет? Я так же свободен, так же могу спать с кем и когда захочу, могу многого добиться без брака и вообще я личность, как и остальные!       — Омега с характером и замашками альфы, — улыбнулся Себастиан, повторяя слова Чарльза.       — Примерно так. Понимаешь, я учился блестяще. Мои достижения в математике были феноменальны, но отец завернул все мои проекты и запретил пансиону продвигать меня.       — Почему?       — Да ты что! А если о Джиме Мориарти заговорят в Лондоне? А если в стране? А если в мире?.. О Джиме Мориарти, омеге! Я для отца был как... чума, он прятал меня. И завучам приходилось выбивать из меня любые потуги к учёбе, потому что за это им платили.       Джим вытянул руки и перевернул ладонями вверх. Себастиан приблизился и присмотрелся к светлой нежной коже, не сразу замечая давно зажившие белые росчерки шрамов. Они выглядели грубо, неправильно, и абсолютно не шли такому юноше как Джим.       Себастьян никогда не понимал этого. Как можно было избивать детей? В его пансионе тоже практиковалось подобное, но более обеспеченные родители порой были категоричны. Огастес Моран сразу сказал, что каким бы ни был проступок Себастьяна, все вопросы решать с ним, а сына и пальцем не сметь трогать. Поэтому преподаватели чаще отрывались на незащищённых детях.       — Розга была моим лучшим другом, — пояснил Джим. — Потянулся к книге — подставь руки. Участвовал в проекте — то же самое. Я всегда был таким упёртым бойцом... бейте, бейте, я не сдамся. Для меня это были не наказания, это была...       — Война, — закончил за него Себастиан и мягко перехватил руки Джима, смотря на светлые шрамы. Он коснулся их большими пальцами и успокаивающе погладил. — За свою свободу.       — За свою личность. И, конечно же, порой я сдавался и плакал где-нибудь в уголке. Тогда я и познакомился с Карлом Пауэрсом, таким же пробивным и ярким, но альфой. Ему тоже часто влетало, но скорее за дерзость и смелость. Он искал себя в разных областях, и мы... мы сдружились.       — Первая любовь?       — Не то слово... нам головы сносило от чувств, это было безумие! Нам исполнилось четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать, мы были вместе, тайно встречались, любили друг друга и ничего не менялось. Каждую неделю мы смеялись над моими исполосованными ладонями, над всеми штрафами Карла, не понимая, как надзиратели не сдадутся. Мы так любили друг друга...       — И что произошло? — тихо спросил Себастиан, ощущая лёгкий укол ревности к прошлому Джима.       — Боль не приносила воздействия, и они решили иначе. — Джим мягко высвободил руки. — Заметив, что мы дружны с Карлом, учителя вбили между нами клин, сделав конкурентами на очередном ежегодном конкурсе. На весах стояла гордыня Карла. Он был спортсменом, отличником, но у него и без этой победы всё сложилось бы. А я сражался за свою свободу, за право дальнейшего обучения, за жизнь. Карл... отказался понять меня, и я предложил разойтись и честно участвовать в соревновании. Кто победит, тот и победит. Но Карл решил иначе. Он устроил небольшую диверсию в пансионе, ловко свалив вину на меня. После чего, конечно же, мне официально запретили участвовать. Меня наказали, унизили... и, чёрт возьми, я впервые был сломлен! Предательством. Мне казалось, я могу умереть от боли и обиды, — добавил он шёпотом.       Его голос то и дело срывался. Слова давались Джиму тяжело, словно он говорил об этом впервые. Его взгляд был рассредоточенным, и Себастиан порой подталкивал к продолжению.       — Вы больше не общались? — спросил Себастиан.       — Я убил его.       В комнате наступила гнетущая тишина. Себастиан замер, не зная, как на это реагировать. Он ошарашенно смотрел на Джима, а тот, сморгнув слёзы, нервно усмехнулся и тряхнул головой. Кажется, его начинало веселить происходящее.       — Я отравил Карла, и он утонул во время занятий в бассейне, — продолжил Джим с улыбкой, за которой скрывалась нервозность. — Когда он тонул, он смотрел на меня, и я уверен, что он... всё понял. Что это я убил его.       — Ты хоть понимаешь, что именно говоришь? — тихо спросил Себастиан после небольшой паузы.       — Ты меня не выдашь, я знаю, — ответил Джим.       — Мы говорим об убийстве альфы омегой, — вкрадчиво пояснил Себастиан. — У этого преступления нет срока давности.       — И что? — нахмурился Джим. — Мы говорим не об этом!       Себастиан не понимал этой разительной перемены в Джиме. Он смотрел и не узнавал вчерашнего эмоционального мальчишку в этом холодном и жестоком омеге. Джим не понимал, что такого в его проступке. Он не понимал, почему убивать плохо. Он разводил руками, и до Себастиана постепенно стало доходить.       — Так, стоп, — он поднял руку, — ты с такой лёгкостью убил оскорбившего тебя альфу, а вчера сопли на кулак наматывал?..       — К чему ты это... — растерялся Джим. — Чарльз хотел избить меня, я испугался...       — Заткнись! — перебил Себастиан. — Ты с лёгкостью можешь убить альфу, сделать это так, что никто тебя не заподозрил... и... Твою мать! — рассмеялся он, понимая, что его провели. — Это вчерашнее «Чарльз, ты всё не так понял» и выходка с ножом — лишь способ надавить на меня? Развести на жалость, чтобы тупой полковник вытащил тебя из плена жестокого альфы, да ещё и права не высказал?!       — Ты всё не так понял...       Джим замолчал, когда Себастиан смахнул со столика посуду. Та с оглушающим треском разлетелась на осколки, и Себастьян вскочил на ноги, ходя из угла в угол, как загнанный в клетку тигр. Джим понял, как ошибся с выбором фразы и подтянул к себе колени, опасливо смотря на альфу.       — А что в этом такого?.. — Он первым решился нарушить тишину. — Да, я догадывался, что ты не бросишь меня, если ощутишь страх своего омеги...       — Я не подчиняюсь инстинктам! — Себастиан перешёл на крик и наклонился к Джиму, смотря в его глаза. — Я — личность, Джим! Я вытащил тебя, потому что так меня воспитали! Мы общались, мы, чтоб тебя, трахались! Я не мог позволить ему издеваться над тобой! Хотя надо было.       — И я о том же, — едва слышно ответил Джим. — Я — личность, Себастиан. И да, я зацепился за тебя вчера, потому что я не хочу признавать Чарльза альфой! Я не хочу с ним спать! Да, я поступил неправильно, разыграл истерику, да, я нарочно кинулся на тебя с ножом, но... Но ты первый, кто захотел мне помочь!       — Не верю ни слезам, ни словам, — холодно прочеканил Моран.       — Да в чём дело?! — искренне не понял Джим. — Ты же сам спросил! Ты сам хотел всё это услышать! А теперь отказываешься, да? Прошу отпустить меня, как только мы сойдём с этого гребаного лайнера. Да, я убийца! Да, я убивал! Я не хочу жить только для альфы. Не хочу, не хочу, не хочу!       Когда его слова перешли на истерический крик, Себастиан подался вперёд, схватил Джима за предплечье и зажал его рот ладонью. Тот дёрнулся, и его плечи предательски дрогнули. Только сейчас Себастиан заметил, как сильно Джим нервничает. На его глаза навернулись слёзы, чёрт его знает, искренние или нет, но полковник притянул его к себе, успокаивающе крепко обнимая и гладя по спине. Он видел много убийц в своей жизни и знал, что все не так однозначно, как порой кажется. Джим дрожал, бил его кулаками, а потом притягивал к себе, обнимая крепко-крепко. Ему было тяжело, Себастиан понимал, всё понимал, и очень жалел, что они познакомились так поздно. Если бы они встретились раньше, он бы непременно защитил Джима.       — Не выдам, — прошептал Себастиан. — Чёрт, просто...       — Мне тоже нелегко! — перебил Джим, снова ударив его в плечо. — Я убил человека, но, поверь, до сих пор не ощущаю вины. И Чарльза убью! И тебя! Только посмейте хоть ещё раз унизить меня!       Себастиан вздохнул и мягко отстранил Джима. Тот всхлипнул, и по его щеке скатилась слеза, но взгляд остался твёрдым и даже грозным. Мальчишка. Горделивый мальчишка, а не робкий пугливый и покорный омега.       — Тяжело с таким характером? — тихо спросил Себастиан.       — Иногда.       — А со мной... связь со мной и вязку ты тоже спланировал?       — Нет, что ты, — поморщился Джим. — Я искал свободу от альфы, а не зависимость.       — Продолжай, — попросил Себастиан. — Ты доучился или что?       — Ну-у-у... — неоднозначно протянул тот и шустро вытер глаза тыльной стороной ладони. — Я закончил, но после этого сразу же сбежал в Лондон, где и стал актёром Ричардом Бруком. За те годы, что проработал в труппе, я стал по-настоящему счастливым. И тогда снова влюбился. Не так сильно, но всё же. Родители не могли меня найти и обратились к Чарльзу, который легко выискивал любых омег. Только представь этот позор... сын-омега сбежал из дома и несколько лет работает в театре под чужим именем!       — Могу представить... камнями не закидал?       — Почти. Отец был готов убить меня, чтобы сокрыть позор, но Чарльз был очарован моей наглостью и моим умом. Он был первым альфой, кто вообще заметил, что я могу думать и красиво говорить. Он предложил моей семье хорошую сумму. За эти деньги Чарльз забрал меня. Нам сделали эти два клейма, как символы принадлежности, но Чарльз не стал тащить меня в кровать. Для этого у него были другие омеги.       — Другие омеги? Такое возможно?       — Да, представляешь? Он же не в браке! Альфа свободный, альфа берёт всё, что движется... С ними Чарльз спал, их же нещадно бил, а со мной обращался как с принцем. Он покупал мне одежду, целовал руки, выводил на приёмы и делал вид, что ищет мне супруга. Он создал Джеймса Мориарти, богатого, развратного и испорченного. Шикарный провокационный и желанный всеми образ. А я порой переигрывал, потому что хотелось его задеть. Но Чарльз... не реагировал. Оставался невозмутим.       — Если он с тобой не спал все эти годы, то зачем ты был нужен?       — Да потому что он — фальшивка! — эмоционально ответил Джим. — Это я обогатил Чарльза! Мой ум, мои сложные схемы, авантюры и обманы. Всё, что имеет Чарльз, заработано мной и только мной! Ты слышал о мистере М, который опутал своими сетями город? Это не он тот самый М. Это я. М — не Милвертон, а Мориарти! Но я же омега. — Джим состроил гримасу. — Кто пойдёт за омегой? Никто! Так что Милвертон лишь мой аватар, под которым сокрыта пустышка. И вот Чарльз обогатился и придумал шикарный план. Впервые что-то придумал сам, но что! Выдать меня замуж за одну влиятельную персону, чтобы потом моими же руками от неё избавиться. Я получил бы наследство, а Чарльз ещё и власть. После этого он собирался заключить со мной брак. И тут появился ты...       — Так у тебя и жених был? — усмехнулся Себастиан.       — Мы пока ни разу не виделись. Смотрины были назначены после круиза. И поэтому я решил, что этот круиз мой шанс. Две недели я хотел жить только для себя. Думал, выберу мужчину, как выбирают альфы, и буду с ним. Создам видимость, что имею право быть с кем-то по любви или по желанию. И я уже даже присмотрел кое-кого, а потом ты толкнул меня, обернулся, и я... понял, что хочу тебя и только тебя. И тебя было так мало каждую ночь. А теперь я помечен и не нужен ни Чарльзу, ни тому влиятельному человеку. Я опозорен, снова выброшен. Всё, что я заработал, принадлежит Чарльзу. Так что и ты прекращай даже думать о свадьбе. Осмеют в приличном обществе. Да и зачем тебе... У меня до тебя было несколько мужчин.       Себастиан, хоть и испытывал ревность, не винил Джеймса. Он понимал его и принимал, но куда больше его волновала история с убийством. Джим убил молодого юношу, готов был убить будущего мужа, и ни капли в этом не раскаялся.       — Я не сдамся... — прошептал Джим. — Хотя этот знак на моём запястье делает меня зависимым, но... Я не сломаюсь. Спасибо, что помог мне, Себастиан, и не бросил. Я обещаю, что к ужину приведу себя в порядок и буду держаться, как и раньше. Хорошо?       Себастиан кивнул и встал. Он не мог выбросить из головы то, как легко Джим рассказывал, что по плану Чарльза должен убить будущего мужа. Словно для него это было нормальным.       — Я прогуляюсь, — небрежно сообщил он. — Отдохни пока. Тебе и правда лучше снова стать Джеймсом Мориарти, чтобы Чарльзу было сложнее тебя достать и вывести.