***
Мирон курит третью подряд и матерится так, что обзавидуются «Антихайп», «Слово» и «Версус». Он меряет кухню нервным шагом и ненавидит себя. В принципе, ситуация достаточно обыденная: это на людях Мирон — король всего русского рэпа, а дома — психические расстройства, сомнения и комплексы отличницы. — И что мне делать?! — спрашивает он уже утомленного его метаниями Охру. Дебильная видяшка из сториз Славы пересмотрена уже раз десять и засела в мозгу на репите. Там и насмешливый взгляд, и как всегда будто укуренный голос с ленивыми интонациями, и ржущий Фаллен на заднем фоне, и «Оксана, охлади пыл, приходи». Классика. И почему он думал, что самое страшное уже случилось, когда он проебал? — Я не могу прийти на «Слово»! — в который раз объявляет Мирон. — Это уже будет ни в какие ворота! — Не понимаю, почему ты вообще раздумываешь? — Ваня пристально следит за его перемещениями. — Чем это отличается от сотни бессмысленных твиттов? Да пусть хоть обосрется, у тебя отлично получается игнорировать его. Мирон поджимает губы. Ваня прав, и это впервые ужасно бесит. Со стороны, разумеется, обращение ничем не отличается. Не отличается для Вани, для всех остальных, но не для Мирона. И дело тут не в проебе. Это вызов. Все предыдущие твитты и приколы были безобидными в общем-то и скорее напоминали приветы. Будто Слава всякий раз ждал, что Мирон улыбнется, и Мирон улыбался. Как ни странно, в эти две гребаные недели после баттла именно вот такие послания от Славы делали жизнь чуть менее паршивой. Но сегодняшнее приглашение — нечто иное, и Мирон чувствует это жопой, интуицией, всеми рецепторами сразу. Он знает Славу, во всяком случае, думает, что знает, и за этим стоит нечто. Только он пока не понимает, что. — С кем у него ближайший баттл? — кивает он Ване. — Кто противник? — Какой-то безликий хуй из Хабаровска, — разводит тот руками. — Самое смешное, что зовут его Родион. Смекаешь? — Охра закусывает губу, чтобы не заржать. — Он издевается?! — Мирон гуглит Родиона из Хабаровска и неожиданно натыкается на совместные фотки со Славой. На них Слава совсем еще молодой, даже будто щуплый, смешной и нелепый, как и все в возрасте от шестнадцати до двадцати. Это неожиданно смущает. Не так, как если смотришь старые фотки в семейном альбоме, а как-то по-другому, будто тебя делает уязвимым изображение, хотя на нем вовсе не ты. Мирон на автомате пролистывает дальше — теперь «Google» щедр на фотки Славы разных периодов его жизни. Мирон усмехается, глядя на дерзкого, но в тоже время милого парня, который яростно орет матом на баттлах, а потом целует котов. — Бывший любовник, — объявляет он Ване, снова глядя на Родиона, — в этом вся интрига. — Пиздишь, — удивленно таращится Охра и заходит за спину, чтобы тоже посмотреть фотки. — Гнойный реально педик? — скалится он. — Как ты понял? — Иначе зачем ему звать меня на этот баттл? — Мирон пожимает плечами. — Он сделал кучу баттлов, но зовет именно сюда. Точно любовник. Разум подсказывает, что безмозглые детективы видят то, чего может вовсе и не быть, но недовольство внутри растет, и он продолжает листать фотографии. Про Родиона ничего не известно, и это бесит еще больше. «Групповухи меня не интересуют», — отбивает он сообщение и тут же жалеет об этом. — Погоди, — Охра хмурится, явно не догоняя, что происходит, — при чем здесь ты? Он застывает с дебильной рожей, и его несчастные мыслительные потуги даже вызывают сострадание. — Так, поясни мне популярно, что происходит между тобой и этим убогим клоуном? Ты поперся к нему после баттла, потом как брошенная гордая девица отслеживал его записи во всех соцсетях, но никак не реагировал, и вот теперь эта хуйня про любовника. Чё это значит вообще?! В этот момент от Славы приходит ответ: «Подержишь свечку». Мирон показывает телефону фак и прикуривает снова. — Что ты думаешь о Гнойном? — спрашивает он, будто следователь. — Если не учитывать, что он разъебал меня, троллит и все остальное. — Ну, хуй знает, — Ваня недружелюбно косится на телефон, явно раздражаясь, что не догоняет всего. — Ебанашка и распиздяй. — Угу, — соглашается Мирон и отводит взгляд. Возможно, Ваня прав, и ничего в Славе нет, кроме всей этой бравады, антихайпа с хайпом и глупостей. Или есть. Мирон кривится, поджимает губы. Идти на баттл точно не стоит: после второго раунда на «Слове» его меньше всего будут рады видеть. — Ты не ответил, — угрожающе наступает Охра. — Ладно, все знают, что Гнойный тобой одержим, но ты-то куда? Тебе что… — он затыкается, не в силах произнести откровение вслух. Мирон неопределенно пожимает плечами. — Ты прав, это бред. У нас «Олимпийский» на кону. Сейчас не время и не место. И кто меня пустит на «Слово»? «Тебе забить местечко на моей половине?» — между тем подначивает Слава; Охра лишь бормочет что-то про то, что Окси пустят куда угодно. «Я сам решу, за кого буду топить», — из чистой вредности отвечает Мирон и тяжело вздыхает. Похоже, грядет новая историческая хуйня, и он неожиданно радуется. Давненько его самолет не трясло, и пусть это скорее всего обернется пиздецом, почему он должен отказывать себе в приключениях? — Ебало могут разбить, — сообщает он Охре. — Если что, одолжишь маску? — Я тебе добавлю тогда, — тот обречённо вздыхает. — Вместе пойдем, вчетвером, — отрезает он. — Нет, — тут же спорит Мирон, — тогда точно начнется месиво. Кстати, Фаллен утверждает, что про тебя и него пишут фанфики, где вы ебетесь, — неожиданно вспоминает он. — Чё? Какие фанфики? — недоумевает Охра. — У Фаллена есть фанаты? — Видимо, есть, — пожимает плечами Мирон. Его не интересует Фаллен, как и его фанаты. Его интересует Слава, и это пиздец как неправильно, с какой стороны ни посмотреть. — Почему ты хочешь с ним подружиться? — не отстаёт Ваня. — Нахуй тебе сдался этот придурок? Он герой-однодневка, птица не твоего полета, ну, или ещё как-то пиздец поэтично в твоём духе. Ещё немного поорут о нем по углам и забудут. — Он другой, — не соглашается Мирон, — не могу объяснить, но все не так просто. Думаешь, почему он победил на самом деле? Поддержка ребят со «Слова»? Панчи? Ваня отводит глаза и пожимает плечами. — Может, сегодняшняя туса прочистит тебе мозги. Там будет много классных сисястых девчонок, — с надеждой вставляет он. — Вань, мы с тобой с две тысячи двенадцатого, — Окси смеется, — и про то, как выглядели мои бабы, не придумал панч только ты, разве что, так что не надо про сисястых девчонок. Слава победил, потому что он не все. Да, изучил врага, хорошо подготовился, огромный опыт в баттлах, но, бля, считай меня долбоебом, но я по-прежнему уверен, что тут решают личности, а не панчи! — Да иди ты в пизду со своим Гнойным, надоел, — Охра качает головой и уходит на кухню, оставляя Мирона одного. Мирон не сильно впечатляется. Он знает Ваню и знает, что тот в любом случае поддержит, ведь они семья. Вопрос в том, какая поддержка ему нужна сейчас? Не исключено, что поддержка в виде хорошего хука справа, чтобы выбить из головы все бредовые мысли о личности Славы, о его словах, действиях, о его странном поведении. В конце концов, им не шестнадцать лет и пора думать головой. Когда на тебе такая колоссальная ответственность, от душевного равновесия зависят многие люди, а Слава это равновесие раскручивает как ебаную карусель. И если раньше его твитты и песни пролетали мимо, то теперь спрятаться от них не получается. Поэтому идти на «Слово» — самая дебильная идея из всех. «Не ссы, Оксана, если что, я тебя не дам в обиду», — приходит от Славы, выдавая его ожидание ответа. Мирон посылает ему стикер с факом и усмехается. Можно было и не сомневаться в том, что он придет. Ведь иначе посчитают ссыклом. Ладно, если быть честным хотя бы с собой, то ему любопытно. Посмотреть на Славу в его родной стихии, посмотреть, как он подготовится к другому противнику, как все отреагируют на появление Мирона. Когда-то он любил рисковать, шокировать даже. Похоже, пришло время тряхнуть стариной. Мирон улыбается задорно и думает о том, что обязательно стоит надеть что-то из имперского мерча.***
«Слово» собирается в какой-то дыре. Мирон хмурится в навигатор и не понимает, в какую подворотню надо идти. Тут, как и везде в центре, сеть из дворов-колодцев, которые когда-то были мрачными, прославлялись классиками и романтиками, побуждали людей на преступления, суициды и отчаянные поступки. Сейчас, в век хипстеров, когда, как правильно отметил ST, их освещают шестыми айфонами, в каждом таком дворе уже свой суши-смузи-вейп-бар, и суицидальные мысли здесь появляются только разве что у Мирона, когда он видит небольшую толпу у входа и понимает, что ему, видимо, сюда. Внутри все предательски сжимается. Он застывает в темной арке, пока что невидимый для тех, кто под светом фонаря, но, стоит выйти, и начнется. Что? Мирон не знает, но проверять, откровенно говоря, боится. Не потому что печется о своей роже, а потому что… Бля, давненько не было такого, чтобы Мирон чего-то боялся. В эпоху Вагабунда шанс получить по роже был ежедневный, отчего становилось на это решительно похуй. Сейчас же ебаная ответственность, репутация… Нет! Мирон сердито распрямляет плечи. Уйти сейчас — подтвердить слова Славы о том, какой он теперь безобидный и беззубый. Нахуй всех! Он шагает из арки с гордо поднятой головой, но все же скрыв лысый череп под капюшоном; преодолевает расстояние до входа в клуб буквально в три шага и уже у двери вдруг понимает, что здесь вход наверняка по заранее купленным билетам или спискам, и он без понятия, есть ли там его имя. Неизвестные ему ребята на входе застывают с охуевшими лицами и естественно даже не думают тормозить его, лишь пялятся и начинают шептаться, едва он поворачивается спиной. В зале уже людно и шумно — вокруг много знакомых лиц, но его замечают не сразу, и Мирону удается занять место у стены, чтобы и дальше не привлекать к себе внимания. Весть о том, что он здесь, все равно быстро разлетится, поэтому пара-тройка минут в относительной тишине и спокойствии не помешают. Найти Славу в этой разномастной толпе несложно — он в своей коричневой несуразной куртке на фоне стильных выпендрежников смотрится белой вороной. И вот Мирон наблюдает, как его имя начинает переходить из уст в уста. Это похоже на киносцену или игру в испорченный телефон. Один шепчет другому, тот старательно делает вид, что не косится в его сторону, но все равно делает это, тут же натыкается на спокойный взгляд, отворачивается, чтобы наклониться к соседу, тот повторяет те же движения и цепочка продолжается. Мирон следит неотрывно, ожидая, что будет, когда инфа дойдет до Славы. Тот поднимает голову и смотрит на него одновременно и недоверчиво, и самодовольно, за что тут же хочется дать ему по роже, однако, улыбка все портит — теплая и смущенная. Слава салютует пивом и застенчиво, как кокетка, опускает взгляд. Мирон мысленно выдыхает. Судя по всему, Слава дает ему время освоиться, а не начинает сразу вести себя как уебан, создавая хайп на антихайпе. Мирон натыкается на пристальный взгляд Чейни, но забивает на это хуй. Его значимость все еще слишком велика, чтобы Ден пошел на конфликт. Мирон ухмыляется почти как в старые-добрые времена и идет к бару. Можно и пива выпить, хуле там. Ему наливают бесплатно, точнее — за автограф прямо на предплечье, и бармен обещает набить поверх татуху. Мирон особо не слушает, а размышляет, сколько человек смотрят славины сторис, чтобы понять, почему он здесь. В этот момент Чейни призывает всех к тишине и объявляет начало баттла. Мирон находит глазами того самого Родика из Хабаровска: среднего роста, не качок, но и не дрищ, немного татух, пирсинг на губе… Он выглядит противоречиво — под стать самому фрику Гнойному: одет не провинциально, но как-то по-убогому небрежно, без вкуса и стиля, однако черты лица броские, даже экзотичные, взгляд невольно прикипает к ним, словно не может до конца разглядеть как следует. Мирон настолько залипает, рассматривая противника Славы, что не вслушивается в слова текста. Тот изменился со времен фоток в интернете, ушла молодая нелепость, и приходится признать: на «Слове» ошиваются не такие уж и придурки, как он описал в своем раунде. Он слушает панчи — пока что это стандартный набор про хуи и жопу без каких-либо личностей, но напряжение чувствуется. Повинуясь необъяснимому порыву, Мирон берет еще пиво и делает пару шагов в сторону толпы. Он не уверен, что стоит приближаться, но посмотреть поближе хочется. Слава хорош без преувеличения — у него классные и меткие рифмы, в своем раунде он тут же наступает, так что у Родиона начинают ходить желваки и краснеет от напряжения лицо. Почему-то именно сейчас Мирон замечает, как сильно тому нравится Слава. Впрочем, как и многим здесь, потому что зал тонет в выкриках его имени. Прежде чем выкрикнуть «Слово», Гнойный припечатывает: — Мы можем сколько угодно спорить, кто из нас больший пидор, вот только мой бойфренд пришел на баттл, а твой лижет клитор! Время останавливается. Ровно три секунды отводятся Вселенной на то, чтобы публика осознала, что только что озвучил Слава, и чтобы Мирон нацепил на лицо хоть какое-то выражение, кроме тотального ахуя. Вот уж действительно топ-панч, блять! Три секунды проходят, и время, будто опомнившись, ускоряется. На него поворачиваются сразу все операторы и зрители, в лицо светит фонарь над камерой, и идея подойти поближе кажется сейчас даже глупее панча про гулькин член. Сейчас очень-очень нужно сказать что-то остроумное, злое и крутое, но Мирону не приходит ничего в голову, кроме как театрально обернуться, будто бы в поисках того самого бойфренда и развести руками, мол «хуй знает, о чем вы тут, ребята». И широко улыбнуться Славе. Почти как оскал на маске Охры, да. Ор едва не разрывает барабанные перепонки: вот это поддержка зала, ничего не скажешь. Слава щурится, смотря на Мирона сквозь толпу, беззаботно, даже мило улыбается в ответ, хотя в пору снова излучать самодовольство — устроил, сука, очередную сенсацию. Чейни призывает всех к тишине и объявляет второй раунд. Мирон выдыхает и судорожно глушит свои смешанные чувства пивом. Через пару минут телефон в кармане вибрирует трижды: Охра спрашивает, пора ли поздравлять и какого хуя не сказал нормально, Драго просто охуевает, Оби интересуется, куда ехать пиздить Гнойного. Все прилагают скрины из твиттеров про то, что Слава назвал Окси своим парнем на баттле. Пиздец. Мирон отбивает друзьям смс и вытирает пот со лба. Самое время вспомнить, зачем он вообще сюда пришел, но тут Родик начинает баттл по фактам. — Всем интересно, почему ты сбежал в Питер, я расскажу, ведь, если отмотать в начало твой твиттер, станет понятно и ежу, кто твой триггер, — он показывает на себя, Слава закатывает глаза и оборачивается на Фаллена, чтобы обменяться многозначительными взглядами. Родион между тем продолжает: — Не хватает только прокладок, чтобы вытирать слезы, ведь там не Гнойник, а Сонечка и ее бабские грёзы, а кто Раскольников, спросят у гугла твои фаны, — он картинно оглядывает толпу, — эй, читер, похоже, у тебя закончилась мана, теперь узнает даже твоя мама, Родик давно не герой твоего романа! — Это Оксана! — вставляет Фаллен, и Мирону становится дурно. Совершенно не радует, что он оказался прав насчет пидорства Родика. Тащить на баттл бывшие отношения — грязь, и он злится одновременно потому, что не хочет ничего знать об этом, и потому что ему иррационально волнительно за Славу. Вот так стоять и не знать, какое еще грязное белье достанет обиженный любовник — реальный пиздец. — Ты можешь все отрицать, кричать — враки! В Рашке все равно запрещены гей-браки! Но у твоих вымышленных подружек нет шансов, ведь больше мужиков ты любишь… Кого? — Родик призывает зал выкрикнуть вместе с ним: — Трансов! Слава ржёт, но нервно скрещивает руки на груди, явно ожидая следующую порцию откровений. — Ладно, знаю, про это шутить уже избито, и я здесь не для того, чтобы быть битым, а чтобы рассказать про нового идола баттл-рэпа всю правду, пусть для меня это будет тоже зашкварно! Ты не КПСС, ты — Машнов Слава, и сейчас будет безжалостная облава, обличительная история, какая ваш хваленый МС шалава и клава! — Виски, — нервно бросает Мирон бармену, даже не глядя в его сторону. Ситуация все больше превращается в лютый пиздец. Этот недоделанный Раскольников приехал явно не просто так, и остается надеяться только на то, что Слава готов к этому. По-хорошему, Мирону стоило бы радоваться: вот его врага хуесосят по фактам, пусть получает по заслугам, но хрен. Он напряженно замирает, ожидая экзекуции. Брошенный любовник — неуправляемая катапульта, ему, как никому другому, это известно, вот только тут явно не слезы и просьбы, а угрозы и удары. Дерьмо! — Ты можешь сколько угодно панчить, как ты ебал в рот всех, но я-то не по наслышке знаю, сколько раз ты сам делал минет, — продолжает Родик. — Впрочем, хвалить не стану, тексты засирать устану, но даже диссы ты пишешь лучше, чем сосешь члены. И все любят шутить про то, что ты пил мочу, но что скажешь, чувак, про мою кончу? Дальше откровеннее и злее: в какой позе Слава любит, как стонет, как неумело признается в любви… Даже не грязь, а что-то настолько личное, что поганому Родику хочется начистить ебало. Мирон отставляет пустой стакан и мрачно наблюдает за этой жестью. Наблюдать совершенно не хочется. Будь его воля, он бы прекратил немедленно, хотя, казалось бы, что такого? На баттлах ведь так и нужно — уничтожить противника. Это только Мирон читает лекции и нудит о культуре. Но нет. Здесь слишком личное и слишком злое. Смотреть на это молча невыносимо. — Если врезать ему, то баттл остановят и не выпустят в сеть, — неожиданно говорит бармен. Мирон косится на него и кивает. Если Слава не даст отпор, то устроить потасовку будет неплохим выходом. Охра не оценит, конечно, но трудные времена требуют жертв. Его опережает Замай: выходит из-за спины Славы и просто бьёт Родика прямо в нос. Тот заторможено отвечает, и вот уже некрасивая драка почти решает исход баттла. Слава вместе с Фалленом пытаются оттащить Замая, Чейни с неизвестным Мирону парнем — удержать Родика. Маты, вопли, улюлюканье — публика начинает бесноваться, желая все больше крови и зрелищ. Мирон наблюдает ровно минуту, но наблюдать со стороны за этим бессмысленным мордобоем недостойно мушкетеров и других героев. Мысленно прикинув, во сколько обойдется перенос концерта в случае сильных повреждений, он выдыхает. Какого хуя все, что связано со Славой, оборачивается катастрофой? Однако не успевает он решить, как остановить драку, ему самому прилетает в ухо откуда-то сбоку: Берсерк, ну, разумеется, по нему ведь тоже проехались на баттле. Мирона отбрасывает прямо в эпицентр драки, на Родика, и он запоздало понимает, что такой маневр наверняка был сделан намеренно. Впрочем, увидев его так близко, Родион словно трезвеет и застывает с перекошенным лицом и занесённым кулаком. Эта секундная заминка позволяет Чейни всё-таки скрутить его. — Съеби нахуй! — все равно гавкает Родик, смотря прямо на Мирона, но в его взгляде нет смелости или уверенности — ясно, что, даже имея возможность, тот не решится врезать, как и большинство людей вокруг. Это придает уверенности. Мирон выдыхает и расправляет плечи, чувствуя, как ухо и щека начинают гореть — Берсерк двинул нормально. Похуй. Он один тут, кому никто не осмелится напрямую что-то сделать или сказать. Кроме, разве что Славы. Мирон обводит взглядом притихшую толпу вокруг. — Я создал баттл-рэп в России не для этого мудатства, — громко и зло объявляет он, глядя на Родика, — тут тебе не «Дом-2»! — Да какого хера?! — тут же встревает Слава — сам он бледный, с испариной на лбу и бегающим взглядом. — Будешь и тут лекции читать, праведник, блять?! — А, так такая хуйня — норма на «Слове»?! — Мирон поворачивается к нему и прожигает сердитым взглядом. — Предупреждать надо, а то меня уверяли, что это лучшая баттл-площадка в стране. — А что тебе, собственно, не нравится?! — Гнойный разводит руками. — Это ж меня хуесосят, а не тебя! Или твои уши такие нежные, чтобы слушать подобное? Тогда лучше уходи, потому что сейчас будет мой заключительный раунд! — толпа тут же радостно подхватывает это заявление. — Баттл не выйдет в сеть, потому что была драка, — непонятно на что злится Мирон и упорствует, хотя и понимает, что лучше свалить отсюда поскорее: это не его тусовка, не его бар, и усугублять все нравоучениями не стоит. — Но он еще не закончился, и я должен победить, — в тон ему упрямо отзывается Слава. — Не мешай мне. Мирон переводит взгляд ему за спину — на Замая — и вдруг понимает: все было спланировано, чтобы позорный для Гнойного баттл не показали. — Ой, да похуй, побеждай! Расскажи, кто из вас куда кончал, Шурыгина, бля! — гаркает он и отходит, толкая Славу плечом. И тот разъябывает Родика к хуям. Слава ведет себя ничем не лучше — мстит за каждое слово зло и беспощадно, выворачивая нутро и выкладывая еще больше подробностей своей личной жизни, бьет прицельно и больно, так что в какой-то момент отчетливо видно, как подозрительно блестят глаза потухшего Родика. — И ты приехал сюда, чтобы что-то доказать, меня якобы сломать, морально выебать? Ты не первый, готовь пердак, я буду кончать: тебя просто никогда не любили, блять! Возвращайся скорее в Хабаровск, хоть раком и далеко, бедный маленький Родик, тебе разбили сердечко, а теперь еще и разъебали очко! Слово! Толпа скандирует «Гнойный», судьи присуждают ему победу, Родик спешит унести ноги, а Мирон находит Славу в туалете — проблевавшегося, еще более бледного и злого. — Нахуя ты принял его вызов? — спрашивает Мирон, предварительно проверив кабинки. — А нахуя ты пришел? — Слава врубает воду из крана на полную и сует голову под струю. — Баттлить с любовником — верх идиотизма, — Мирон поджимает губы, — особенно с таким уебком. — Мы с ним ничем не отличаемся, не надо меня жалеть, — цедит Слава. Его волосы уже намокли, а он все равно продолжает держать макушку под водой, словно вода недостаточно холодная, чтобы мгновенно освежиться. — Тоже мне защитник нашелся, блять, — все же выпрямляется он, и десятки тоненьких струек тут же мочат ворот футболки. Мирон зависает, наблюдая за этим, но тут же берет себя в руки. Ему здесь явно не рады, так что нечего рефлексировать на пустом месте. — Я не прав, — обрывает он поток собственных мыслей, — ты не только повторяешь мои косяки, но и совершаешь те, которые мне хватило ума не сделать. Как баттл с Шокком, например. — Какие откровения, пиздец, — неожиданно несчастно стонет Слава, пряча лицо в ладонях, трет его и так и застывает, прижав пальцы к глазам. — Больше всего я хотел сейчас услышать подтверждение того, что ты правда ебался с Шокком. Это действительно должно меня приободрить? — он опускает руки и смотрит отсутствующим взглядом куда-то мимо Мирона. — А тебе не похуй, что ли? — не отступает Мирон. — Тебе ж на все похуй и антихайп. Выебал меня на баттле, выебал бывшего парня. Какая разница? — Надо нахуяриться, — решает Слава, словно игнорируя его выпад. — Спасибо, что пришел, конечно, посмотрел, как я обмазался говном с ног до головы… Знаешь, я серьезно думал, что похуй будет, — все же нервно прыскает в кулак он, после чего делает несколько шагов взад-вперед, запустив пальцы в мокрые волосы. — Блять, реально проблевался после баттла! Как будто меня арматурой изнасиловали, сука! Семь раз! — Ну, это хорошо вообще-то, — Мирон улыбается, наблюдая эти метания, — значит, не все потеряно, не такая у тебя гнилая душа, как ты хочешь показать всем тут. Он делает к Славе шаг и застывает, не зная, что еще можно сказать. — Потом отпустит, — выдает он банальность, — когда рвется вот так по живому, зарастает быстрее, хоть шрам и грубее. — О, лучше заткнись! Думаешь, я из-за этого уебка пиздострадаю?! — снова начинает злиться Слава, хотя неожиданно тушуется под внимательным и выжидающим взглядом Мирона. — Иди нахуй, не буду я с тобой откровенничать. И так достаточно того, что ты теперь знаешь. — Все «Слово» знает, — широко улыбается Мирон, — и про твоего бывшего, и про то, что я, в очередной раз продавшись, видимо, пришел на вражескую площадку, да еще и полез в драку — то ли твою честь защищать, то ли еще хуй знает что. Он разводит руками, давая понять, что в жопе оказался вовсе не Слава. — Мою честь защищать, — тот закатывает глаза. — Я тебе че, баба? Никто тебя не просил вмешиваться вообще-то! — Слава тоже делает шаг к Мирону, и теперь они снова стоят почти вплотную. — Не парься, слухи, конечно, будут, но без пруфов они так и останутся слухами. Сам Оксимирон был на «Слове», пф-ф-ф, я бы не поверил! — Наверняка кто-нибудь снял исподтишка, — Мирон пожимает плечами, — ты не поверишь, но мне похуй. Нет, не на репутацию, конечно, но вот на эту хуйню — точно. Ты позвал — я пришел, пусть хоть взорвут твиттер, вообще фиолетово. Обидно только, что по роже получил, — он кривится. Последние слова явно приводят Славу в замешательство: он начинает пытливо разглядывать Мирона, не скрывая своего беспокойства. — Бля, у тебя тур на носу, нужно беречь ебло, че как маленький, — ворчит себе под нос он и вдруг пристраивает прохладную ладонь на ноющее ухо. — Болит? Мирон вздрагивает от этой внезапной нежности и наверняка краснеет, одна надежда, что херовое освещение не выдает этого. — Переживу, — бросает он и хмурится. Непонятно, что ждать от Славы с его постоянными шутками и подъебами, непонятно, что ждать от себя с бешено колотящимся в груди сердцем. Они мнутся, как школьники, в туалете, куда в любой момент может вломиться кто угодно, а Мирон не в силах сделать даже шаг. — Я просто хотел увидеться, а ты, падла, игнорировал меня, — вздыхает Слава, тут же становясь каким-то нерешительным, даже робким. Волосы торчком, заплаканные глаза, искусанные губы… Все тот же парадокс: циничный, злобный и непобедимый Гнойный на деле такой уязвимый и искренний. — Нихуя ты не увидеться хотел! — тут же заводится Мирон, вспоминая, как все началось. — Ты меня хотел унизить, высмеять, уничтожить! Он делает последний, отделяющий его от Славы шаг и теперь, упираясь грудью ему в грудь, смотрит снизу вверх сердито и решительно. — Ты меня не обманешь, — твердо говорит он, — я не ведусь больше на все это дерьмо. Слава явно хочет сказать какую-то гадость в ответ, но отчего-то сдерживается. Он удрученно мотает головой и наклоняется вперед, чтобы, обняв Мирона за плечи, прижать к себе. — Я тоже, — невпопад отвечает он. Вот сейчас самое время уйти. Потому что Мирон и правда давно не ведется, не верит и не обнимается в грязных общественных туалетах с блюющими там парнями. Он уже взрослый, состоявшийся и ни за что не совершит еще больше ошибок, чем наворотил до этого. Но Мирон не уходит. Он смотрит на Славу в упор, готовый то ли целоваться, то ли бить по ебалу, то ли получить самому. — И почему я запал именно на этого бритоголового злобного жида? — говорит Слава куда-то в бок и, отпустив Мирона, для верности отходит на пару шагов. — Вижу, хочешь в нос мне дать. Понял, отъебался, — он выставляет ладони в подобии защитного жеста и поворачивается к двери. — Так долго пытался достать меня и вот так сливаешься? — не удерживается от подъеба Мирон. — Нет, просто не собираюсь сосаться с тобой в грязном туалете, — беззлобно огрызается Слава. — Ты только что здесь блевал! — возмущенно заявляет Мирон. — Ничего грязнее даже я не смогу вообразить! — Ладно, поехали ко мне, я почищу зубы, — фыркает Слава и нахально лыбится. Мирон ничего не отвечает, лишь неотрывно смотрит на него долгим тяжелым взглядом, после чего все-таки выходит первым, не заботясь о том, попадет ли он распахнутой дверью по славиному лицу или нет.