Девушка на миллион

Шиба светился весь как новенькая золотая монета и был прямо до безобразия счастлив. Мыслями он витал в облаках, ожиданиями томился до вечера, на службу настроиться никак не мог — работать вдруг совершенно расхотелось, словно ответственный капитан со своим ленивым лейтенантом поменялся отныне ролями. Ичимару, которому намедни с чувством, с толком, с расстановкой рассказали где его место и что ему оторвут, если он еще раз сунется со своей «помощью» — то есть, с постановочными приставаниями, — куда не просят, ныне и впрямь являл собой пример для подражания. Он что-то тихонько поскрипывал пером в отчетах, ненавязчиво мурлыча какую-то песенку. Последняя делала атмосферу в кабинете еще более непринужденной, даже расслабляющей, отчего веки сами собой слипались, а улыбка становилась всё шире и шире. Ичимару хитро поглядывал на Шибу, Шиба безразлично это ему дозволял: всё равно от этого прохвоста он не смог бы ничего утаить, так пусть знает и завидует. Шиба плевать хотел на всех, ничего и никого не видя перед собой — у него в глазах по-прежнему стояла картина уснувшей, уткнувшись ему в грудь, Хисаги, а под пальцами до сих пор чувствовалось тепло ее тела. — Я, наверное, схожу… — Ичиго ободряюще взъерошил волосы и ударил затем руками в стол, резко подымаясь. — В Десятый, да? Отец… просил… занести… какую-то… новую… — Встретившись тут с лукавой улыбкой Гина, он не выдержал — смущенно засмеялся. — Сходите-сходите, тайчо, — пролепетал ему помощник и демонстративно отложил еще один дописанный отчет в стопку тех, что с утра требовали подписи начальства. — Только не забудьте, хе-хе, что через Девятый отряд добираться туда будет куда ближе. Шиба сверкнул было глазами: с какой стати Ичимару стал бы приближать срок своего перевода, да и с какого сам он стал круг через всю столицу делать по дороге из Девятого в Десятый? Впрочем, это еще вчерашний Шиба вскипел бы да отчитал лейтенанта за то, что принимал его за дурака, а сегодняшний Шиба только фыркнул смешком и поерничал: — Непременно воспользуюсь твоим дельным советом. Закинув занпакто за плечо, Ичиго приосанился, поправил оби, одернул форму, прибрал на себя деловой вид — пускай Гин думает, что он и впрямь с визитом к капитану Мугуруме намылился, тогда как в Девятый Ичиго тянул со страшной силой иной шинигами. Иная. Ему уже не терпелось ее увидеть, ведь они расстались — страшно представить даже! — целых два часа назад, и теперь ему остро требовалось разыскать лейтенанта Девятого… по делу, да. Чтобы обсудить с ней кое-какие организационные моменты, несомненно. И вызвать у нее новый приступ смущения как бы между прочим… И густым румянцем по ходу насладиться. И вдохнуть украдкой аромат ее кожи. И поцелуй сорвать, тоже украдкой, раз всё-таки они — на службе. Парень вновь мечтательно улыбнулся, направляясь к выходу, однако не успел и за створку седзи потянуть, как дверь вынесло «ураганом», с порога люто прошипевшим: — Ичччиго, сволочччь!!! Шибу и без урагана смело с порога — он так и вжался спиной в стену: сделалось страшно неспроста. — Ку… Куукаку?! Ты чего здесь??? — Двоюродная сестра с детства внушала ему трепет, а еще первой познакомила задиру-братца не только с фейерверками, но и с увесистыми подзатыльниками. Сейчас она как раз закатывала рукава для нового такого, из глаз метала не искры — целые салюты, а вообще с ее взрывным характером в Ичиго могли и из алебарды пальнуть. Алебарда, к слову, могла запросто отыскаться у сестры под юбкой, как и еще тысяча снарядов, способных половину Общества душ на воздух поднять. — Ах ты ж мелкий засранец! И ты еще спрашиваешь?! — Сейчас, правда, в воздух подняло только одного долговязого и крепкого капитана, да еще и тряхануло того с недюжинной силой, будто пушинку; у всех Шиб мощи было хоть отбавляй, даже у девушек, даже не у шинигами. Ичимару присвистнул: — Охо-о-о! Намечается что-то интересненькое?.. — Гин, выйди вон! — приказали ему тотчас же: Ичиго не собирался на людях решать семейные распри. Однако его сестра имела иное мнение на этот счет: — Пускай останется! — гаркнула Куукаку. — Я и ему шею сейчас намылю! Он ведь тоже в курсе этого паскудного спора, да?! — Она яростным взглядом прошила лейтенанта насквозь, а брату сунула кулак под нос: — Так бы и расквасила твою бессовестную рожу! Ичиго вспыхнул — живо отбил чужие руки и, сиганув в сторону от безумицы, возмутился: — Чего ты отчитываешь меня?! Мне что, пять лет?! — И утер, меж тем, совсем не по-взрослому обиженно хлюпнувший нос. Ичиго сдвинул брови, виновато взглянул и хрипло спросил — в горле его вмиг пересохло: — Откуда ты знаешь? Про спор? Куукаку передразнила его заикание и съехидничала: — Из первых уст! Твоя дорогуша Хисаги с самого утра растрепала всё своей лепшей подруге. А кто-о-о у нее лепшая подруга?.. Ичиго пятнами пошел: он совсем об этом не подумал, забыл. Мац-ц-цумото! Черт бы ее побрал! Зато кое-кого такой поворот весьма обрадовал: — Яре-яре, то-то ведь огорчится бедная Шу-чан, когда всё-о-о-о-о прознает… — Заткнись! — шикнули на него, а затем еще и на сестру оборвались: — И ты тоже заткнись! Вы же ничего про нас не знаете! Ничегошеньки! — Я-то?! — Куукаку заткнуть было не так легко. — Да нам с Йоруичи только что во всех подробностях расписали твое вчерашнее приключение. Ты что, идиот, Ичиго?! Это что, за мерзость?! Как ты смел пасть так низко?! Ка-а-ак, ты, мой брат, даже в мыслях мог опуститься до подобного поступка?! Это подло! Хисаги — живая душа, а ты спорил на нее как… на куклу бездушную! У Куукаку в бешенстве задергалась бровь и рука сама потянулась собирать в руке огненный шар, чтобы вдобавок ко словам втемяшить свое возмущение в рыжую башку силой. Однако аристократ остановил ее жестом и посмотрел на сестру со всей серьезностью: — Не смей! Ты ничего не понимаешь! Мне нравится она! — Он оглянулся на Ичимару и прикрикнул еще и тому: — Да, нравится! Все слышали?! И тот дурацкий спор не при чем!!! В кабинете пролегла мертвая тишина. У младшего Шибы полыхали гневом глаза под сдвинутыми до боли бровями, да и вообще всё его лицо, еще мгновение назад светящееся от счастья лицо, теперь искажала жестокая мука. Не дав сестре и слова более ему сказать, он сердито отмахнулся и вылетел стрелой на улицу. Прочь. Чтобы освежиться. Чтобы проветрить голову, остудить пыл и взять себя в руки. Настроение было испорчено вконец, а так хотелось вновь окунуться в утреннюю радость с головой и больше никогда не выплывать наружу. Забыться там. Время остановить. Не видеть никого и ничего, кроме нее… Что знали о ней, о нем все остальные? Да ни-чер-та! Ничерта не знали и не понимали. Только он один и мог разрешить эту сложную ситуацию. Шиба подался живо наносить внеплановый визит руководству соседнего отряда, как и планировал. Двойственные цели и скорости его гнали туда, а еще невольно разрывали пополам: если для того, чтобы увидеться с Хисаги, он готов был обратиться ветром, то для того, чтобы отстрочить разговор с Мугурумой, хотел ползти старой сонной черепахой. Объясняться с последним не хотелось, засвидетельствовать факт случившейся связи с девушкой — тоже, равно как и говорить о ее переводе. Почему-то Шибу перестали волновать и отряд, и состояние дел в нем, и место лейтенанта за соседним столиком, он хотел только, чтобы Хисаги просто чаще появлялась у него перед глазами, а еще лучше, чтобы Хисаги переехала к нему в дом, причем неотложно сегодня, даже немедленно. Там бы он точно уберег ее от злых языков. Приступ внезапной страсти — жадности с желанием пополам — охватил молодого Шибу новым огнем, разогнал по венам и без того беспокойную кровь, заставил раскраснеться, размечтаться, распуститься… Аристократ совершенно позабыл о правилах, он даже на службу плевать хотел конкретно в этот момент, он хотел позабыть и о сестре, и о брате, и про семью, и про всех на свете, ибо Хисаги Шу очаровала его и приковала к себе неизвестным отличнику учебы бакудо. Хисаги поселилась у него в мыслях и в сердце. Хисаги нужна была ему как воздух, как вода, как солнце над головой, и Шиба испугался бы такой своей одержимости, если бы… не знал точного ей названия. Он всегда оставался честным с собой. — Ич… — У Шу мгновенно просияли глаза, а щеки сделались пунцового цвета, стоило только кому-то рыжему замаячить на тренировочной площадке; дежурные скоординировали капитана еще у врат, где находился каждый из начальства. Судьба смилостивилась над ним сегодня: командира в Девятом сейчас не оказалось, только одна лейтенант. — Ши… Шиба-тайчо, — смущенно пряча глаза, пробормотала та, когда он подошел, а затем, вспомнив о тренируемых ею новобранцах, крикнула над полигоном: — Самостоятельная работа в парах! Отрабатывайте сегодняшние удары! — И кивком увлекла гостя по тропе за собой. На самом деле, этому самому гостю хотелось мигом скрыться от посторонних глаз вместе с Шу в ближайшей просеке и зацеловать ее там до смерти, но, увы, их обоих чертовы нормы да приличия заставляли вновь держаться на расстоянии — день стоял на дворе, а где-то по Готею, возможно, уже со скоростью ветра ширились слухи об их связи. Ичиго хотелось заткнуть всем рты или самоубиться, но он плыл от близости ходьбы рядом с Шу, глаз не сводил с ее оголенных плеч и считал каждую ресничку, что целовали ее там, куда он хотел. — Мы встретимся сегодня вечером? Встретимся? — коснулось незаметно уха Шу, заставляя девушку еще пуще покраснеть всей кожей и убрать волосы за побагровевшие уши. — Н-не знаю, — робко мотала головой она. — Столько дел навалилось, не знаю смогу ли, — мотала головой и улыбалась: то игриво, то нежно, то стыдливо. С ума сойти можно было! Ичиго описал дугу вокруг нее и нетерпеливо шепнул на другое ухо: — Я ведь не отстану, я ужасно настойчивый, это мой главный недостаток! Шу вскинула на него мгновенно взгляд; в широко распахнутых глазах на дне увеличенных зрачков клубилось такое же вожделение и счастье, что не давало и ему спокойно идти. — У вас нет никаких недостатков, Шиба-тайчо! Ты… вы… превосходны! — еле выдавила она. Он хвастливо улыбнулся от такого восторга и на миг ласково сжал ее пальцы в своих. — А ты — восхитительна… Была бы совсем. Если бы еще стала звать меня по имени. Она прижала согретую им ладонь к сердцу и чуть мотнула головой: — Это решительно невозможно. Не сейчас. Не здесь. Не на людях. Капитан и лейтенант свернули за угол жилых бараков, на какое-то время оставшись без устремленных им в спины взглядов десятка любопытствующих новичков, и тут Шиба позволил себе взять девушку за руки на дольше, зайдя ей наперед и заглядывая в лицо: — Тогда тем более. Я хочу встретиться сегодня вечером, чтобы услышать, как ты зовешь меня по имени. — Он склонился к ее уху и опалил то срамной двусмысленностью: — Снова, и снова, и снова… — Как было вчера. Капитан отлично помнил, как совсем недавно лейтенант Девятого отряда, позабыв о субординации, сладко стонала и нашептывала его имя. От одних этих воспоминаний у Ичиго всё потемнело пред глазами, и он с ужасом вдруг осознал, что может этого лишиться, если дело дойдет до внезапного перевода Хисаги в его отряд или с разоблачением их спора с капитаном Мугурумой. Чертова Мацумото! Он вновь боялся «таланта» этой женщины, которая могла в считанные дни разнести весть о случившемся по всему Готею, тогда как никому решительно не стоило знать о том, что произошло меж двумя фигурантами спора вчера, о том, как Шиба обошел-таки добрую половину мужчин Готея и в который раз вышел победителем в противостоянии. А ведь ему решительно не нужна была победа, впервые в жизни. Шибе нужна была только Хисаги, и после спора еще больше, чем до него; сестре он не соврал, желание его давно вышло далеко за рамки совместной службы. Однако, черт возьми, как он мог уберечь их образовавшуюся крепкую связь от последствий дурного спора?! И Шиба не нашел ничего лучшего, как дать ход назад. Трусливо, так малодушно. — А знаешь? Твоя правда, — он нервно сжал ее пальцы и тут же отпустил, сделав шаг от нее и поклонившись как чужой, в извиняющем жесте, — это эгоистично с моей стороны так наседать на тебя, когда нас обоих сдерживает служба. Шу изумленно взметнула брови, побледнела, утратила улыбку и в глазах ее пролегла густая печаль. Он дернулся ей сказать, что грустить ей нечего, что он не приуменьшал своих чувств, испытываемых к ней, более того, он не собирался отступать от надуманного. Просто… ему нужно было для других обставить всё так, будто ничего меж них не произошло. А затем растянуть ухаживания до конца срока. Признать пред всеми «поражение». Выплатить проигрыш. А уж после обнародовать их отношения. Да, Ичиго мысленно твердо кивнул себе — это был отличный план: ему не жалко было миллиона кан за такую девушку как Шу, и он бы охотно раздал еще по миллиону всем тем, кто когда-то узнал об этом злополучном споре. Ичиго страшно захотелось, чтобы все о нем забыли как можно скорее, Ичиго не желал, чтобы Шу когда-либо впредь дозналась о нем. Он чувствовал, что в противном случае, ее потеряет, чего он и помыслить отныне не мог. Капитан воровато оглянулся теперь по сторонам, заметно поубавив прыть, и подарил девушке короткий поцелуй вместо желанного пламенного. — Давай лучше навестим поместье, м? — кивнул он ей и бегло пригладил щеку. — Не терпится познакомить тебя с родителями. Уверен, на такое мероприятие ты сможешь отпроситься у Мугурумы-тайчо даже посреди рабочего дня. Согласна? Хисаги неопределенно пожала плечами и сказала, что постарается. Простившись с Шибой, она улыбнулась натянуто и даже не оглянулась, отнюдь не подкидывая ему веры в успех только что придуманного им плана.

***

Поместье, принадлежавшее боковой ветви клана Шиба, а именно младшему брату почившего капитана Десятого отряда, оказалось первым благородным домом, в котором принимали Хисаги Шу. Она долго упиралась, пока ее затащили практически силой сюда, но о том не жалела. Всё здесь ее впечатляло до глубины души: и расписные двери, и теплого цвета перегородки из плотной бумаги, и дорогостоящие татами, закрывавшие полы практически повсюду, и изящные вазы в виде украшений, и красивая посуда, и богатая мебель, и искусно плетеные шнурки да темари, встречавшиеся то тут, то там по дому. Не иначе, как кто-то из женщин этой семьи особенно преуспел в рукоделии. Это могла быть одна из сестер молодого капитана Шибы — две принцессы, девочки младшего возраста, но уже умевшие держать иглу в руках, или грациозная леди Шиба, каждым движением завораживавшая глаз. Как изящно она вела себя, как подавала блюда на стол, как поправляла свои складки кимоно, как поистине волшебным образом сложила из салфетки куклу для младшей из дочерей — всё выдавало искусницу именно в ней, и Хисаги хотелось бы походить на эту женщину. — Угощайся, Шу-чан, не скромничай, — хозяйка дома передала ей пиалу с ароматно дымящимся карри и ласково улыбнулась: — Мы очень рады приветствовать тебя у нас. Я сразу заметила, что Ичиго привел к нам скромную, прилежную девушку, но прошу, чувствуй себя как дома. Ичиго сидевший близ отца покраснел. Покраснела и Шу, принявшая с благодарностью и предложение, и угощение, и именной набор палочек, преподнесенных ей Ичиго по случаю. Кажется, так было заведено у всех аристократов. Шу бросила новый благодарный взгляд на парня, но тот спешно отвел глаза, хотя казалось еще миг назад он наблюдал, любовался ею. Он вообще вел себя как-то странно: словно и рядом был, но в то де время — запредельно далеко. Шу ничего не понимала, грустила, ждала новой встречи, а не случайных пересечений, или вот таких совместных прогулок, но, увы, они разительно сократились после той ночи, что соединила их. — Шу-чан? Расскажи, как вы познакомились с Ичиго? — Масаки продолжала поддерживать беседу, поскольку кроме нее это решительно было некому сделать: молодые люди страшно смущались, девочки увлеченно разглядывали незнакомую им шинигами, а отец семейства хитро усмехался одними глазами, покуда рот его был занят обедом. — А? Эм-м… — невнятно протянула было Шу, но вспомнив тут о том, что в кругу аристократов ее природное косноязычие могло стать поводом для насмешек, вмиг собралась. — Мы познакомились на службе, — бросила она вновь взгляд на Ичиго и тот, к счастью, кивнул тут ей в знак поддержки. — Я служу при Девятом отряде, лейтенантом. — Вряд ли стоило его семье знать о несколько чудаковатом начале их дружбы, лучше было и впрямь сослаться на работу. — Даже та-а-ак? — улыбнулась женщина, но в ни в улыбке ее, ни в голосе не проскользнуло иронии. Напротив, говорила она с неким восхищением как будто бы, а глядела и вовсе мирно, по-матерински. — Я думала, что моему сыну не нравятся девушки, служащие при Готее. — Ма-а-ам, — вмиг одернул ее сконфуженный Ичиго, — ну что ты такое говоришь?! Она звонко рассмеялась и настойчиво пригладила складку меж его бровей, чтобы та разравнялась, а вид его стал светлее, доброжелательнее, моложе. Шу только брови вскинула: от такой семейной обыденности ее невольно бросило в жар, но сделалось так уютно, что она враз отключилась от тревожных мыслей и чувств, подумав вдруг о том, как же сильно ей повезло… встретить Ичиго. Шу всегда считала себя оптимисткой. — Так у вас что, всё серьезно? — буркнула темноволосая девочка из его сестер. — Карин-чан, это невежливо, — покачала головой ее сестрица, Юзу, — ты же смущаешь Хисаги-сан. Ее недюжинное смущение и впрямь редко кто мог бы упустить, поэтому Ичиго, нервозно потерев переносицу, лишь виновато пожал плечами, будто говоря Шу: дети, что с них взять? Он выдохнул, набрал побольше воздуха в грудь и любезно пояснил сестрам всё сам: — Ответ на твой вопрос, Карин, — да, у нас всё серьезно с Хисаги-сан. А ты, Юзу, умница, что помнишь правила поведения за столом в отличие от некоторых. Карин с братом тут же обменялись враждебными взорами, но их перепалку живо пресекла мать, только палец к губам приложив. Шу в который раз поразилась: она так боялась сюда идти, в дом к высокородным аристократам, не умея толком правильно ни говорить, ни есть, ни одеваться, а попала в совершенно обычное, невзыскательное общество. Расслабившись, она даже смогла сделать пару свободных вдохов и выдохов, до этого шевельнуться боясь в своем новом, купленном самостоятельно кимоно, но явно поспешила… — Так ты любишь, братика, Хисаги-сан? — прозвучало в запавшей шелковой тишине будто громом посреди ясного неба. Шу одеревенела. Ичиго тоже стукнулся лбом в столешницу: и чье он там воспитание похвалил? Детская непосредственность оказалась сильнее этикета. Меж тем только он один и не смотрел выжидающе на девушку, которая онемела, остолбенела и вообще пожелала сделаться невидимой в такой момент: сказать что она знала, да только смогла бы, смела ли? — Я… Я, Юзу-сан, я… — немыми устами начала мямлить она, заставляя Ичиго всё же тоже взглянуть на нее с любопытством. Глаза Шу судорожно забегали по его ясному лицу, натолкнулись на желанную ласку во взоре, но тут же испуганно прошлись взглядом по своим коленкам, обтянутым непривычным, но красивым голубым шелком кимоно, вызывая желание в нем раствориться как в озере. Шу твердо сидела на пятках, но, казалось, будто земля вот-вот уйдет у нее из-под ног и она верно утонет. Сознание уже плыло, но в обморок свалиться здесь и сейчас Шу было бы ужасно стыдно, однако и правду сказать оказалось тем еще испытанием. — Ха-ха! — на помощь смалодушничавшей гостье пришел ни кто иной как хозяин дома. Ишшин похлопал сына по плечу, любя потрепал любопытную младшую дочь за щечку, подмигнул жене и вновь раскатисто посмеялся, глядя на покрасневшую как рак девушку. — Да всё у наших голубков прекрасно и безоговорочно! Взгляните только на Шу — у нее же на лбу всё написано! А Ичиго?! — Он вновь подколол мальца. — А Ичиго каков? Тот еще хранитель секретов! Подобрал ключик к сердцу такой неприступной красавицы и молчок! Даже отцу родному не признался, вот, стервец! Так когда ждать нового назначения, м? То-то во всем Готее охнут, узнав, что спор-то мой малыш выиграл! Пускай теперь раскрывают пошире свои кошель… Ч-черт! Ишшин запоздало захлопнул рот под вид двух пар округлившихся женских очей: поражена услышанным оказалась не только сама виновница спора, но и его жена. Какая нормальная, неважно благородной она крови или уроженка Руконгая, женщина могла спокойно воспринять такой факт? То, что их место в обществе строго регламентировано, еще не давало повода мужчинам относиться к ним как к вещам. Тем более, если этот мужчина казался всем столь честным, учтивым и серьезным. — Ха-а-а-а… — обронила Шу и растянула дрогнувшие губы в кривой улыбке, едва держась. Под ошеломленные взгляды всех она молча поднялась из-за стола и тихо поклонилась. Слез не было, криков не последовало, в ней будто что-то только что умерло. Возможно, сердце? Возможно, даже мозг? Ведь далее она не помнила, как вышла прочь из столовой, затем из поместья, а там тенью потянулась туда, куда глаза глядят… Ичиго же, напротив, будто прикипев к дзабутону, умыл лицо сухими ладонями и истерично расхохотался в них. Вцепившись затем руками в волосы, он сжал их до скрипа в кулаках, а зубами звучно скрипнул — а план предупредить подобное казался таким отменным. Зря. — Сынок… я… — Ишшин попытался извиниться. — Я не хотел… Я не думал, что… — …не думал что? — хмыкнул на него Ичиго, взглянув с леденящим кровь пренебрежением. Пренебрежением прежде всего к себе. — Не думал, что твой сын собственными руками разрушит свое счастье? Эх! — Он вылетел из столовой догнать Шу, выкрикивая ее имя, но она его не слышала, не отозвалась. Хисаги Шу исчезла из его поместья бесследно — и это стало первым в жизни капитана Седьмого отряда поражением.