***
Эпизод третий. «Мезальянс»
Я в Москве! Отец дает мне один единственный шанс вырваться на свободу и зажить своей жизнью. И я его не использую. Я проваливаю вступительные экзамены в МГИМО. Проваливаю, смешно сказать, немецкий язык! Я! Для которой немецкий был первым языком, который я услышала в жизни. Я! Которая думает по-немецки. Тут явно не обходится без происков отца и Хелмы, которая сопровождает меня в Москву. Я отхожу от доски с фамилиями абитуриентов, теперь уже ставших студентами, понимаю, что слезы вот-вот проложат себе дорогу на свободу, в отличие от меня, и бегу, бегу не разбирая дороги. — Фройлян Марго, куда вы? Фройлян! Остановитесь немедленно! — несется мне в спину, но меня уже не остановить. Какая разница за что получать нагоняй от папы? За то, что ревела при всех, а это моветон — публично-то плакать, или за то, что сбежала. Правда за то, что сбежала наказание будет более серьезным, зато я хотя бы знать буду, что страдаю за глоток свободы. Впереди я вижу деревья, значит, там какой-то парк. Так и есть, я пробираюсь в самый тихий и дальний уголок, присаживаюсь на скамейку и, наконец-то, могу себе позволить зареветь. — Господи, за что ты со мной так? Что этим девочкам и мальчикам МГИМО? Престижный ВУЗ, хорошая зарплата, возможность повидать мир? А я, а как же я, оставшаяся за бортом? Ты хоть понимаешь, что мне теперь придется выйти замуж? Что я из одной тюрьмы сразу попаду в другую. А этот Вадим Николаевич, он такой противный и толстый. Ты бы лег с ним в постель, Господи? — Нет! Он не лег бы в постель с Вадимом Николаевичем, — раздается откуда-то из кустов и я начинаю визжать. — Девушка, вы чего кричите? Что я вам сделал? Вы задали вопрос, я на него ответил. Чего орать-то? — Я что, говорила вслух? — Нет, что вы, это я мысли умею читать, — парень улыбается, и страх мой куда-то пропадает. Уж очень у него хорошая улыбка и добрые глаза. — А что вы там делали, в кустах? — А визжать не будешь? — парень внезапно переходит на «ты». А я начинаю себя чувствовать принцессой Анной во время ее «Римских каникул», это же первое приключение в моей жизни. — Не буду. — Юрка, выходи! — из кустов появляется лохматая голова второго парня, и я, конечно же, начинаю визжать. — Фройлян Марго! Фройлян Марго, — раздается где-то совсем рядом, я вскакиваю со скамейки и сама отважно бросаюсь в кусты. Парни только глаза округляют. — Молодые люди, вы не видели здесь барышню лет семнадцати в синем костюме и с черной сумочкой. — Видели, — говорит парень, который не Юрка. Я задерживаю дыхание, досадуя на мальчишку за его предательство. — Она пошла в ту сторону, к выходу. Я еще видел, как она остановила такси и уехала. — Oh, sie wird mich holen (Ох, она у меня получит), — бормочит Хелма. — Что? — переспрашивает Юрий. — Ничего, молодые люди, спасибо. Хелма уходит, а я замечаю разложенную газету, на которой лежит нарезанная колбаса, наломанный хлеб, какая-то банка консервов в томате и открытая, наполовину опустошенная бутылка, на этикетке которой написаны три семерки. Еще не отдавая себе отчета в том, что я делаю, я хватаю бутылку, обтираю горлышко и быстро, чтобы не передумать и чтобы не отобрали, глоток за глотком выпиваю все оставшееся содержимое. Дальнейшее я помню урывками. Помню, что ребята здесь отмечали поступление в Технологический, помню, что кто-то бегал еще за бутылками, помню, как жаловалась ребятам, что отец позволил мне сдать вступительные экзамены, предварительно объяснив, что если я не поступлю, то меня выдадут замуж за Вадима Николаевича, атташе посольства в ФРГ, мол это лучшая для меня партия. — И ты провалилась? — спрашивает Паша, не помню, когда мы знакомились, но я точно знаю, что парня зовут Павлом. — Провалилась! Причем немецкий не сдала. А я знаешь как на нем хорошо говорю? Я даже думаю на немецком. — Это все твой папахен, больше некому, — икает Юрий. — Что, мой папахен? — Он же атташе, правильно? — Да! — Он учился в МГИМО, правильно? — Да! — Он и приказал, чтобы тебя завалили. Следующее воспоминание… Мы вдвоем с Павлом в какой-то квартире, Юрки почему-то нет. — А где Юрий? — В магазин побежал. — А! — Риточка, а я знаешь что придумал? — Что? — Тебе уже есть восемнадцать? — Да! Я один год в школе пропустила, когда… — я плачу и не стесняюсь своих слез. — Когда я болела после того, как выгнали мою собаку. — Ну, не плачь. Ты такая красивая, тебе не идет плакать. — он гладит меня по голове и плечам, а мне, никогда до того не только не встречающейся с мальчиком, но и вообще их не очень-то видевшей (наша школа была для девочек), очень приятно, и хочется чего-то большего. — Что ты придумал? — А! Да! У меня мама в ЗАГСе работает. — А что такое ЗАГС? — Это там, где женят. Хочешь, пойдем сейчас и распишемся. — Как это — распишемся? — Ну, поженимся. Мне тоже есть уже восемнадцать, я после армии. — А зачем? — Как это зачем? Если ты будешь моей женой, отец не сможет тебя еще раз выдать замуж. И еще… я, кажется, люблю тебя, Маргарита. Хочешь за меня замуж? — он взял мою руку в свою. И стало хорошо и тепло, и ничего не страшно. Мысль кажется мне ужасно смешной и нелепой, но я почему-то киваю: — Хочу! Возьми меня замуж. Самой регистрации я не помню, я же впервые в жизни пила спиртное, да еще при таких обстоятельствах, вот и опьянела, но она была, это точно. Иначе откуда бы на утро в наших паспортах стояли печати? Павел меня в ту ночь даже не тронул, как он сказал, он и правда меня полюбил, и хотел, чтобы все у нас было по-настоящему, и уж точно на трезвую голову…