Дворняжка...

      Я так задумалась, что даже не заметила, как в кухню вошла Мариша, наш добрый ангел. Сказать по правде, я даже не знаю, какой титул Марише присвоить. Няня? Кухарка? Домработница? Нет, скорее домоправительница-домовиха. С первой секунды, как она вошла в наш дом, из него ушли все бытовые проблемы.       Марина Борисовна, дальняя родственница папы, в один день потеряла и мужа, и жилье. Какая-то риэлторская контора обманным путем оставила их с мужем без квартиры, и он этого не пережил. Папа поехал на похороны, а вернулся уже с Маришей, не оставлять же ее было на улице, а моя комната в родительском доме все равно пустовала. Но папа не был бы папой, если бы ограничился только тем, что приютил родственницу. Уж не знаю как, через каких своих старых сослуживцев он действовал, но зло было наказано, пусть и не в уголовном порядке, зато все деньги за отнятое жилье риэлторская контора Марине вернула, да еще и приплатила за смерть мужа, только бы самим живу остаться. И все бы ничего, да не могла она ее деятельная натура без работы сидеть, хирела Маришенька на глазах.       Вот тогда и было решено забрать ее к нам. Я еще вполне справлялась и с домом, и с «Zimaletto», но с каждым днем мне было все труднее и труднее, беременность была отнюдь не самой простой. Андрей предложил взять домработницу, а после родов еще и няню. Марина, как прослышала об этом, так и предложила свои услуги. Мы с радостью согласились и ни разу потом об этом не пожалели.       — Катюша, ты завтракала?       — Кофе попила.       — Не дело это, — строго сказала Мариша, накрывая на стол. — Ходишь за Марго, как за королевой, а про себя вообще забыла.       — Не ругайся, я только посмотрю, как она там, вернусь и поем.       Я вовремя зашла в комнату, щень (щенок-девочка) вырывалась из объятий Маргариты и жалобно поскуливала. Ну конечно, ей же нужно было и дела свои справить, и подкрепиться. Пришлось аккуратно, чтобы не разбудить свекровь, освобождать малышку. Но едва я забрала ее, как Марго, не просыпаясь, стала нервно водить рукой по кровати.       — Нюся, Нюсечка, — совершенно отчетливо пробормотала больная и открыла глаза.       — Я сейчас принесу ее, только покормлю.       — Хорошо. — Марго закрыла глаза и снова уснула, а мы побежали на кухню.       — Мариша, она заговорила, представляешь? И так осмысленно! Она поняла, что я забираю собаку, чтобы покормить, а потом верну.       — Да куда она денется, такие, как Марго, живучи, — махнула рукой домоправительница. — Ты лучше глянь на это чудо. Такая кроха, а на кровать гадить не стала, и на пол тоже, пристроилась на бумагу.       — Мариша! О, Господи! Андрей всю ночь над этими документами работал.       — А нечего разбрасывать, если собаку завели, — строго сказала Марина и гордо удалилась с кухни, бросив напоследок: — У нас не дом, а филиал Кащенко!       Я не обиделась, она же сказала «у нас», значит, и у нее тоже. И мы все: и я, и Андрюша, и Ромка с Риточкой, да и сама Мариша, обожали наш дружный филиал больницы имени Кащенко.

***

Глава вторая. «Ромка».

      Назвать сына Ромкой мы с Андреем вместе решили. Почему? Ну, во-первых, нам нравилось, как это звучит — Роман Андреевич, а во-вторых, в честь нашего друга, Романа Малиновского, который хоть и был большим свинтусом, да только если бы не он, никогда бы нам с Андреем вместе не быть, никогда бы нашему сыну не родиться.       Как вы думаете, кто воспротивился имени мальчика? Правильно, моя «нежно любимая» свекровь!       После той истории, когда Марго не пожалела денег на полет из Лондона в Москву с единственной целью: убить нашего сына, мы не общались примерно месяца три. Не виделись и не перезванивались! Свекровь даже притворяться не стала, что помирает, сразу поняла, что это бесполезно.       Андрей снова стал нервничать, почти перестал спать, похудел, и никакие блины разгладить его не помогали. Вот тогда я и решила наступить на собственную гордость. Рассказала все своим родителям, хотя до этого даже не заикалась, что у нас есть проблемы с Андрюшиными предками. Папа сразу позвонил Павлу Олеговичу. О чем они говорили, я понятия не имею, но зная папин взрывной характер и обостренное чувство справедливости, думаю, что мало Павлу не показалось. Ну, так или иначе, а Андрей приехал за мной веселый.       — Кать, мои звонили.       — Правда? И как они.       — У них все в порядке. Говорят, что были неправы, что очень рады внуку.       — А ты им сказал, что мальчик будет?       — Сказал… Обрадовались! Отец очень наследника ждет.       — А мама?       — А мама считает, что мы должны назвать малыша Павлом, — горько вздохнул Андрей.       — И что ты ответил? — аккуратно спросила я.       С одной стороны не такая уж это большая уступка, за мир и покой между родными людьми, с другой… Ромка уже знает, как мы хотим назвать мальчика, ходит весь из себя гордый, готовится стать крестным.       — А я ответил, что это наш сын, и называть его тоже мы будем.       — Обиделись?       — Папа — нет, по крайней мере говорит, что ему все равно, а мама… Катька, да не расстраивайся ты. Ты же знаешь маму.       — А может надо было уступить, Андрюша?       — Катенька, я бы уступил, но…       — Дай палец — руку откусит?       — Вот именно.

***

      Ромка родился богатырем, весом четыре двести, ростом шестьдесят сантиметров и весь волосатый даже с бакенбардами. Про роды не спрашивайте, все равно все ужасы позабыла, как только положили мне его на живот, а он, не будь дурак, принюхался, да и вцепился губешками в грудь.       К его рождению мы переехали в новый большой, с прицелом на будущее, дом, в котором живем и сейчас, вот уже восемь лет. Почему я вдруг о доме вспомнила? А потому, что если бы мы не переехали, то наверное и не случилось бы моего второго акта гражданского неповиновения. Мы бы, наверное, крестины отмечали где-нибудь в ресторане, значит, могли бы незаметно собраться и уехать. Но все вышло так, как вышло.       Ладно, что это я все вокруг да около? Я лучше все по порядку.       … Ром­ке два ме­сяца ис­полни­лось, ког­да мы его ок­рести­ли. Крес­тной бы­ла Юли­ана, человек подаривший мне меня, моя самая близкая подруга, а крес­тным, как уже го­вори­лось, Ро­ман Ма­линов­ский. На крес­ти­ны при­еха­ли и лон­дон­ские ба­буш­ка с де­душ­кой.       В пуленепробиваемом сердце Павла Ромка сразу же сделал огромную пробоину, окатив деда с головы до пят из своего маленького, но мощного шланга. И пока Марго охала и ахала над невоспитанностью ребенка, Павел Олегович маслом по сковородке растекался от нежности к описавшему его наследнику. Всю свою, нерастраченную на сына, любовь дед отдал внуку, первым делом переписав на малыша десять процентов от своего пакета акций «Zimaletto».       Лондонская бабушка была намного спокойнее, все разглядывала малыша, как товар на прилавке, все присматривалась достоин ли он носить гордую фамилию Ждановых, не подкачала ли где порода. Андрей начал заводиться, папа тоже, и я посчитала за лучшее унести Ромочку, пока не разразился скандал.       — Нам пора есть, — сказала я, забрала мальчика и пошла в детскую, на ходу расстегивая кофточку.       — Катерина, ты что, сама кормишь ребенка? — выплюнула мне в спину Марго так, словно я совершала какое-то преступление.       — Естественно, — ответил за меня Андрей. — Если у Кати есть молоко, то кто должен Романа кормить, я что ли?       — Но у нее обвиснет грудь! Никто уже так не делает!       Я поспешила ретироваться, оставив Марго на растерзание Андрею, папе и Павлу Олеговичу, который, кажется, больше всех возмутился словам жены…