***
— Ты ненормальный, — Ви говорит это, абсолютно точно зная, что прав. Атмосфера вокруг будто становится тягучей, когда они смотрят друг другу в глаза. Сейчас в Чонгуковых парень не видит тоску. Там безразличие и это воспринимается куда тяжелее. Ему плевать на себя, на свою жизнь, на то, что будет пару секунд спустя, Ви же наоборот боится потерять свою. Он ее ненавидит, но и умирать пока не готов, лишь поэтому барахтается в этом дерьме с наемниками уже столько лет. Казалось бы, очень легко убить человека, тем более того, кому плевать, будет он жить или нет. Однако, это странным образом не работает на Чонгуке. Уже. Уместно ли сказать уже? Почему-то раньше Ви был в себе совершенно уверен и весьма решительно настроен. Но теперь… Кто он? Кто этот Асура? Парень с тяжелым прошлым с неопределенным настоящим. Ви такой же. Не́кто с потерянным именем, с таким же тяжелым прошлым, тяжелым настоящим и несуществующим будущим. Они — как отражение друг друга, но вот Чонгук делает мир лучше, избавляя его от таких как Ви, при этом забив на свою жизнь, в то время как Ви существует за счёт смертей ненужных кому-то людей, чтобы выжить. Много, много, много, много, мыслей слишком много, заставляющих тянуть. Нужно выключить голову и просто податься инстинктам, а они говорят: «стреляй.сейчас или никогда больше» и он стреляет… Точно… Без промаха… Сантиметров на десять левее головы Чонгука, в тело одного находящегося в комнате наемника, а потом в другого. Ви сделал выбор, подался голосам в голове и предчувствиями. Опрометчиво, возможно, вряд ли голоса спасут его когда-нибудь. Чонгук не мешкает, вскочив и ухватившись за ворот главного здесь мужчины, того самого — со змеевидной внешностью. Он ударяет его головой об поверхность стола, а Ви моментально приставляет пистолет к его затылку. Сработано четко, как по плану, будто так и задумывалось. — Ви, ты что творишь? — один из присутствующих парней обращается к нему, недоумевая, но держа его на прицеле. — Сондже, Юн, просто позвольте нам уй… Выстрел прерывает его, а потом еще один и ему остается наблюдать, как люди, с которыми он вырос, падают мертвые на пол. Больно немного, они были частью его семьи. Но теперь остается только стиснуть зубы и послать свирепый взгляд на Чона. — Зачем ты это сделал? Они бы дали нам уйти. — Они убили бы тебя, не задумываясь. Не живи фантазиями. Либо ты, либо тебя, — Гук говорит без каких-либо эмоций, не как нравоучение, просто как факт, после дергая все еще прижатого к столу мужчину. — А ты пойдешь с нами, уважаемый. — Ви, неблагодарный сопляк, — ядовито шипит мужчина, — я дал тебе все, вырастил тебя, а ты смеешь… — Я вырос сам и добивался всего сам, надрывая лишь свой зад. Ты только дал мне крышу, — парня злит сказанное, им всю жизнь в этом месте беспощадно пользовались, ставили нереальные условия, даже его выручку делили по принципу: тебе этого хватит, чтобы не подохнуть. — Тебе это припомнят, неблагодарная тварь. — Шагай уже, дядя, — Чон сильно толкает его пистолетом в голову к выходу. За дверьми человек пять с заряженным оружием, моментально выставленным в сторону вышедших. — Не стреляйте ради всего святого, — сразу верезжит змеевидный, трясясь всем телом. — Да, ради святого, не надо, — Чон произносит с жалобным выражением лица, насмехаясь в чужие лица, — а вот я, ради святого, буду. Ви старается не фокусироваться на происходящем, пропускать падающие тела. Он всех их знает, они так или иначе росли вместе, тренировались, кто-то был его наставником, кто-то хорошим парнем. Они все были в таком же дерьме как и он. — Эй, ты не помогаешь, — возмущается Чонгук, обращаясь к парню, — мы тут выжить пытаемся, — заложник в руках скулит и трясется, что-то причитая, заставляя его брезгливо скривиться. — Завали ебальник, умоляю. Ноешь как баба. Серьезно. Они проходят дальше по коридору, впереди чисто, без препятствий. Какое-то время. Недолго. Пока очередь выстрелов не начинает сыпаться неизвестно с какой стороны, вынуждая инстинктивно пригибаться и бежать вперед. Тело в руках Чонгука камнем тянет вниз, заставляя накрениться. Перед Ви из-за поворота вырастает здоровый бугай, спуская курок в него. Это было настолько неожиданно, что он почти подумал, что умер, но инстинкт самосохранения сработал быстрее, дёрнув вперед себя мертвое тело его, когда-то, управляющего. Того самого, что с тростью. Чонгук сбивает громилу с ног, а Ви с размаху бьет в лицо ногой. Добивать, избывать, думать, медлить — нет возможности. Череда огня так и продолжает сыпаться, подгоняя двигаться вперед во что бы то ни стало, пока резкий рывок за руку, не уводит Ви в открывшуюся дверь. Чон с сильного размаха захлопывает ее, следом переворачивая какую-то махину — металлическую полку сбоку, блокируя вход. — Ты нахрен это сделал? — парень накидывается, притягивая Гука за ворот. — Нужно было двигаться дальше, а сейчас ты загнал нас в тупик. Спасибо, мудак, облегчил им задачу. — Не учи меня, как делать свою работу, — Чон так же вцепляется в чужую толстовку, взбешенно смотря в глаза. — Это, блять, не работа, если ты забыл на секундочку. Мы тут выжить пытаемся, — Ви повторяет ранее сказанные ему же слова. Ядовито и в лицо. — Ты слишком очкуешь за свою жизнь, — отрезает Чон, брезгливо кривясь. Молчание повисает между ними на короткий промежуток времени, пока выстрелы по двери не отрезвляют от гнева и ущемленного самолюбия. — Черт, — шепчет Ви, смотря по сторонам. Чонгук проверяет наличие патронов. Мало. Очень мало. — Мне это нужно больше, чем тебе, — Чон отнимает огнестрельное из чужой ладони, пока парень осматривается в окно. Ночь, почти середина. Внизу высота пяти этажей. До строящегося здания напротив — метра три. Прыгать рискованно, даже при отличной физической подготовке. Ви сильно кусает губы, изучая комнату. Какая-то подсобка с бесполезным хламом. Разве что лестница… — Эй, помоги, — он подхватывает тяжелую металлическую конструкцию, подтаскивая ее к окну. Чонгук не задает вопросов, но и не сильно понимает, думая только о расщепляющих дверь выстрелах. Другой конец лестницы ложится в проем будущего окна здания, образуя мост, и только после того как Ви залезает на подоконник, ступая наружу, Чонгук понимает. Это очень херовая затея. — Идея на двоечку, — он пригибается инстинктивно, так же как и Ви, когда пуля, пробившая дверь, попадает в стекло окна, кроша его. — Лучше такая, чем вообще никакой, — Ви ползет на четвереньках, стараясь быстрее преодолеть расстояние. Высота — это не то что ему нравится, а ещё и «мост» под ним шатается и прогибается, но сейчас выжить хочется больше, чем бояться. Он все двадцать лет только и занимается выживанием, но пока, у него еще есть силы побороться. Оказавшись наконец в другом здании, он ждет, нервно кусая губы. Гук не спешит лезть в окно, смотря вниз. — Ну, давай, — бормочет Ви себе, — давай. Не будь дураком. Чон решается, заставив нервничать еще больше и волноваться за то, чтобы тот быстрее преодолел высоту. Он практически доходит до конца, когда край лестницы соскальзывает, слетая вниз. Ви успевает ухватить парня за руку, больно врезавшись ребрами в кирпичный край проёма. Он старается подтянуть Чона, чтобы тот смог ухватиться за поверхность. Раскалённый металл жжет по скуле и уху, чудом оставляя только глубокую царапину, раскрасив лицо красным, но он не отпускает сильнее втягивая парня. Второму требуется один сильный рывок, чтобы подтянуться вверх, и закинуть свое тело во внутрь. — Ты нормально? — Чон взволнованно хватает чужое лицо разворачивая к себе, пачкая ладонь в крови. — Идти надо. Потом проноюсь. Быстро покидая постройку, они, по узкой улице, выбегают к парковке у торгового центра, где угрожая первому попавшемуся водителю, уводят его автомобиль. В салоне звучит до одури спокойная и идиотская музыка, из разряда музыки для лифтов, в разрез сильно бушующему адреналину в их крови, и гулкому дыханию Ви, откинувшегося на сидение. Жжет скулу. Будет чертов шрам. Он откидывает створку бардачка, выискивая там салфетки или что-то типа, но нет ничего даже немного похожего. Они едут молча, стараясь успокоиться, позже останавливаясь у парка. Чонгук проводит их через него, прямиком к девятой автозаправке, где, как ему и обещали, стоит черный Nissan. Ви сползает по поверхности машины на землю, несмотря на то, что холод. Горит горло и солнечное от бега, адреналина, от сильно гонящего сердца. Он даже смеется, пока Чонгук нащупывает ключи где-то под низом автомобиля. — В такую лажу я еще никогда не встревал, — Ви произносит тяжело вдыхая. — Ну, с дебютом, — Чон наконец нащупав ключи, открывает авто. Он сразу осматривает сумки внутри. Вещи, документы, телефоны, медикаменты. Набор неплохой. Старший не подкачал. — Вставай, — Чон дергает Ви вверх, заставляя встать, напирая к машине и осматривая его лицо. — Неглубоко, швы не понадобятся. Но шрам останется, — он без особых церемоний поливает разными медицинскими жидкостями царапину, заставив парня шипеть. — Это вообще-то больно. — Ну, извини, ты тоже не особо заботился, чтобы мне было комфортно, когда из моего плеча пулю доставал. — То была пуля, а это… — Ой, давай, тогда ты сам? Дальше обработка проходит в тишине. Ви косится на Чонгука, взлохмаченного, разгоряченного, сосредоточенно занимающегося его «ранением». Они были хорошей командой сегодня, мыслили на уровне, не сговариваясь, прикрывали друг друга. Это было… забавно и…весело? — Там, — Ви вдруг кажется, что нужно прервать молчание, — сидя за столом немного ранее, ты сказал, что знал, кто я. Как давно? — С самого начала, — отрезает Чон, — с той самой ночи, когда ты пришёл ко мне. Я знал парня, который должен был прийти, но пришёл ты. Поэтому пока ты спал, я узнал абсолютно всё, — он заканчивает с царапиной, переводя взгляд в глаза. — Ты не мог узнать. На меня нет совсем ничего. — Я Асура, Ви. Асура, а не отсталый убийца. Поверь, я умею находить информацию. — Нет уж, ты всё-таки отсталый, если несмотря на это, решил забрать меня. — Вот почему у вас — наемных сучек, никогда не получалось и не получится меня обыграть, — он склоняется ближе к чужому лицу, смотря в глаза, будто стараясь донести какую-то истину. — Иначе ты бы просто мешался, — Чонгук тычет ему пальцем в грудь. — Ну, знаешь, всё равно бы лез ко мне, а так я всегда был рядом и видел каждый твой шаг. — Я мог убить тебя, ты не думал об этом? — Хах, да ладно, — Гук усмехается, отступая назад, — я не первый день живу. И я с первого взгляда могу понять, от кого исходит реальная угроза. И дело даже не в том, что я считаю кого-то слабее, или в том, что я посчитал слабым тебя. Вовсе нет. Просто. — он почему-то отводит взгляд в бок и неопределенно кривится, будто не знает, как подобрать слова. — Ты бы не смог устранить меня. Это ни чем не объясняется, я просто знал это с самого начала. И кстати, чтобы ты не гадал на будущее, я и в глаза не видел те секретные данные, на которых все так помешались. Асура, заполучив их, продал тем же самым американцам за круглую сумму. Так что… все твои усилия были напрасны. Ви сжимает губы закрыв разочарованно глаза. Понятно. Чонгук во-первых не боялся за свою жизнь, а во-вторых ему было нечего терять даже. — Ладно, тогда, — Ви тяжело сглатывает, — раз уж мы и без того потратили друг на друга слишком много времени то, расходимся, — он не то утверждает, не то спрашивает, но совершенно точно хочет, чтобы Чон хотя бы что-то сказал. — Ну вообще-то, факт того, что ты моя собственность, купленная за три миллиона вон, между прочим — никто не отменял. Деньги, конечно, не такие великие, но я пока не готов выбрасывать их на ветер отпуская тебя. — Я говорил тебе, что ты невыносимый мудак? — Ви хмурится, но… чувствует облегчение? — Нет, но я догадывался, — Чонгук наигранно улыбается, открывая дверь автомобиля. — Пакуйся в машину. В Шанхае поговорим. Да, это облегчение. Это определенно облегчение. Он по уши в дерьме, но не один. Ему есть на кого положиться, пусть и не совсем уверенно, но все же это определенно лучше, чем в одиночку трястись от страха смерти.***
— Одна кровать? — Ви с возмущенным видом выходит в столовую, просушивая волосы полотенцем. — Ты издеваешься? — Да, Джун, устроились. Апартаменты что надо, — Чонгук не обращает совершенно никакого внимания на парня, только бросает безразличный взгляд на него, снова отворачиваясь. — Хён, наша встреча в силе? — он слушает серьезно, пока Ви, выжидает. Гук почти сбрасывает, когда снова вспомнив не начинает говорить в трубку. — А, хён, пристрой пока Кари куда-нибудь. На время. Он где-то на окраине Сеула, в старых затопленных постройках, ну, или может домой вернулся. Спасибо, — последнее он проговаривает быстро, сразу сбрасывая, прежде чем в ответ начнут возмущаться. — И? Что за лажа, Чонгук? — Можешь спать на полу, — Гук окидывает взглядом парня, который в шортах, вытянутой футболке и в целом такой мягкий и уютный, что даже не верится в род его занятий. Царапина на его скуле выглядит болезненно, Чонгук даже чувствует, как она может ощущаться на лице. — Не выебывайся Чон Чонгук, мы теперь в одном дерьме, в равных обстоятельствах, — он шагает близко, говоря в чужое лицо, посылая гневные взгляды в глаза, пока Чон скользит взглядом ниже. — У тебя сексуальные ножки блин, ты знаешь об этом? — Чон облизывает губу, оценивающе проходясь по чужому телу взглядом. Он, естественно, помнит все то, что позволял себе делать с ним раньше, но именно сейчас ему хочется просто позлить. В общем, выходит. — Послушай, — Ви резким рывком притесняет его к столешнице бара, оскаливаясь в лицо, — проясним кое-что. Я тебе не девочка по вызову. Теперь мы в одной упряжке, как минимум союзники как… — он осекается, когда Гук начинает смеяться, после смолкая и переводя изменившийся взгляд на его лицо. Резкая смена позиций, и Ви уже сам больно вжимается позвоночником в поверхность стойки, притесненный Чонгуком и зажатый между его руками по бокам. — А теперь реально проясним. Ты будешь и девочкой по вызову и мальчиком на побегушках, если я скажу. Чонгук устал это повторять. Его это уже реально злит. Никто не может быть его союзником, партнером, напарником. Он работает, живет и выкручивается из всего один, а ненужный балласт ему — ни к чему. Может он и таскал этого парня пару раз с собой, но это вряд ли что-либо значило для него. Первый раз это было что-то из разряда проверки чужих навыков, а второй... от скуки, по приколу? Напарник, союзник, помощник - человек ради которого ты готов рискнуть жизнью, Чонгук же ради кого-то рисковать не готов. — Ты все еще здесь, все еще живешь и дышишь только потому, что подходишь для меня, как нечто для удовлетворения моих некоторых желаний, а в крайнем случае, я просто использую тебя как бронежилет от пуль, — он проговаривает в лицо напротив, вынуждая Ви отвернуться в бок, сжав зубы и ядовито смотреть перед собой. — И! Что за взгляд? — Чон поворачивает его к себе, уасаясь подбородока и растягивает улыбку на бок. — Но, знаешь, продолжай. Это тоже выглядит чертовски сексуально, — он еще какое-то время изучает чужие черты, а потом отступает, разворачиваясь к выходу. — Эй, Чонгук? Ты чер… Последнее Гук уже не слышит, получая сильный удар справа. Лицо занимается болью раньше, чем он успевает что-либо сделать. Удар приходится по скуле и уху, выбивая из реальности на доли секунд. — С тобой мне было не так ебано… чьи слова, не помнишь? — Ви совсем рядом и заносит другой кулак, но Чон успевает его блокировать, так же как и следующий. — Все это просто оправдание, чтобы не признаваться себе в истиной причине. Чонгуку смешно. Что этот парень несет? Какие могут быть истинные причины? Поведение Ви не злит, а даже наоборот подзадоривает, толкает на какое-то ребячество. Что ж, будет весело. — А теперь, пожалуйста, по подробней. Гук отправляет удар по корпусу. Ви успевает отбить, но следом получает сильно по ребрам и солнечному на мгновение сгибаясь от неприятного рвотного чувства, подавляя его. Собравшись, он с силой наваливается на Чонгука, сбивая с ног. Тот неприятно проходится позвонками об край столешницы, сваливая кухонные принадлежности с чайным набором. Ви бьёт в лицо потом по недавнему ранению, заставив болезненно скривиться и сбросить его с себя, меняясь позициями. — Совсем не хочется бить тебя по лицу. Откроется рана, заляпаешь тут кровью все. Чонгук несерьезен, он смеется над парнем, не дерется даже в половину своих сил. По голове приходится фарфоровой кружкой, вонзающей стекляшки в кожу, заставив на мгновение растеряться и отпустить. А вот теперь злит. — Бабский трюк, парень, — злобно шипит Чон перед, тем как накинуться на него, сильными ударами пробивая тело. Ви не успевает что-то сделать, только принимает их. — Ну же, давай, сделай что-нибудь, — Чон слишком увлечен самоупиванием, чтобы увернуться от удара по коленям, поэтому сильно бьется об пол всем телом, получая после удар ноги в больное плечо. Нож оказывается слишком рядом, злоба слишком сильная, а рефлексы мгновенные, заставляя его молниеносно вскочив и ударив парня в стену, воткнуть оружие совсем рядом с чужой шеей, задев кожу. Ви болезненно кривится, отклоняясь в сторону, обнажая неглубокий порез пустивший кровь. Чонгука отрезвляет. — Довольно, — он отпускает, отступая. — Не хотел ведь крови. Сам спровоцировал, — он разворачивается к выходу, оставляя нож торчать в стене, а Ви — глубоко дышать, касаясь новой царапины. — Можешь бросить его мне в спину. Попытаться, — Чон останавливается и молчит, будто ожидая, наверно, на мгновение даже веря, что через секунду в лопатку прилетит холодный металл, но ничего не происходит. — Вечером выйдем в город. Осмотримся. Приди пока в себя.***
Шанхай — хороший город чтобы спрятаться, как и любой город Китая. Яркий, в многочисленных огнях, высоченных зданиях, с узкими улочками. Здесь хорошо затеряться от проблем, но жить в таком Чонгук не хотел бы. Он идет немного впереди от Ви, они особо не разговаривали с тех пор как подрались, но это не помешало им опять поругаться. Острые льдинки опускаются на щеки. Зима в этом году слишком ранняя и холодная с самого начала. Они идут на самую яркую и шумную площадь с выстроенным из ледяных глыб Ледяным городом. Он огромный и завораживающий; с красивыми башнями, ступенями, арками и спусками; подсвеченный разными огнями. Площадь заполнена людьми, палатками с едой, сувенирами. Со всех сторон звучит веселая музыка, привлекающая внимание. Чонгука же привлекает каток, заставляя остановиться. Это навевает воспоминания о детстве, когда родители учили стоять его на коньках, было больно падать, но так весело. Странно. Жизнь такая непредсказуемая, никто из них даже не представлял, что ждет их через какое-то время, равно как и сейчас: ни он, ни Ви не знают, что может случиться через час. Становится ощутимо тяжело. Он ведь мог быть обычным, рядовым взрослым. С девушкой и друзьями. Интересно, как бы тогда было? Как бы тогда складывалась его жизнь? Что ему нравилось бы? Какие люди были бы рядом? Чонгук застывает так на неопределенный срок, выпадая из реальности, пока перед лицом не появляется кислотно желтый шарик с какими-то иероглифами. — И? Могу поспорить, что ты даже не знаешь, что здесь написано, — не меняя позы и не шевелясь, спрашивает он, но вернувшись в реальность. — Там написано, — сбоку вырисовывается Ви, — что твоя грустная рожа похожа на жопу. — У меня просто спина болит, твоими стараниями. — У меня тоже много чего болит, твоими стараниями, — он берет руку Чонгука, вкладывая в ладонь ленту шарика. — Идем. Купишь мне еды. Мой кошелек сказал, что для меня тут дорого. Чонгук усмехается про себя, криво улыбаясь, и бормочет что-то про то, что парень офигевший, но быстро догоняет его, согласный скупить все, потому что тоже голодный. Они пробуют всякие непонятные штуки на палочках, которые не всегда вкусные. Сладкие, соленые, разных несочетаемых вкусов. Их затягивают в какую-то массовую игру, правил которой они вообще не понимают, и выбраться тоже как — не понятно, поэтому они только непонимающе смеются переглядываясь и пожимая плечами. Чонгук по окончанию этого игрового хаоса замечает Ви у палаток со всякими безделушками и мелкими вещами. Он очень бережно осматривает каждую из них. Только подойдя ближе, он понимает, что они парные. Чон еще наблюдает какое-то время, пока это не становится как-то неловко. — Извините, можно эти варежки? — Чонгук общается на китайском, удивляя Ви, после пожимая плечами типа: «а что?» Он протягивает торговцу десять долларов, забирая покупку и оставляя их Ви. — Надень, постоянно мерзнешь, — неловкость чувствуется наверно даже мимо проходящим, поэтому Гук договорив, быстро разворачивается к другой палатке, засовывая свою пару варежек по карманам. — Не хочешь пострелять? — он останавливается напротив тира, кивая головой на него. — Ты что, прикалываешься? — Ви кривится, смотря на Чона, как на идиота. — А что не так? — Паа-а-пп, хочу того мишку, — конючит маленькая корейская девчонка, дергая мужчину за пальто, привлекая внимание парней знакомой речью. — Суен, папа пытается, — мягко отвечает мужчина. — Эй, — Чонгук присаживается к ней на корточки, — какого мишку ты хочешь? — ребенок сначала стесняется, но потом детский палец показывает на среднего размера коричневого медведя. — Эй, сколько попаданий для этого медведя? — Зачем? — шепчет рядом Ви, пока Чонгук примеряется к «детской» винтовке. — А что? Будет весело посмотреть на их вытянувшиеся лица, — он хитро улыбается, прицеливаясь следом. За считанные секунды, стараниями Чонгука, коричневый медведь уходит в руки маленькой девочки, а недовольное лицо уходит владельцу тира. — Ну, а ты что хочешь? — Чон обращается к Ви, абсолютно искренне и по-детски растягивая улыбку.***
— Зачем ты его выиграл? — Ви возмущенно пыхтит, пока тащит огромного кролика на себе по ледяному лабиринту. Он таскает его уже около часа, пока они ходят по площади. — Ты постоянно бурчишь, как старик. Тебе что, шестьдесят? — Мне двадцать, — кривится Ви, — но твоими стараниями у меня все болит, как у шестидесятилетнего старикана, который при смерти. — Ничего, переживешь, —Чонгук издеваясь лыбится, ероша чужие волосы как ребенку. Лабиринт красиво подсвечивается. Уже достаточно поздно, поэтому людей в нем очень мало. Становится жутко неловко после встречи с целующейся парочкой на одном из поворотов. Чону кажется, что Ви краснеет и прячет лицо в кролика. Его поведение типа: созерцание парных безделушек и эта невинная краснота щек — так и толкает на вопросы. Интересно, но спросит он чуть позже, спустя время, чтобы парень не думал, что Чонгук заметил его смущение. — Ты когда-нибудь встречался с кем-то? Ну как обычно бывает: свидания там, всякие приятные неожиданности, долгие переписки. Ну, ты понял, о чем я. — Что за тупые вопросы? — Ви вспыхивает, а Чон на это только поднимает брови, выжидающе, и тот опешивает. — У меня было короткое детство, не было нормальной юности. Я был слишком пугающим, а еще неблагополучным. Кто захочет идти на свидание с таким? — Да ладно, девчонки любят бэд боев. — Это да, но… все то, что было, это не то, не свидания, а так, на один раз. Теперь понятно. Лабиринт заканчивается под молчание. Ступеньками, ведущими в ледяной храм лилового цвета и они забираются, направляясь к вышке, чтобы посмотреть на город с высоты. — А что детство? — Чонгук, немного кривится при подъёме, говоря напряженно, все-таки глубоко дышать —больно из-за побитых боков да еще и холодным воздухом. — Ты вроде как говорил, что узнал обо мне всё в ту ночь, — Ви оборачивается и скользит на льду, но Гук его поддерживает, не давая упасть, хотя потом быстро жалеет, ощутив как заныли ушибленные части тела. — Про детство мои источники не упоминали. Обзорная часть храма оказывается действительно самой высокой и немного страшно, что конструкция может обвалиться, но видеть все свечение сверху — завораживает. Чонгук даже забывает тему их разговора, погрузившись в созерцание. — Когда я был маленьким, всё было очень даже хорошо до определённого момента, — Ви решает заговорить спустя долгое время, не поворачиваясь к Гуку. Тот понимает это. Прошлое вспоминать иногда очень сложно. — До момента, пока отец не умирает от банального воспаления легких. После этого всё идет не так чудесно. Мать не находит себе места долгое время, а потом сходится с каким-то барыгой. Наш дом превращается в притон. В место, где постоянно орут, бухают, долбят наркоту и ебутся. Периодически меня спасало то, что я мог пожить у дяди, но только иногда, чтобы он не заподозрил неладное. Он служил в полиции, и для него у меня всегда всё было хорошо. Несмотря на всё происходящее, я продолжал любить и волноваться за мать. Тогда я считал, что если дядя узнает, то посадит ее или заберёт меня, и она в любом случае закончит плохо без моего присмотра. Но в один день случилось так, что её сожитель начал избивать меня за то, что я грубо ему ответил. Я помню, как звал мать на помощь, а она просто вышла обдолбанная, посмотрела отрешенно на происходящее и зашла обратно в комнату. К сожалению, этот её образ убил все хорошие воспоминания, связанные с ней. Тогда я вылил в лицо этому типу какой-то алкоголь из стакана, и пока он орал, держась за свои глаза, я сбежал. Я сбежал к дяде. Конечно, он понял, что к чему. На следующее утро этого урода посадили, а мать отдали в лечебницу, где она выбросилась из окна, — Ви вздыхает, закидывая голову вверх. Чонгук не знает как это — иметь такие воспоминания о своей матери. Как это — не любить самого дорогого человека. Ему некомфортно. Образовавшаяся пауза давит и заставляет усиленно жалеть о поднявшейся теме. Он поднимает руку за спиной Ви, чтобы коснуться, погладить. Наверно, люди так утешают, хотя он и сам не знает, работает ли это. У него много вертится в голове, но он не может правильно сказать, может только разрушить, поэтому молчит. Его рука так и остается в подвешенном состоянии за чужой спиной, после сжимается в кулак от нерешительности, так и не дотронувшись. — Потом всё идет, в общем, хорошо. Я начал нормальную жизнь с дядей. Он знал о преступном мире всё: все подпольные и преступные организации города, где и как их найти, но не мог их упрятать за решётку, потому что их неплохо крышевала та же полиция. Я тоже всё это знал, где находятся все эти люди, чтобы избегать этих мест. Все хорошо, опять же до определенного момента. На одном задержании он получает ранение в голову. Нужна дорогостоящая операция, но вот так прикол, в такой нужный и тяжёлый момент вокруг не стало ни одного друга, никого, кто мог бы помочь. Я тогда по всей глупости и наивности пошёл в одну из таких преступных организаций и попросил работу. Распространять наркотики, снимать деньги с карт, передавать что-либо, неважно, лишь бы заплатили. И мне действительно заплатили — только уже поздно. И с того момента я остался совсем один. Вообще. У меня вариантов тогда было, так же как и у тебя — никаких, поэтому я просто вернулся обратно к тем типам. С тех пор я стал Ви. С тринадцати лет меня учили убивать, я играл в «вышибал» только по-настоящему, не успел собрать пистолет — твои мозги на стене. Меня запирали днями в тёмных помещениях, заставляя в темноте проходить препятствия, сваливать противника, опять же собирать разные виды оружия и решать все свои дела чисто на ощупь. Меня учили примерять абсолютно любой образ, любую маску, любую роль. Забывать кто я, прогибаясь под любые обстоятельства. И вот. Так я стал тем, кого ты видишь сейчас. Человек без настоящего. Без будущего. Без имени, без семьи. Ви. Две буквы из алфавита. И те не мое имя. — Я понимаю, — Чонгук сжимает сочувствующе губы. — Я правда понимаю, — желание поддержать и как-то облегчить чужие переживания становятся острее, но неумение это сделать, заставляет бездействовать. — Давай домой уже. Тут совсем холодно. Площадь почти опустела, палатки закрываются. Эти двое идут молча, каждый думая о своем. Сегодня день был слишком длинный и насыщенный, и им кажется противопоказано находиться вместе, ну всмысле как нормальным людям, которые не пытаются убить друг друга. — Чонгук, — Ви зовет тихо, но Чон слышит, только не откликается, вынуждая развернуться к нему, чтобы подождать и сократить расстояние между ними. Разрыв сокращается слишком быстро, потому что Ви неуклюже скользит, так нелепо хватаясь за куртку Гука и заваливаясь на кролика вместе с ним. Выглядело бы смешно, если бы не было так близко, а еще больно. — Ты же знаешь мое настоящее имя, не можешь не знать, — произносит Ви, встречаясь с чужими глазами. — Были бы в дораме, могли бы поцеловаться, — игнорирует сказанное Чонгук. — Но мы не в дораме. — Но все равно могли бы. Чон смотрит не так долго на чужое лицо, будто выпадая из реальности. Ви спас его и не раз, хотя не должен был. Он что-то чувствует к нему однозначно, хотя не должен бы. Ему нестерпимо хочется коснуться его губ, но это чертовски неправильно и неестественно. Да к черту это «неестественно», это просто не по его. Он только мучает и издевается, подчиняет и заставляет кричать. Но сейчас хочется нарушить эти установки. Он позволяет себе коснуться ладонью чужой щеки, оставляя теплый след, стараясь передать касанием весь спектр эмоций, который испытывает, но не может проявить. Не умеет проявлять. Он тоже пропустил ту стадию, где нормальные люди учатся встречаться, строить отношения, любить. А сейчас он не может учиться делать это на Ви. Он не хо́чет учиться делать это на Ви. — Да, я знаю твое имя. И оно мне нравится. Это правильно, что ты скрыл его от непростой жизни, от всего происходящего, от людей. Пусть оно подождет до лучших времен, и может тогда, мы познакомимся по-другому. По-настоящему. — Чонгук встает, но не помогает подняться, а уходит вперед, прекращая терзания друг друга чем-то странным, образовавшимся между ними. — Хороший план, Чон Чонгук, — едва слышит Чон чужие слова. — Познакомимся в лучшем времени.