Bеsame mucho

POV Елена Александровна.

      Бедная Катенька! Бедная моя девочка, так намучилась с беременностью, как мне и не снилось. Оно и понятно, она у меня была крошечной, тихой, не доставляющей мне никаких проблем, даже токсикоза почти не вызывала, а Лёвушка, он крупный, беспокойный, всю беременность крутился, как волчок, дрался за десятерых, то под ребра Катю ножкой лупил так, что она белела от боли, то где-нибудь на переговорах в самое неподходящее время начинал головой голы забивать, сбивая мою девочку с дыхания. А после восьми месяцев беременности и вовсе норовит побыстрее на свет Божий вылезти, устраивая спектакли с ложными схватками.       Уже дважды Андрей привозил ее в роддом и дважды ее не просто отпускали, а выгоняли домой, а вот сейчас, на третий раз, Катеньку положили в больницу до родов. Сказали, что у нее матка все время в тонусе, крупный плод и возможны досрочные быстротечные роды, поэтому лучше, чтобы врачи были рядом.       А Андрюша, он такой замечательный парень, он нам с Валериком стал настоящим сыном, а уж как Катеньку нашу любит, как сына ждет, так и не передать. Сам вымотался, все с работы да в больницу, из больницы, да на работу, домой заезжает только принять душ и переодеться. И нас с отцом вымотал. Ни за что не уходит от Кати, пока я или муж его не подменим, боится оставить ее одну, все переживает, что заскучает или ей может понадобиться что-то, а рядом никого не будет. Уж и дочка протестовала, говорила, что хочет немного побыть одна, и Валера протестовал, он больницы с трудом выносит, а зять уперся и ни какую. Или вы, мол, меня сменять будете, или я сиделку найму.       А мне только в радость побыть с моей девочкой. И подкормить ее могу, и помыться помочь, и вообще… Мы с дочкой за это время очень сблизились, я ее попросила, и она подробно мне рассказала их с Андрюшей историю. Все-все, без утайки. Ну, может и утаила чего, но только то самое чем с матерью не делятся, а так — все-все.       — Бедный мальчик. Как он только выдержал этот твой обед в «Ришелье» с женсоветом? Ох, Катя-Катя, разве ж можно было так над над человеком измываться?       — Мам, я ведь думала, что он меня только использует, смеется надо мной, издевается, вот и мстила ему, как дуреха, да еще… Мамочка, я же безумно его любила. Ты же понимаешь, что влюбленная и обиженная женщина…       — Способна на несусветную глупость? Понимаю конечно. Рассказывай дальше, — попросила я дочь.       — А дальше игра закончилась, мама.       — Как так?       — А вот так! Я ему поверила, поняла, что Андрей действительно меня любит. И в тот же вечер вышла за него замуж.       — Как ты замуж вышла я уже знаю. Это же надо какие шустрые! Нас с отцом обманывали, сватов засылали, а сами уже женатыми были и даже Лёвушку успели сделать.       — Мамочка, не обижайся. Зато мы потом венчались, с вашим благословением.       — Я не обижаюсь, доченька. Что ж мы с отцом не понимаем, что всякое в жизни случиться может. Ты лучше рассказывай, как ты поверила Андрею. Только, пожалуйста поподробней, договорились?       — Договорились! Времени у нас хоть отбавляй. Ну, слушай…       — Я с обеда пришла, а на столе открытка лежит, не такая, как раньше, подписанная каллиграфическим почерком со стихами известных поэтов, а обычная открытка, написанная рукой Андрея. — Катенька замолчала, мечтательно прикрыла глаза, потом достала какой-то пакет из тумбочки, вынула оттуда открытку, раскрыла ее и прочла:        «Дорогая моя, милая Катя! Я очень скучаю по тебе. Вижу тебя каждый день, и не узнаю, потому что это не ты, это какая-то другая, незнакомая и неприятная девушка. Особенно скучаю по твоей открытой, а не вымученной улыбке. По тебе Катя, Катенька, Катерина, Катюша, Катька, по тебе — настоящей. По своей девочке. А может, ты сейчас настоящая, а та прежняя искренняя и живая была фальшивой? Что с тобой происходит, любимая? Ты очень ко мне переменилась, и надеюсь, что причина этих перемен не я. То ты холодная и неприступная, словно заснеженная крепость, то мягкая и теплая, как солнечный зайчик, но в последнюю минуту убегаешь, как и он, выскальзываешь из-под руки. Я устал, я измучился, я так больше не могу, Катенька. Нам с тобой нужно поговорить. Сегодня же! Иначе я больше не выдеру. Прошу тебя, умоляю, давай сегодня поедем ко мне и поговорим. А если не хочешь ко мне, мы можем поужинать где-нибудь вместе и, наконец, все выяснить. Твой А.».       — Мне очень хотелось поверить этому посланию. Очень! Но не получилось, перед глазами стояли строчки из «инструкции» Малиновкого: «А пи­сать про то, что ты жаж­дешь но­вых по­це­лу­ев с Мисс «Же­лез­ные Зу­бы» я не мо­гу, по­то­му что мо­гу се­бе пред­ста­вить, ка­кое от­вра­ще­ние вы­зы­ва­ют у те­бя эти по­це­луи, впро­чем как и всё ос­таль­ное».       — Какой же он подлый, этот Роман Дмитриевич, — у меня даже сердце от злости зашлось. — И ты не поверила Андрею?       — Не поверила. И даже выбросила открытку в корзину. Хорошо еще, что не порвала, — Катя улыбнулась, — назавтра достала и забрала в семейный архив.       — Андрюше не поверила, а этому хлыщу верила. Глупая моя девочка. Ладно, рассказывай дальше.       — Едва я чуть-чуть успокоилась, как ко мне в каморку зашел Жданов. Он долго смотрел на меня, молчал, я делала вид, что работаю и вовсе его не замечаю. Наконец, он не выдержал:       — Что с вами происходит, Катенька? Почему все пошло не так?       — Вы ошибаетесь, Андрей Павлович, ничего не происходит, вам показалось. Все, как всегда.       — Да нет, Катя, нет. И дальше терпеть эту непонятную игру я не намерен. Сегодня же вечером мы поговорим.       — Я бы с удовольствием, но я обещала девочкам, что сегодня вечером я отвезу их в…       — Прекрати! — заорал он, переходя на «ты». — Хватит! Я устал от этих непонятных игрищ! Мне плевать, кому и что ты пообещала, значит извинишься и возьмешь назад свое слово. Хочешь ты или нет, но сегодня вечером у нас с тобой свидание. Пора расставить все точки над «i», пора выяснить отношения. Хочешь расстаться, давай расстанемся, только скажи мне об этом прямо.       — Ух, ты! Вот прямо «давай расстанемся»? А вы не боитесь, что все ваши деньги в моих руках, а, Андрей Павлович? Не боитесь?       — Я больше ничего не боюсь, Катя, — у него даже губы побелели от злости.       — Нет, вы боитесь, вы очень боитесь. А вы не бойтесь, я могу прямо сейчас вызвать Николая, он привезет все бумаги и…       — Ошибаешься, — перебил меня Жданов. — Я устал, я так устал от недомолвок, от твоего неадекватного поведения, от твоих уходов на прямо поставленные вопросы, от твоего Коленьки, от твоего Мишеньки и от твоих игр, что я уже ничего не боюсь. Вскроется наша афера? И пусть! Пусть все всё узнают. Зато ты перестанешь меня мучить. Зато я пойму, что тебе нужно на самом деле! Мы с тобой сегодня же всё проясним. Я даже вечера дожидаться не стану. Собирайся, мы уезжаем сейчас.       — Куда?       — Мне все равно, хочешь — ко мне домой, не хочешь — в какое-нибудь другое место, например, в ресторан, только бы там было тихо, чтобы никто нам не помешал поговорить. Собирайся! — прикрикнул Андрей и подал мне пальто.       — Может, я могу сходить в туалет перед тем, как вы меня пинками будете провожать до машины?       — Идите, Катенька, но ваше пальто и ваша сумка пускай полежат здесь.       — Думаете, что сбегу?       — Думаю, что можете и сбежать.       — Так вызовите конвой, пусть сопровождает меня в туалет.       — Катя, хватит препираться, идите куда вам нужно, я жду вас здесь и мы сразу же уезжаем.       Андрей выскочил из каморки, и сразу схватился за телефонную трубку, а я пошла в туалет. В приемной не было никого, зато в предбаннике Роман Дмитриевич так увлеченно беседовал по мобильному, что даже не заметил меня.       — Палыч, в Марьино есть превосходный ресторанчик, там вас никто не сможет засечь… Что?.. Ну, не в «Лиссабон» же ее везти, и не в «Турандот», правильно?.. Что?.. Ты просто для себя реши, что тебе важнее, репутация или лишние деньги на бензин. Ты же себя опозоришь, завтра все сливки Москвы будут обсуждать, как Жданов-младший вывел в свет свою макаку.       Тут Малиновский запрыгал, как обезьяна, начал почесываться, издавать утробные звуки «уо-у-оууу» и, наконец, заметил меня. Смутился и быстренько выскочил из предбанника.       — Мамочка, если бы ты могла себе представить, как мне тогда было больно.       — Катенька, да ведь ты сама говорила, что Андрюша с Малиновским поссорился еще после Праги. Что они даже по работе общались через силу. Почему ты не подумала, что это Рома…       — Мам, — перебила меня моя доченька. — Ты права, и мы с Андреем потом все выяснили, но тогда… Все было слишком похоже на правду, вот у меня от боли рассудок и помутился.       — Как только Роману удалось такое устроить? — я вроде не спрашивала, бурчала про себя, но Катя ответила:       — Скорее всего Малиновский зашел в кабинет, когда мы с Андреем были в каморке и слышал весь наш крик, вот и устроил «показательные выступления», делая вид, что говорит со Ждановым. А я от обиды потеряла всякую способность не только критически, но и вообще мыслить.       — Бог ему судья, Катенька. Главное, чтобы папа ничего не узнал, а то мало этому Малиновскому не покажется. Ты же знаешь, отец не станет Бога дожидаться, сам приговорит.       — Значит, я пошла в папу, — рассмеялась дочка. — Я тоже не стала дожидаться суда Божьего, сама разобралась с Ромой-Романом.       — А как? Расскажешь?       — Обязательно, но потом, вначале дослушай, как я Андрею поверила.       — Поедем ко мне, Катюша? — с надеждой спросил Жданов, заводя мотор.       — Не хочу! Я думала, что вы предоставите право выбора места мне.       — Да ради Бога, Катенька, ради Бога. Выбирайте. Я ведь просто предложил.       — Я хочу поехать в «Лиссабон», — нахально заявила я и презрительно посмотрела на визави. Я же специально выбрала самый престижный ресторан, чтобы там опозорить Андрея своим видом.       — Что? Вы… Катенька, вы в своем уме. Там же полно наших с Кирой знакомых.       — Я прекрасно понимаю, что это за место. И, на мой взгляд, оно идеально подходит для нашего с вами разговора. Там тихо, там никто не помешает поговорить. Но если вам неудобно, если вы стесняетесь, то мы прекрасно можем отложить все беседы до более подходящего случая. Да и вообще, — я подергала ручку дверцы, — выпустите меня, я поеду домой на своей машине.       — Катя, ну что за ребячество! Неужели ты не помнишь Кирин ультиматум? Я не имею права без нее показываться в ресторанах или на раутах. И ты здесь ни при чем, даже с Романом я не могу появиться ни в одном приличном баре или ресторане.       — Какое мне дело до ее ультиматумов? И вы, кстати, тоже говорили, что не собираетесь жениться на ней, что если я соглашусь быть с вами, то вы тут же бросите свою невесту и открыто заявите всем, что мы вместе. Или я что-то путаю?       — Ничего ты не путаешь, только ты ведь категорически отказалась. Сама настояла на том, чтобы держать все в секрете, пока «Zimaletto» не выйдет из кризиса. В какую игру ты играешь, Катя?       — Ни в какую. Я просто хочу в «Лиссабон».       — Ну, в «Лиссабон», так в «Лиссабон». Поехали, — Андрей плавно тронул машину с места…