Bеsame mucho

POV Катерина Жданова.

      Не знаю, как бы мне удавалось сдерживаться, если бы Андрей еще вчера не придумал условный знак для взаимной поддержки:       — Если вдруг тебе захочется кого-нибудь придушить, когда меня будут костерить на все лады, ты сразу же смотри на камеру над дверью, разглядишь ты ее или нет, это неважно, главное, что ты знаешь — она там есть. Поняла?       — Поняла. А зачем? Я все равно тебя там не увижу, это невозможно.       — Но ты же будешь знать, что я на тебя смотрю, что я улыбаюсь тебе и очень тобой горжусь, вот ты и успокоишься. Договорились?       — Договорились. Только ты тоже посматривай на меня, когда меня материть начнут. Я тебе прямо в камеру улыбаться буду, и ты успокоишься, и не наделаешь глупостей, не прибежишь устраивать разборки и не сорвешь весь план. Договорились?       Довольно долгая тяжелая, гнетущая тишина, нарушаемая только вздохами да шуршанием переворачиваемых страниц, была взорвана громким и визгливым вскриком Воропаева:       — Я говорил, что твой любимый Андрюшенька развалит компанию? Говорил! — пафосно, с придыханием и злостью сказал, обращаясь к Кире, Сашка и с шумом захлопнул папку. — Но я ошибся! Этот жалкий неудачник не просто развалил «Zimaletto», он по миру нас пустил! И где он сейчас? Где это ничтожество?! Струсил предстать перед нами… Передо мной! Испугался, что я ему рожу начищу. Неудачник, трус, подлец и ничтожество!       Безумно захотелось оторвать Воропаеву голову, я сразу посмотрела в камеру, представила любимое лицо по ту сторону экрана и успокоилась. Хорошо, что Андрюшка гений, изобрел такое мощное успокоительное, иначе не я бы не выдержала.       — Позвольте вас спросить, Александр Юрьевич, не вы ли один из главных виновников того, что случилось с вашей бывшей компанией, и не следует ли прежде всего себе, как вы выражаетесь, «рожу начистить»? — я прямо-таки с удовольствием садиста интонационно выделила слово «бывшей».       — Стало быть, это я виновен в том что бездарный президент разорил нас всех и смылся? Я правильно вас понимаю, Катерина Валерьевна?       — Не только вы, но то что вы главный виновник, это несомненно. Вам напомнить, как вы ставили Андрею Павловичу палки в колеса, как не давали принять ни одного решения без того, чтобы не выбить из колеи на пару рабочих дней? Или, может, вам напомнить как вы устраивали провокации?       — Я? Провокации? Говорите, да не заговаривайтесь, неуважаемая.       — Именно вы, и именно провокации. А как иначе можно назвать умышленную поломку моего компьютера и попытку срыва Совета директоров? — Сашка попытался что-то сказать, но я заткнула его одним взглядом. — Не надо меня перебивать и хамить мне тоже не надо, иначе я сейчас вызову милицию и попрошу очистить «Zimaletto» от посторонних, согласно решению суда, и на этом мы с вами закончим диалог. И можете мне поверить, от этого проиграете только вы все, — я секунду помолчала, взглянула в камеру, словно спрашивала у Андрея, не перегнула ли я палку, и мне показалось, что я вижу его большой палец его правой руки, поднятой к верху. — Запомните, Александр Юрьевич, я ничего не говорю голословно, у меня есть письменные показания и Ветрова, и Клочковой. И одному, и другой вы изрядно подпортили жизнь, так что у них нет никакого резона скрывать вашу роль в этой грязной истории. Не говоря уж о том, что именно благодаря вам Краевич рассорился с Ветровым в пух и прах и создал ему такую репутацию, что Ярослав Борисович до сих пор не может найти работу.       Это был блеф чистейшей воды, но произнесла я его так уверенно, что у Сашки ни на секунду не возникло сомнения, что его с потрохами сдали члены его же банды. Кстати, над этой темой стоило поработать, если Воропаев & Co все же попытаются открыть дело о мошенничестве. Вика за небольшое вознаграждение напишет все, что угодно, а тем более правду, да и Ветрову не к чему скрывать имя человека, разрушившего его карьеру, особенно если Андрей ему пообещает содействия в восстановлении репутации.       — Пойдем дальше… Разве не вы собственной персоной помогли Андрею Павловичу открыть параллельную компанию?       — Я помог открыть фиктивную компанию? — кажется, у Воропаева начался когнитивный диссонанс. — Вы в своем уме?       — Более чем. Если бы не ваше желание любыми, даже самыми грязными и преступными средствами занять президентское кресло, вы не устроили бы аферу с откатом и у Андрея Павловича попросту не было бы денег для уставного капитала «НикаМоды». Так что не нужно других называть ничтожествами, если для того, чтобы увидеть это самое ничтожество, достаточно посмотреться в зеркало.       С Воропаевым было покончено, все что он еще мог, это открывать широко, как рыба, рот, но оттуда больше не вылетало ни слова. И все же я решила сделать контрольный в голову:       — Кстати, Андрей Павлович ни от кого не скрывается, это его скрыли от общества на пятнадцать суток. Он вчера был не в меру возмущен решением суда в мою пользу, вот теперь расплачивается за неуважение ко мне и к судье.       — Андрей арестован?! — трагически вскрикнула Кира. — Где он, в какой тюрьме? Вы должны нам немедленно это сказать, и мы поедем его спасать.       — Ошибаетесь, Кира Юрьевна. Я ничего никому не должна. С какой стати я стану вам помогать «спасать» Андрея Павловича, если мне очень выгодно, чтобы он посидел подольше? Как бы Александр Юрьевич не раздувал щеки от важности, но апелляцию могут подать только Ждановы, так что пусть посидит, пусть пометет улицы Москвы, глядишь, и людей уважать научится, и город чище станет, и «Zimaletto» безвозвратно перейдет в мои руки.       — Мерзавка! Выскочка! Да как ты смеешь так со мной разговаривать? Вы только посмотрите, как она научилась ядом плеваться.       — У меня учителя хорошие были. Как вы тогда сказали, Кира Юрьевна? «Это ваши проблемы, Катя, вы их хотели, вы их получили. Теперь сами расхлебывайте их, как сможете». Это ваши слова, я не ничего не перепутала?       — Андрей! Как ты мог? — воздела глаза к потолку Воропаева, обращаясь то ли к виртуальному Жданову, то ли к Богу. — Я же тебе говорила, я же предупреждала, что Пушкарева приберет «Zimaletto» к рукам, а ты меня не слышал, заступался за свою Катеньку, и вот результат: ты в тюрьме, а компания в руках твоей «Лепореллы»*! Как ты мог?       Я сразу улыбнулась на камеру, просто физически ощущая, как в этот момент сжались кулаки Андрея.       — Кира Юрьевна, голубушка, вам ли стенать? — с сарказмом заметила я. — Кто, как не вы забивал гвозди в крышку гроба «Zimaletto»? Вы же не давали Андрею Павловичу и минуты на руководство компанией. Постоянные скандалы, истерики, проверки, ежеминутные звонки во время переговоров, шантаж, угрозы, переключение внимания с президентства на себя, дорогую и любимую, срывы показов и презентаций — вот неполный перечень ваших «заслуг» в крахе «Zimaletto». Так что и вам стоило бы посмотреться в зеркало, прежде чем обвинять кого-то.       Мне кажется, что их всех ужасно задевало, что я говорила спокойно и тихо, не позволяя себе выйти из образа леди ни на долю секунды. А то, что я говорила правду, вообще доводило моих визави до белого каления.       — Милко Вуканович, — обратилась я к модельеру, посчитав разговор с Кирой законченным, — для вас ничего не меняется. Компания готовится к показу, вы делаете две коллекции: в стиле бохо, о чем мы с вами договорились, и вторую в двух вариантах. Кстати, я уже выписала вам премию, чек вы получите сразу после презентации.       — О! СлавА БогУ! Я смОгу твОрить!       — Сможете, творите свободно и смело, никто вас ограничивать не собирается, — улыбнулась я.       — Я мОгу идти работАть? — спросил Вуканович, и глаза его забегали. Это можно было понять. С одной стороны ему очень нужна работа, да и в новую коллекцию он вложил всю душу, с другой — он считал, то в этот момент он предает бывших хозяев, к многим из которых, например к Кристине, он испытывал искренние чувства привязанности.       — Конечно вы можете идти работать, Милко Вуканович! Спасибо за понимание. Кстати, Георгий Юрьевич, — я повернулась к Урядову, — вы тоже можете быть свободны. Очень надеюсь, что пока Совет не закончится и я не скажу вам что можно озвучивать, а что нет, вы не станете ни с кем обсуждать происходящее на Совете.       — К-конечно, Катерина Валерьевна. Можете не сомневаться, — начальник отдела кадров с модельером скрылись за дверью.       Я только собралась приступить к главной части Совета, как Малиновский, видно решивший, что у него на руках козырной туз, гаденько ухмыльнулся.       — Катенька, ты ничего не перепутала? Не рано начала раздавать приказы? Ты помнишь, что мне достаточно только открыть рот на заседании суда, и вскроется вся ваша афера. Боюсь, что тогда ты сможешь раздавать указания только сокамерницам, и только если они тебе это позволят.       «Идиот! — подумала я. — Неужели у него от обиды мозг совсем перестал работать?».       — Роман Дмитриевич, я даже не стану вам напоминать, что никакого заседания суда не будет, потому что апелляцию могут подать только Ждановы, младший, как президент, а старший, как главный акционер, и все, кто способен понимать устную речь, уже понял, что это невозможно.       — Это возможно. Неужели ты думаешь, что мы не отыщем Андрея? Неужели ты думаешь, что когда Павел Олегович узнает, что здесь происходит, то он не приедет, чтобы подать апелляцию, даже если он очень болен. Так что ты просчиталась.       — Да, я думаю, что Андрея вы не найдете, а Павел Олег…       — Ромочка, вся надежда только на Андрея, — всхлипнула Кира, перебивая меня. — Я вчера говорила с Маргаритой, она сказала, что Павел лежит в клинике в реанимации после операции, и навещать его можно будет еще не скоро.       Ух ты, это родители Андрея хорошо придумали. Молодцы! Значит, точно не подведут. А мужа пусть ищут до второго пришествия, ничего у них не получится, слишком хорошо мы заплатили судейской секретарше, чтобы она смогла отправить всю гоп-кампанию бегать по кругу в поисках «заключенного».       — Роман Дмитриевич, если вы помните, я очень хорошо считаю. И то, что если, как вы это называете, афера вскроется, вы первым сядете, я тоже заложила в расчет. Например, — тут я сделала вид, что задумалась, — за контрабанду. Так что давайте вы не будете пытаться запугивать меня. Договорились?       — Не договорились! Если ты спишь с президентом, то это еще не значит, что ты президент, и я тебе это обязательно докажу.       Вот говнюк! Кира побледнела, с недоумением посмотрела на Ромку, потом на меня и, крепко зажмурив глаза, закрыла руками уши. Стало ужасно жалко ее. Какой бы она ни была, она не заслуживала такого публичного унижения на глазах брата и сестры.       — Что вы сказали? — с огромным трудом я улыбнулась в камеру.       — Я сказал, что если ты легла под Андрея, то это не значит, что ты его осчастливила. Ему всегда было противно даже прикасаться к тебе. Понятно? Если хочешь знать, мы на тебя жребий тащили, кто из нас будет тебя охмурять, чтобы ты не присвоила компанию себе. И спал он с тобой по моей инструкции, так что Жданчик отыщется сам, он не станет дарить тебе «Zimaletto».       — Роман Дмитриевич, я думаю, что вам придется подождать пока отыщется Андрей Павлович за пределами компании. Вы уволены без права даже приближаться к зданию «Zimaletto». И вовсе не за те гадости, которые вы мне сейчас наговорили.       — А за что?! — хохотнул Малиновский.       — Прежде всего за то, что вы мне «тыкали», я же предупреждала, что не потерплю фамильярностей. А так же за то, что вы позорите компанию своим разнузданным поведением в соц сетях. Соберите свои вещи, сдайте бейджик и до свидания. — я повернулась к Воропаевым, словно не видя остолбеневшего Ромку. — А вам мне есть что предложить, я не хочу расставаться врагами…