POV Андрей Жданов.
Ну что, господа присяжные заседатели, не ждали? Не думали, что к вам «Гав» придет? А он пришел, ну, полный «Гав»! Нашли с кем связываться, с Катериной свет Валерьевной. Мне вас даже жалко. Да Катька за своего любимого мужа любого порвет, как Тузик грелку, а уж «милых» ее сердцу Воропаевых & Малиновских, так еще и с превеликим удовольствием. И ведь все продумала от «а» до «я», до самой маленькой и неприметной детали. Нет, все же голова у жены, это не голова, а Дом Советов!***
…Поспать мне удалось совсем немного, может, пару часиков, может, и того меньше. — Андрюша, просыпайся, — маленькая теплая ладошка нежно погладила мое плечо. Господи, хорошо-то как! И наплевать, что почти три месяца я не мог спокойно ни спать, ни есть, ни жить, что мучился от ревности и ходил по минному полю. Стоило все перетерпеть, чтобы теперь по утрам меня всегда будил чуть хрипловатый, сексуальный голос, а маленькая ладошка гладила мое плечо. От нежности к Кате сбилось дыхание, ужасно захотелось заплакать, хорошо еще, что нежность мгновенно переросла в страсть, слезы так и не показались, а первое брачное утро, как выяснилось, для любви ничем не хуже первой брачной ночи. Даже лучше! Есть первые робкие лучи солнца, целомудренно освещающие каждый изгиб любимого тела и всю гамму чувств на ее лице, есть осознание, что не только засыпать, но и просыпаться хочется с Катериной и только с ней, и хорошо бы всегда вот так, от желания обладать ею и дарить ей себя. И, что немаловажно, у меня для этого были силы, пусть два часа, пусть полтора, но я отдохнул и поспал. — Я так по тебе соскучился, — прижимая к себе жену, зашептал я ей куда-то в макушку, — спасибо, родная. Это было восхитительно. И как тебе только удается, каждый раз быть совершенно иной? — Не придумывай, — с улыбкой кошки, наевшейся, наконец-то, вдоволь сметаны, лениво пробормотала Катюха. — Ты просто забыл… — Я ничего не забыл, — рука начала поглаживать ее тело, — ни одного мгновения из тех, кото… — Андрюша, не заводись, и меня не заводи, — перебила Катя, перехватывая мою руку, а сама завела еще больше, когда поцеловала ладонь. — Ну, пожалуйста. У нас совершенно нет времени на лирику. — Хорошо, — согласился я, — только давай сделаем это традицией нашей семьи. — Что? Начинать утро с секса? — хитро прищурилась жена. — Катька, почему ты такая не романтичная? Давай назовем это: начинать день с любви. — Как бы это не называлось, идея мне нравится! А то действительно, вышел утром на улицу, тут бах, кирпич на голову, и все! Считай помер в день, когда не сделал ничего ни полезного, ни приятного, а так… Будет о чем вспомнить! — она захохотала. — Кому? — Оставшемуся в живых, разумеется. — Кать, это не смешно. Я даже в шутку не готов… — Андрей, — жена начинала сердиться, — нам правда некогда. Нам сегодня очень нужно поговорить, обсудить план, потом мне тебе еще тюрьму показать нужно, а затем ты мы должны разработать стратегию беседы с твоими родителями. Мы же не хотим, не дай Бог, ни инфарктов, ни чего похуже? Согласен? — Согласен, конечно. Только о какой беседе ты говоришь? Ничего не понимаю. — Вставай, одевайся и поехали. Я все тебе объясню в дороге. Прямо из гостиницы Катюша повезла меня… Правильно, в тюрьму! Хорошо еще, что не в колонию строгого или особого режима, а так, можно сказать, на вольное поселение. Дорогу до Переделкино я почему-то запомнил особенно хорошо. И даже не потому, что разговор был очень серьезным, содержательным и, я бы сказал, судьбоносным; и не потому, что я тогда впервые осознал и принял: Катя умнее меня, это данность, но это не было ни оскорбительно, ни унизительно; и даже не потому, что это было наше «свадебное путешествие». Эта дорога запомнится мне навсегда тем, что несмотря ни на что, самым главным для Катеньки было сделать мое заточение максимально удобным. И мы останавливали машину у всяких торговых точек, и закупали продукты, и теплые свитера, и мой любимый шампунь, и жидкость для разведения огня, и… и… и… И это жена настаивала на покупках. — Поверни налево, еще чуть-чуть, и мы приедем. Ага, вот здесь. — Катя словно засветилась изнутри, как только машина, свернув с Минского шоссе, въехала в лесопарк. — Андрюшка, посмотри, как красиво! Снег совсем рыхлый, с проталинами, может, где-то уже есть печеночницы, или подснежники. Я усмехнулся. Пока моя девочка выбирала продукты, мне удалось купить ей букет нежно-сиреневых эустом, и даже припрятать его в багажнике до поры, до времени. Так что и мне будет чем порадовать жену. Да и для мохито у меня все припасено было! — Господи, красота-то какая! — завопил я, выходя из машины. Маленький, практически дачный домик, терялся в ельнике, его не было видно ни с дороги, ни от калитки участка. Действительно одиночная камера, хоть и при полной свободе, сюда не забредет случайный прохожий. — Кать, а как ты будешь сюда добираться каждый день? — крикнул я жене вдогонку. Пока я любовался окрестностями, она уже почти дошла до крыльца домишки, и мне пришлось быстрым шагом ее догонять. — Я не собираюсь куковать тут в полном одиночестве. Нет, здесь очень красиво и здорово, но так мы не договаривались. Здесь же даже мобильный скорее всего не ловит. — Точно! И интернета нет. И света, и туалета, и воды, и вообще, ты заслан на окраину цивилизации, — грустно сказала Катя, но заметив мое ошарашенное лицо, рассмеялась: — Жданов! Мы что, в джунглях? Да, это не особняк, но туалет и душ папа сделал, и свет в доме есть, и интернет тоже. Только парового отопления нет, но это ничего, я обожаю топить печку, и сидеть потом у огня. — Лучше лежать, я надеюсь, что к вилле прилагается медвежья шкура, на которой можно будет любить друг друга. — Кто о чем… — А вшивый о бане, — закончил я фразу. — Вот именно. Ты еще не объяснила, как ты собираешься добираться ко мне. Я один не останусь, и точка. Ну, чего ты хохочешь? Тебе смешно? А я знаешь, что думаю? — Что? Ты еще о чем-то думаешь, а я так надеялась, что ты уже не способен ни о чем думать, сдался на волю победителя и мне не придется арестовывать тебя с применением силы. — И не надейся, я просто так не сдамся. Я теперь понял, что ты хочешь от меня заточить в темницу, а сама удариться во все тяжкие… Вся наша шутливая перебранка шла фоном в то время, пока мы справлялись с замком, открывали, засыпанные тяжелым сырым снегом, двери, заходили в дом (в котором, кстати, было очень холодно). Катя плотно прикрыла дверь, и в комнате стало почти темно, только свет из маленького окошка где-то в глубине домика едва-едва освящал наши силуэты и контуры мебели. Я сделал шаг, споткнулся о ножку то ли стола, то ли еще чего-то, и впечатался в жену. Нас обоих накрыло желанием безо всякой музыки, без мохито, без какой бы-то ни было внешней атрибутики, на ощупь. — Нужно открыть ставни, — внезапно севшим голосом, даже не проговорила, а простонала девочка. — Не нужно! Это было какое-то сумасшествие. Как будто вот-вот должен был наступить конец света и мы спешили на прощание не только насытиться, но и пресытиться друг другом, чтобы ни об одной упущенной возможности потом, «за концом света», не сожалеть. И можно было все, абсолютно все, чего мы оба хотели… — Глупенький, разве смогу я удариться во все тяжкие без тебя? — прошептала моя девочка, когда немного пришла в себя после очередного оргазма. — Разве кто-то умеет любить так, как ты? Разве хоть с кем-нибудь еще мне может быть так жарко в ледяном доме? — Господи, мы сошли с ума. Ты же можешь простыть, одевайся немедленно, — всполошился я.POV Катерина Жданова.
— Как ты будешь до меня добираться? — уже в который раз спросил Андрей, когда мы, перетащив все вещи в дом, протопив его и поужинав, возвращались в Москву. Вот же неугомонный! — Ты забыл, что у меня тоже есть машина? И получше твоей. — Ага, машина! Она у тебя с автопилотом или с шофером? Если с водителем, то я не возражаю, но сама говорила, что никто не должен знать, где я нахожусь! Вот было бы смешно, если бы Зорькин тебя привозил ко мне. — Почему это кто-то меня должен везти? Я сама умею водить машину, — возмутилась я. — Катюша, я категорически против того, чтобы ты сама вела машину в Переделкино. Вначале по городу в пробках, потом пятьдесят минут по трассе. Прости, родная, но нет! — Почему? — У тебя какой водительский стаж? — устало спросил Андрей. — Три дня, четыре? Кать, такая дорога страшно выматывает, и очень небезопасна. Мне совершенно не улыбается, каждый день сходить с ума от тревоги за тебя, солнышко. — И что же нам делать? — расстроилась я, прекрасно понимая, что это не глупый шовинизм Жданова, что он действительно будет с ума сходить, каждый раз, пока я буду в дороге. — Что, весь план отменять из-за такой мелочи? — Ни за что! — хитро прищурился муж. — У тебя будет водитель. Такой замечательный, что ему вполне можно доверить тайну. Он никому не проболтается, ни где я нахожусь, ни к кому ты ездишь. — Кто-то из твоих знакомых? А ты в нем уверен? Люди, это всего лишь люди, они в любой момент, как выяснилось, могут предать. — В нем я уверен, — Андрей захохотал. — Я сам стану твоим водилой на твоем шикарном броневике. Погоди, не махай руками, дай мне договорить. Я нацеплю усы и бороду, на нос одену темные крупные очки, купим куртку-дутик, чтобы фигуру опознать было невозможно, а бейсболка, натянутая почти на нос, завершит образ этакого крутого дядечки из компании дальнобойщиков. Кто меня там рассматривать будет? Утром я подгоняю машину к «Zimaletto», ты выходишь, и адьё-с, я уезжаю, вечером подъезжаю, ты садишься в машину, и опять-таки, адьё-с! Катька, ну, согласись, что это прекрасная мысль. — Согласна! Умница ты мой. Так у нас и времени больше будет, чтобы побыть вдвоем, и ты не закиснешь в своей одиночной камере, и вообще… Будет лень готовить ужин, всегда можно вечером где-то поужинать вдвоем. — Люблю тебя! — как-то уж очень пылко воскликнул Андрюша. — Знаешь почему? — Скажи еще «за что». Любят за «просто так», просто потому, что любят. Вот, как я тебя. — Это само собой, но дополнительно я люблю тебя за то, что ты не капризничаешь, и если я вношу какое-то конструктивное предложение, то соглашаешься с ним. — Ну, на это моих мозгов пока хватает, — я усмехнулась, но мне была очень приятна похвала. — Сейчас проверим так ли это. — Жданов чуть-чуть помолчал. — Кать, ты не пойдешь на встречу с моими родителями одна. Я категорически против этого. — Аргументы будут? — спросила я. — Как ты не понимаешь, что я не хочу прятаться за твою спину? Не хочу, чтобы отец, не разобравшись во всем начал тебя обвинять, а меня унижать в твоих глазах. Не хочу, чтобы мама начала говорить тебе гадости, а я не смог бы тебя защитить. Я хочу быть с тобой, а не прятаться за твоей спиной. Я твой муж, неужели не понимаешь? Слезы подступили так близко, что сдерживать их я не стала. Впервые в жизни я почувствовала себя защищенной, впервые в жизни смогла позволить себе роскошь быть слабой женщиной...