Bеsame mucho

POV Катерина Жданова.

      Я видела, Андрей не шутил, он совершенно искренне пытался понять и не понимал, почему я решила, что Колька наказан больше всех. Я злилась на его непонятливость, горячилась, объясняла и так и сяк, но он только удивленно пожимал плечами и спрашивал: — Ну, и что?       — Ладно, постараюсь объяснить на примере. Вот представь себе… Живет на свете мальчик, очень талантливый мальчик из бедной и неблагополучной семьи. Отца у ребенка нет и не было, матери он не очень-то нужен, дворовые ребята над ним смеются, а девчонки не соглашаются на него даже бросить взгляд, несмотря на то, что он таскает домой их тяжеленные рюкзаки и дает им списывать контрольные по математике. Надо сказать, что худенький, трусливый, плохо одетый, вечно лохматый и всегда жующий сопливый мальчик действительно не вызывает симпатий. Тем более, — задумчиво продолжила я, — что он всегда готов лизнуть там, где надо бы гавкнуть. Что ему остается делать? Только дружить с таким же изгоем, как он сам, то есть со мной.       — Кать, прекрати. Мы оба прекрасно знаем, что ты была изгоем по собственной воле.       — Согласна. Я не жалуюсь, я просто констатирую факт. Буквы и цифры мне тогда были гораздо интереснее людей, ничего удивительного, что и я людям была не нужна и не интересна. Но, позволь, я продолжу. Так вот… У мальчика-изгоя была одна мечта: стать богатым и знаменитым и вращаться в кругу себе подобных, то есть богатых и знаменитых. А вместо этого жизнь подсунула ему меня. И если я воспринимала Кольку, как подарок судьбы… Понимаешь, Андрей, мне с ним было очень интересно, мы часами могли решать математические, а потом и экономические задачи, играли в «Монополию», часто и много спорили о будущем. Я пыталась доказать, что деньги и слава — это не главное, что главное, чтобы жить было интересно и не скучно.       — О, да, — рассмеялся муж. — Чего-чего, а скучать ты сама не станешь, да и другим не дашь. — Жданов на секунду задумался, словно что-то припоминал. — Никогда не забуду твои «Гав» и «А я-то ду­мала, что пос­ле вче­раш­не­го у ме­ня по­явит­ся за­щит­ник», не говоря уж о тараканах последних месяцев. Это же надо было до такого додуматься? Сделала из меня ревнивого параноика, вторую Киру!..       — Ты очень обижаешься, да?       — Нет, иначе не взял бы тебя замуж. Ладно, не отвлекайся, рассказывай дальше.       — Понимаешь, Андрюша, Колька был вынужден довольствоваться моим обществом, в другое его не принимали. Да и выгодна ему была дружба со мной. Где бы его еще кормили? Только в нашем доме он наедался до отвала. Где бы он брал учебники? Только у меня. Кто бы еще терпел его вечное нытье и прожекты? Только я. Да и вообще, когда мы были один на один, когда ему не перед кем было выпендриваться, я действительно чувствовала, что он считает меня близким человеком. Это уже потом, когда я узнала цену его «дружбы», я стала вспоминать и анализировать поведение Кольки в той или иной ситуации, и пришла к плачевному результату. Я же прекрасно помню, как он объяснял какой-то девушке, случайной прохожей, которой и дела-то не было ни до него, ни до меня, но которая была красива и хорошо одета, что я его двоюродная сестра из провинции. Зачем? А чтобы никто никогда даже мысли не мог допустить, что у него может быть девушка такого внешнего вида и в таких лохмотьях.       — Катюха, ты прекрасно знаешь, что ты красавица, зачем ты…       — Ну, — усмехнулась я, перебивая, — до красавицы мне далеко.       — Это неправда! Если бы ты хоть раз мне позволила отвести тебя в сало…       — Андрюша, закрыли тему, — снова перебила я мужа. — Конечно же я пойду в салон, конечно же я сменю одежду, и брекеты сниму, и очки поменяю. Думаешь, что я не понимаю, что быть твоей женой это не только безмерное счастье, но и куча обязанностей? Понимаю! И совершенно не собираюсь ронять твою репутацию… Тшшшш, — закрыла я мужу рот рукой, когда увидела, что он собрался мне возразить. — Я должна соответствовать своему положению, и я буду соответствовать. Но для меня самое главное, что ты любишь меня, а не внешнюю оболочку, что тебе не стыдно было, что твоя девушка, а затем и невеста выглядит, как пугало и вызывает недоуменные взгляды. Что ты, ни на секунду не задумавшись о папарацци, потащил меня в ЗАГС в том виде, в котором я была…       — Естественно, а вдруг бы ты передумала!       — Вот! Понимаешь? Вот! Это было для тебя гораздо важнее, чем-то, что та же Шестикова могла увязаться, а может, и увязалась за нами, и что уже утром все журналы могут пестреть фотографиями и издевательскими статьями.       — Не будут!       — Почему это? Ты что? Ты заплатил Шестиковой? — Андрей кивнул. — Значит, все-таки стесняешься меня?       — Дуреха ты, Катька! Я не хотел тебя стеснять. Знаешь, любое фото и любую статью можно так подать, что ты потом ходила бы втянув голову в плечи. А этого я не хочу совсем.       — Например? — полезла я в бутылку.       — Катюша, давай проедем. Ты так интересно рассказывала, может не будем отвлекаться? — Жданов умоляюще посмотрел на меня. Но если уж мне шлея под хвост попала, то пиши пропало.       — Нет, не проедем. Что такого могла бы написать Шестикова, что мне потом бы пришлось ходить с опущенной головой? Ну, чего ты мне в глаза не смотришь, а? Приведи хоть один пример!       — Если бы ты могла себе представить, как трудно с тобой, Катюха, ты бы сама себя высекла.       — Зато не скучно! — рассмеялась я. — Приведи пример!       — Не скучно — это точно, — улыбнулся и Андрей. — Хочешь пример? Пожалуйста. Лена с фотографиями бежит к кому? К Кире! Зачем? Как минимум, за комментариями. Продолжать? — я кивнула. — Как ты думаешь, сколько минут понадобится моей бывшей невесте, чтобы дозвониться до Лондона? Как ты думаешь, поддержат ли родители, особенно отец, желание Кирюхи провести аудит, да еще если Воропаева начнет угрожать продажей своих и Сашкиных акций?       — Андрей, я в любом случае не буду делать липового отчета. И на Совете директоров все всплывет.       — Я это знаю, Катенька. И поверь, я не стану просить тебя изменить решение. Я сейчас о другом, — он помолчал. — Все это могло бы происходить на глазах у журналюшки. Значит, что бы она написала? А написала бы она, что я потерял доверие родных, что Кира хочет меня сместить, что я в отчаянии настолько, что женился на тебе. Ты хочешь прочесть такое? А твои родители? Они готовы прославиться на всю Россию, как сплавившие свою дочь замуж из-за безумия отчаявшегося жениха? И хорошо еще, если Кира не придумала бы, что ты развалила «Zimaletto», чтобы я сошел с ума. Или вот такой вариант… Ты сама говорила, что Кира и Ромка очень сблизились во время поездки в Прагу. Так? — я снова кивнула. — Как ты думаешь, через сколько минут, после прихода Шестиковой, моя бывшая связалась бы с Малиновским?       — Зачем?       — Хотя бы для того, чтобы узнать был ли он в курсе дела и поплакаться на судьбу.       — А Ромка ей тут же выложил бы, свою версию, — подхватила я, поняв, что Андрей действительно думал обо мне, когда платил Шестиковой, а вовсе не стеснялся моей внешности. — Неужели он бы проболтался, что компанией владею я? Как ты думаешь?       — Можешь не сомневаться. Он и так был зол на нас обоих, а после того, как появился в соц сетях со своей страницей… Он ведь думает, что это моих рук дело. И что бы в результате написали в статье?       — Что я решила тебя захомутать, для этого прибрала «Zimaletto», а потом выдвинула условие: или ты на мне женишься, или я не верну компанию. Вот тебе, бедненькому, и пришлось тащиться со мной в ЗАГС.       — Увы, но именно так Шестикова бы все преподнесла, ну, или очень похоже, поэтому я решил заплатить. За твое спокойствие, Катя.       — Андрюша, я была не права. Прости.       — Простил. Рассказывай про Кольку.       — Да что там рассказывать, все понятно и так. Когда я зарегистрировала «НикаМоду», Зорькин решил, что сейчас на него посыплются и деньги, и слава. Заказал себе визитки, купил крутой мобильный, ему понравилось, а аппетит приходит во время еды. Вот он и решил, что быть финдиром никому не известной компании, это не то, о чем он мечтал. И он возжелал стать владычицей морскою*, и план разработал, и контрабандистов Ромке всучил, и «Zimaletto» начало путь к краху. Да тут еще Малиновский со своей инструкцией подоспел, вот Колька и начал праздновать победу.       — Кать, а не услышь ты тогда разговор Зорькина с Михаилом, все бы у него получиться мо…       — И думать так не смей! — психанула я, и злые, не прошеные слезы подкатили к глазам. — Андрей, я никогда не взяла бы чужого, слышишь? Помучить могла, сделать вид могла, даже до края обрыва дойти могла, но никогда не столкнула бы с обрыва тебя.       — Ну, все, солнышко, успокойся. Я вовсе не это имел в виду.       — А что?       — Катюша, не начинай. Лучше рассказывай дальше.       — А нечего больше рассказывать. Ты только представь, что у мальчика потенциально был весь мир в кармане, а по факту он не мог пользоваться машиной без меня, не мог потратить ни копейки и всюду был вынужден не просто сопровождать меня, но еще и изображать пылкого влюбленного. В кого? В кошмар на улице Вязов!       — Если бы ты знала, как я ему завидовал. Если бы могла представить, как мне хотелось оказаться на его месте, — вздохнул Андрей.       — Напьешься — будешь! ** — захохотала я, зная, что Андрей меня понял. — Ты представляешь, я сказала Кольке, что это моя тебе месть, впрочем, так оно и было, и Зорькин принялся меня убеждать, что это плохая идея, что тебе, мол, все равно, а ему позор…       — Хорош друг, ничего не скажешь.       — Мне пришлось выдать версию, — тут я согнулась пополам от смеха, — что хочу вызвать у тебя экономическую ревность, мол ты будешь ревновать ко мне… деньги «НикаМоды», а значит, «Zimaletto».       — Какую ревность? Экономическую? — Андрей пару раз хохотнул и сник. — Катька, я чуть с ума не сошел, когда видел, как вы целуетесь. Знаю, теперь знаю, что вы делали вид, но тогда… Да еще мое воображение дорисовывало мне такие картины, что хоть вешайся или Зорькина вешай.       — Не надо вешаться, и его вешать не нужно. Ему на долгие годы хватит той каши, которую я ему сварила. Он ведь думал, что терпит позор не просто так, что он за все вознагражден будет. А после Совета директоров я расскажу ему правду. И уволю. Я собиралась ему тысяч двадцать выходного пособия выплатить, на старт хватит, он талантлив, может, и пробьется куда-нибудь. Как ты считаешь?       — Долларов? — спросил Андрей, я кивнула. — Я — только «за». Он спас тебе жизнь. Хватит мести.       — А про Борщева послушать не хочешь?       — Нет, не хочу, он мне совершенно не интересен. Получил свое, ну, и слава Богу. Давай-ка лучше рассказывай, что ты придумала для Совета директоров.       — Михаил не откроет сеть ресторанов, — все же сказала я. — Мне даже делать для этого ничего не пришлось. Я просто перестала ему помогать, и он сдулся.       — А Колька не мог помочь?       — Мог, вот только в цене они не сошлись. Да и нужных связей у Кольки не густо. Так что ничего у него не получилось. — Я перебралась поближе к Андрею, прижалась к нему. — Давай о Совете директоров поговорим утром? Я очень хочу спать…