Bеsame mucho

POV Андрей Жданов.

      Мне казалось, что любого наказания, которое могла придумать Катюша для Ромки, будет ему недостаточно, но то что я услышал, ужаснуло меня.       — Я от его име­ни соз­да­ла стра­нич­ку гов­ню­ка, сек­систа, эта­кого ма­чо, ко­торый не прос­то хвас­та­ет­ся сво­ими по­беда­ми, но еще и да­ет оцен­ки тем, с кем пе­рес­пал, всем вмес­те и каж­дой в от­дель­нос­ти. И я ни­чего не при­дума­ла, все это бы­ло в его кар­то­теке.       — Что ты на­дела­ла, Ка­тя? Как ты мог­ла? Ты хо­тя бы по­нима­ешь, что опо­зори­ла де­вочек на весь мир? Ром­ка, ко­неч­но, та еще сво­лочь, но то что сде­лала ты во­об­ще не име­ет наз­ва­ния. Им же те­перь хоть ве­шай­ся.       Я видел, как она прикусила губу и часто-часто заморгала глазами, наверное, чтобы не заплакать.       — Дос­тань свой но­ут­бук, по­жалуй­ста, — слезы покатились из глаз Катюши уже в который раз в эту ночь, но она смахнула их и уверенно забегала пальчиками по клавиатуре. — Вот, пос­мотри, — ска­зала жена и развернула экран ко мне.       Боже, почему я такой кретин? Как я мог хотя бы на одну секундочку допустить, что Катенька, моя Катенька, девочка, которая сама столько страдала от оскорблений, насмешек и унижений смогла бы обречь кого-либо на позор?       Одного взгляда на экран хватило, чтобы понять всю изящность, простоту и гениальность плана, выведя из-под прицела девчонок, Катя направила такую силу удара по репутации самого Малиновского, что вряд ли он сможет хоть когда-нибудь продолжить карьеру ловеласа и сердцееда. Женщины будут бежать от него, как от чумы.       — Ка­тюша, прос­ти, — бросился я к жене.       В левом верхнем углу страницы красовался сам антигерой, в полный рост. Фотография была невероятно удачной, на ней в обтягивающих джинсах с оголенным торсом стоял Ромка и показывал публике средний палец. Справа от фото красовался текст с надписью «Настоящий мужчина выбирает сексобол, или е@ал я их всех»:       «Мужики, поговорим о бабах. Лично у меня их было немерено. Первую десятку я оприходовал за пару подростковых недель не разбираясь с окрасом, мастью и внешними даннымb. В то время я еще был всеяден — которая давала, ту я и брал. Все изменилось, когда я начал работать в сфере моды. В нашем бассейне плавают такие рыбки, что я, как настоящий аквариумист…»       Дальше читать дальше не хотелось, стало противно. Примерно такую же пошлость я видел и раньше в компе у Малиновского, может только с меньшей концентрацией дерьмовости.       — Кать, кто текст-то писал? — усмехнулся я, справедливо полагая, что даже при той степени злости на Ромку, которая была у жены, она не могла бы этого написать, из природной брезгливости не могла бы.       — Как кто? Твой «друг» и писал, я только первое слово «мужики» добавила. Все остальное — это его авторское произведение. Я к этому отношения не имею.       — Лукавишь, солнышко, — засмеялся я. — А кто убрал фамилии, кто завуалировал личности девчонок так, что они и сами себя-то вряд ли могут опознать?       — Они, наверное, смогут. Вот, например, смотри, Алена N. Малиновский пишет, что она… — Тут Катюха покраснела, опустила глаза в пол, и мне пришлось самому читать характеристику:       — Кривые тощие ноги прячет под макси или в штанины брюк, заводится с пол-оборота, как будто у нее в спине есть ключик. Отдается…       — Андрей, перестань, это мерзко, лучше посмотри вот сюда, — Катя подняла страницу повыше, и я увидел отклики на экране.       «Девочки! Не обращайте внимания. Я этого козла знаю. Он импотент, ничего без «виагры» не может сделать, вот и пыхтит на нас злобой»… «Нюшечка».       «Малыш, оставь девок, раз не прет, иди ко мне. Ты такой хорошенький, такой сладкий, я тебя приголублю. Не стесняйся, я же видел тебя в «Голубом Огоньке»… «Ослик Иа».       И таких комментариев несколько сотен. Правда парочка явно от девчонок «из списка». Может они себя и не опознали, но поняли, что и «их посчитали»* и такое написали, что даже у меня уши свернулись трубочкой.       — Кать, я одного не понимаю…       — Почему Малиновский не удаляет эту страницу из соцсетей?       — Ага.       — Вначале он ничего не знал. Потом, когда скандал разгорелся, и девочки вначале начали шарахаться от него, а затем и отвешивать пощечины пачками, он узнал, ему показали, но сперва не мог удалить, потому что не знал пароля. А после… — Катюха хитро посмотрела на меня, притворно вздохнула, но не выдержала, рассмеялась. — Он удаляет, а назавтра страница снова на месте, снова со всеми комментариями и картинками. А пароль уже другой… И опять нужно время, чтобы удалить. И так по кругу.       — И долго еще ты собираешься…       — Андрей, — перебила меня жена, — ты помнишь, что мы в тот день не могли дозвониться до Вячеслава Семеновича?       — Да, только при чем здесь одно к другому?       — Вчера, когда я прочла справку, я позвонила ему и все выяснила.       — Катенька, я что-то потерял нить. Кому позвонила, что выяснила и какое отношение это имеет к странице Малиновского в соцсетях?       — Ты спать хочешь, да? Иначе бы ты все сразу понял. Я позвонила Вячеславу Семеновичу, выяснила, почему он не отвечал на звонки в тот день.       — И почему?       — Он сказал, что его мобильный куда-то запропастился, потом сам по себе как-то появился, и спросил, почему мы не позвонили на стационарный.       — Как это не звонили, когда звонили и не один раз.       — Вот именно! Ромка все просчитал. Да только награда нашла героиню.       — Катюша, ты о чем, может хватит ребусов и кроссвордов?       — Секретарша Вячеслава Семеновича оказалась в Ромкином списке. Отсюда и пропавший мобильный, и: «его нет на месте, нам не до разговоров, у нас тут такое…», — она так похоже скопировала голос Илоны, что я невольно улыбнулся. — Вот и пусть она теперь полюбуется на себя, пусть знает, что помогала подонку.       — И все-таки ее фамилию ты скрыла, — констатировал я.       — Скрыла, даже она не заслуживает такого унижения.       — Умница, — я притянул к себе жену, — ты очень добрая, Катенька.       — Андрей, не надо! Знаю я, зачем ты говоришь, что я добрая. И не надейся, пусть страница повисит до Совета директоров, пусть Ромка на него не отвлекается.       — На Совет?       — Ага!       — Ты что-то задумала, Катюха?       — Да! Но только если ты согласишься с моим планом.       — С каким? Рассказывай.       — Андрей, погоди. Я хочу закончить с неприятной частью, а уж потом все-все тебе расскажу. И тебе мой план понравится, я тебя уверяю.       — Нисколько не сомневаюсь. С Малиновским закончили?       — Да… Хотя не совсем. Но в той истории он скорее жертва…        Жена ушла в себя, что-то забормотала, я видел, что она не раз и не два бросала на меня украдкой взгляд, словно решая стоит говорить или нет. Я не торопил, чувствовал, что сегодня ночь откровений, что Катя сама мне все расскажет. Она мне, а я ей, и мы начнем семейную жизнь с чистого листа, оставив в прошлом шлейф недомолвок.       — Когда вы с Малиновским решили влюбить меня в кого-то из вас, — начала жена, но я перебил её.       — Катюша, мы ведь уже говорили об этом, зачем ты снова начи…       — Погоди, Андрюша. Прошу тебя, не перебивай, мне и так не просто. Так вот, когда вы с Малиновским решили влюбить меня в кого-то из вас, вы были правы, но вы ошиблись адресом.       — Что ты сказала? Каким адресом?       — Я сказала, что ты вполне мог бы лишиться «Zimaletto», правда, чтобы ваш план сработал, тебе нужно было не меня влюблять в себя, а Зорькина.       — Николая? — усмехнулся я.       — Ага. Вот он действительно нацелился на твою компанию.       — Так что же ты раньше молчала? — захохотал я. — Я бы сразу переключился с тебя на Коленьку…       Катюша моего веселья не поддержала, наоборот, стала еще мрачнее.       — Помнишь контрабандистов? — вдруг перешла она на другую тему.       — Конечно помню, а при чем здесь контрабандисты?       — Это Колька через знакомых Михаила подсунул их Малиновскому.       Наступила такая плотная тишина, что уши начало закладывать, как в кессоне. Мда… Как оказалось, сегодня все, всё и вся было при чем.       — Ты знала об этом? — едва слышно спросил я.       — Нет! Тогда я еще ничего не знала. Андрюша, ты должен мне верить.       Торопясь, словно за ней гонятся, глотая слезы и слова, Катя стала рассказывать мне, как Николай ее спас, как уговаривал отомстить мне, как она согласилась, лишь бы он поскорее ушел, как проснулась потом среди ночи и подслушала его разговор с Борщевым, как поняла, что не только мы с Малиновским, но и друзья используют ее, как ей в голову пришла мысль, что если бы она составила завещание на имя Кольки, а не на мое, то и спасать бы он ее не стал… Как… Как…       Бедная моя девочка, как она сумела все это пережить? Один на один с предательством и бедой.       — Вот тогда я и решила, что макну вас всех в ту на­воз­ную ку­чу, в ко­торую вы по­пыта­лись мак­нуть ме­ня, — донесся голос Катюши, возвращая меня в реальность. — Но о подставе с контрабандистами я не знала, это же было до всей заварухи. Ты мне веришь?       — Послушай меня внимательно, Катенька, — сказал я ей более чем серьезно. — Я не просто тебе верю, я убежден, что ты не способна на подлость. Потому что ты самый чистый и светлый человечек, которого мне приходилось встречать. А насчет Зорькина… Знаешь что?       — Что?       — Что бы он мне ни сделал, я его прощаю.       — А с чего это ты такой добренький? — уперла жена кулаки в бедра.       — Он тебя спас! И мне не важно, вольно или невольно, по каким-то корыстным мотивам или альтруистически, главное, что ты жива. Так что я его прощаю, чтобы он мне не сделал.       — А я не прощаю! Я не прощаю! — Катя заплакала так протяжно и горько, что я снова возненавидел уже прощенного мною Кольку. — Его единственного я простить не могу. Андрюша, это ведь даже хуже, чем Ромка тебя… Он же, как брат, как родной мне был. Понимаешь? Ну, это же невозможно, чтобы с самого детства, чтобы… Когда маленький, понимаешь? Мы же детскую клятву давали, и пальцы кололи себе, я у него слизала капельку крови, а он у меня. Как же так? Он же не мог не знать, что он делает. И все из-за денег, только из-за амбиций и денег! Тогда все можно, да? И друга предать, и брата, и даже маму можно продать… Из-за денег, Андрюшенька, из-за амбиций!       Катя бормотала это ужасно сбивчиво, горько, все время шмыгала носом и подвывала. И было так страшно и больно, что сердце зашлось. А вот утешить ее не получалось. Я не знал, что сказать, чтобы ей стало легче.       — Ты права, маленькая, ты права. Это я его прощаю за контрабанду, пусть живет, а твоих этих слез я ему не прощаю. И ты делай все, что задумала. Я тебя поддержу, я всегда буду с тобой.