Bеsame mucho

POV Андрей Жданов.

      Если вы думаете, что вместе с Кирой мой кабинет покинули все мои неприятности, так вы ошибаетесь. На сегодня их лимит еще не был исчерпан.       — Андрей Павлович, к вам Малиновский, — доложила Маша едва сдерживая смех, с непонятным ехидством, которое разъяснилось, когда Ромка зашел в кабинет.       Мда… И как только моему вице-балбесу пришло в голову тащить через все коридоры и приемные огромный пакет, разрисованный сердечками и надписями «I love you, my boy», в мой кабинет? Представляю, как веселился народ.       — Палыч, — шепнул Ромка, — твоя мышка в норушке?       — Кати нет, и сегодня не будет.       — А за что это ей такие привилегии? — сразу довольно громко задал вопрос Малина и тут же сам на него ответил: — А! Я понял, все понял! То-то ты вчера весь день недоступен был, даже на звонки не отвечал.       — И что ты понял?       — Ты начал претворять наш план в жизнь, переспал с ней и теперь она в заслуженном ночью отгуле.       — Завидую тебе, Ромио, сам себе гипотезу выдвинул, сам себе в нее поверил, сам себе выдал ее за непреложную истину. Полное самообслуживание, это дорогого стоит. Да близко ничего похожего не было. У Катюхи такой фонарь под глазом, что ей не только на работу, ей в окно выглядывать нельзя, проезжающие машины слепить будет.       — А чё случилось?       Пришлось рассказывать Малине о событиях последних дней. Обо всем. И о том, как мы с Катей ходили ужинать, и о том, как ее в подъезде трое подонков избили и вымогали деньги, и о моей с ними драке, и об увольнении Клочковой, и о своих новых отношениях с Кирой, и о драке с Милко, и о разговоре с Катиным отцом, и о том, что у нее есть официальный жених.       Ромка слушал молча, практически не перебивал, однако, на ус мой рассказ наматывал, я это понял, когда он начал комментировать услышанное.       — I love you, my boy! — первое, что сказал этот оболтус.       — Что?       — I love you! Ты мой герой! Нет, ты не просто герой, ты многожды герой! Если мне придется писать сочинение на тему «На кого из героев вы хотели бы быть похожи», я буду писать исключительно о тебе.       — Ромка, ты трёхнулся?       — Ничего я не трёхнулся. Только настоящий герой мог уволить Клочкову, — расхохотался он, — и избавить меня от приставаний этой пираньи. Только настоящий герой мог решиться на поединок с Милко, и уж, конечно же, только сам Геракл мог совершить такой подвиг — целоваться с мисс «железные зубы». О таких мелочах, как беседа с Катюхиным папА или усмирение невесты, я и говорить не стану. Тот, кому под силу поцеловать нашу «красавицу» и не превратиться в чудовище, может сможет все.       — У тебя, вообще-то, тоже ни рогов, ни копыт не появилось, — пожалуй, даже чересчур резко бросил я.       — Это ты о чем?       — О том, что ты сам целовал Катю, причем против ее желания. Но ни рог…       — Так я всегда чудовищем был, самым обаятельным и привлекательным чудовищем в мире, — засмеялся Ромка, — без внешней атрибутики. ПонЯл?       — ПонЯл, как не понять, если ты и в самом деле моральный урод. Какого черта ты издеваешься над Катиной внешностью? Она, между прочим, танцует так зажигательно, с такой страстью и грацией, что твои записные красавицы тебе покажутся бледными поганками на ее фоне.       — О! Палыч! Ты, кажется, начал получать удовольствие от возложенной на тебя миссии? Ну, что же, я не возражаю, это же замечательно, когда полезное с приятным сливаются в экстазе. Только не переусердствуй, это ты должен влюбить в себя нашу страстную Мату Хари, а не сам влюбиться в нее. Не ты ей должен подарить «Zimaletto», а наоборот — она должна пригнать тебе компанию «взад».       — А почему Мату Хари?       — Так танцовщица же, и тоже была двойным агентом.       Этот разговор был мне ужасно неприятен. Понять бы еще, почему мне стало не по себе. Может потому, что после драки с бандой Витька, Катюша так искренне, так горячо меня благодарила, что мне захотелось ее защищать всегда, от любых нападок, и от Ромкиных тоже. А может потому, уже тогда она была мне интересна и не безразлична, как друг или, как сестренка. А может потому, что… Не знаю, знаю только, что я постарался побыстрее перевести разговор на другую тему.       — А это у тебя что? — показал я на нелепый пакет с сердечками, который он так и не выпустил из рук. — Ты представляешь, что творится сейчас за пределами кабинета? Женсовет, я думаю, нас с тобой уже поженил, а Кира явно убеждена, что ты притаранил мне весточку от моей, придуманной ею же, любовницы.       — Не нужно иронизировать, и благодарить меня тоже не нужно, я старался для общего благого дела! В этом пакете наше спасение! — пафосно проговорил Малина. — Помнишь, когда мне выпал тяжкий жребий охмурежа нашей Катюшки, я первым делом смотался в магазин?       — Помню, и что?       — Тут есть все, что нужно, для того, чтобы девушка, вроде Катеньки, потеряла голову от любви.       — Ромио, скажи, ты в адеквате? — спросил я, доставая из пакета всякую копеечную хрень в виде дешевеньких игрушечек и открыточек с тупыми надписями, типа: «Люби меня, как я тебя, и будем вместе навсегда». — Ты предлагаешь девушке, окончившей Университет с красным дипломом, прекрасно разбирающейся в музыке и в поэзии, подсовывать эту пошлятину? Или может, ты считаешь, что Катя, жених которой владеет рестораном, и может позволить себе выбросить на ее ужин около трехсот баксов, будет хлопать в ладоши при виде плюшевого мишки или пластмассовой куколки, цена которым рубль за килограмм? Ну, Малиновский, такого я от тебя не ожидал.       Ромка почесал голову, подумал, потом посмотрел на меня очень пристально и захохотал:       — Ты прав, стопроцентно прав. Но это какой-то разрыв шаблона. Я когда все это покупал, совершенно не ожидал от нашей серенькой мышки ни того, что она бортанет меня, ни того, что у нее в женихах такой гоголь-моголь окажется, ни того, что Пушкарева тебя сама заинтересует.       — А это-то тут при чем? С чего ты взял, что Катя меня заинтересовала?       — Вижу, — Малина сказал это так убежденно, что захотелось его разубедить, и только усилием воли я не стал этого делать. — Что-то я не припомню, чтобы ты еще за кого-то так вступался на поле брани. Не помню, чтобы ты раньше мне говорил, — тут он очень удачно спародировал меня, даже переносицу потер, совсем, как я это делаю: — «Какого черта ты издеваешься над Катиной внешностью? Она, между прочим, танцует так зажигательно, с такой страстью и грацией, что твои записные красавицы тебе покажутся бледными поганками на ее фоне». — он снова смеялся. — Только голову не теряй! Когда и если вернешь «Zimaletto», она тебе еще пригодится. Все, я пошел разрабатывать новую стратегию, а ты пока позвони Катюшке, узнай, как она себя чувствует, хватает ли света от ее фонаря, чтобы не включать электричество и так далее. И вообще, работать надо, а не мечтам о Пушкаревой предаваться. Слышишь? Кстати, кредит переведут нам, или сразу в банк за погашение долга?       — Не знаю. А что?       — Если нам, то может, часть денег пустим на…       — Малина, иди уже. О кредите есть кому подумать без тебя. И пакет с собой забери, пусть не думают, что ты его мне принес.       — Заберу-заберу, отдам его Милко от твоего имени в качестве извинений, — Ромка со смехом пулей выскочил из кабинета, чтобы мячик, пущенный мною в него, не попал по назначению.       Шутки шутками, но мне самому ужасно хотелось позвонить Кате. С самого раннего утра хотелось, да все повода не мог найти. Я и сейчас его не так, чтобы нашел, но за Ромкину мысль с кредитом вполне можно было зацепиться, поэтому я сразу, чтобы не передумать, набрал номер своей помощницы.       — Алло, — тут же ответил мне Катин голос.       — Здравствуйте, Катенька.       — Здравствуйте, Андрей Павлович. Вы по делу?       — Конечно по делу.       — Слушаю вас, — мне показалось, или она действительно огорчилась, что это деловой звонок? А вдруг… Вдруг Катя… Нет, не может быть, это было бы слишком просто.       — Вы не помните, кредит, который мы получили на погашение долга, он сразу переводом в банк должен поступить, или на счет «Zimaletto»?       — Помню, конечно. Это целевой кредит, он сразу закрывает наши долги вместе с процентами и поступает на счета банка Шнайдерова. Помните, мы говорили об этом? А уже Вя­чес­ла­ву Се­мено­вичу мы должны будем выплачивать меньший проц…       — Да-да, об условиях возврата этого кредита я помню… — повисла неловкая пауза. Видно Катя не решалась или не знала, как тактичнее закончить разговор, а мне его заканчивать и вовсе не хотелось, но я не мог придумать убедительного предлога для его продолжения.       — Вы что-то еще хотели? — робко спросила помощница.       — Нет… Да… Катенька, как вы себя чувствуете.       — Лучше бы вы спросили, как я выгляжу, — улыбнулась она. Я, конечно не мог видеть, что она улыбается, но я все равно это знал.       — И как вы выглядите?       — Как будто у меня на лице зацвели желто-фиолетово-сиреневые анютины глазки, — засмеялась она. — От мамы досталось, что сразу про синяк не сказала, она бы бадягу приложила, и сейчас бы уже ничего не было.       — А от папы?       — А от папы — нет! Вы ему очень понравились, хоть он и бурчал, что кажд… Ой, я не могу вам передать его слова.       — Неприличные?       — Обидные.       — Ну, и не передавайте, — говорить с Катюшей было легко и почему-то очень приятно, непринужденно. — Кать, а если я обнаглею и…       — Я вам нужна? Мне прийти на работу? — страшно обрадовалась Пушкарева.       — Нет! На работу не надо. Я и так уже из-за вашего… твоего синяка, переругался со всеми…       — Простите, Андрей Павлович.       — За что ты извиняешься, ты ни в чем не виновата. Совершенно ни в чем. Если Милко не умеет себя вести, то при чем здесь ты? Кстати, Клочкову я окончательно выставил за двери.       — Ой, Вы же хотели перевести ее на ресеп…       — Кать, я все-таки обнаглею, ладно? — перебил я ее.       — Ладно.       — Мне нужно разобраться со сметой новой коллекции и решить, где мы можем взять на нее деньги. Что толку болтать по телефону, когда можно поговорить нормально, а заодно вы мне поможете с делами. А?       — Вы хотите приехать ко мне? Но тогда вам нужно будет перекачать базу данных по отделам на флешку или на диск, у меня же нет никакого исходного материала.       — Нет, Катенька, давайте лучше я заеду за вами… за тобой, и мы поедем ко мне. Сможем и поработать и поболтать.       — Андрей Павлович, это неудобно.       — Вам? У вас какие-то другие дела?       — Нет-нет, я готова работать, но ехать к вам…       — Готовы работать? Отлично, — словно не слыша ее возражений, гнул я свое. — Тогда через сорок минут у вашего подъезда. С папой разберетесь сами или мне ему позвонить?       — Разберусь, — тихо, но по-моему вполне радостно ответила Катя.