POV Андрей Жданов.
Вот теперь я все понял — это гены! Не крокодилы и не мужики по имени Геннадий, а такие малюсенькие червячки, носители наследственности в животных или растительных организмах. Хотя, если быть до конца честным, то никакие это не червячки, а структурная и функциональная единица наследственности живых организмов — γένος. Что же я понял, спросите вы, о чем я, и вообще, при чем здесь гены? А я отвечу, мне совершенно не трудно. Катьке есть в кого быть слегка чокнутой и алогичной — в папашку. Когда Валерий Сергеевич, метнулся мимо меня к двери и замкнул ее на ключ, я ж подумал, что он мне сейчас не моего «Макарыча», а какой-нибудь «ТТ», «Грач» или даже «Smith and Wesson» к виску приставит, да и расстреляет к чертовой матери. И ничего я с этим поделать не смогу, потому как рука на пожилого человека не поднимется. А он вместо этого начал бегать вокруг стола, бормотать себе под нос что-то типа: «а оно вот видишь как, а я-то думаю, чего это он», разводить руками, потом похлопывать ими себя по бокам. То ли ритуальный танец шамана исполнял, перед тем, как отправить к праотцам мою бессмертную душу, то ли мне напоследок номер художественной самодеятельности показывает. Я уже хотел посоветовать Елене Александровне позвонить в скорую психиатрическую помощь, как он подошел ко мне протянул руку и сказал: — А я понять не мог, чего это Витек у меня сумку с капустой и картошкой у самого магазина из рук забрал и на четвертый этаж поднял и до двери квартиры донес, да такой вежливый, да еще и сказал, что теперь всегда будет нам с тобой Ленка помогать, а Катюху охранять. А морда у самого синяя с желто-фиолетовыми разводами. Это вы что ли, Андрей Павлович его так поучили? Красиво! Вот теперь я вижу, что вы о своих работниках заботитесь. Мать, давай-ка, доставай утку из духовки, мы сейчас наливочку пить будем. — Валерик, Андрей Павлович за рулем, нельзя ему. — А я говорю, что будет пить! Хотя бы пригубит, иначе я двери ему не открою. — Валерий Сергеевич, я вообще-то здесь, язык вы мне пока не отрезали, так что я сам могу вам сказать буду я пить, или… — Будешь, Андрей Павлович, обязательно будешь, а не будешь, так все равно никуда уехать не сможешь, хоть и трезвый, — он засмеялся. Весело так хохотал, радостно, как ребенок. И что ты с ним будешь делать? Можно было, конечно, силой отнять ключи, но я предпочел сесть за стол. Вот тут он меня еще раз своей нелогичностью поразил. Он до краев наполнил мою и свою рюмки наливкой, сказал тост, чокнулся со мной, сам выпил и налил себе еще, вовсе не заставляя меня пить. Как я понял, ему всего-то и нужен был, что напарник, чтобы было кому сказать тост и с кем чокнуться, а главное, чтобы было потом с кем поговорить. Ну, а пьет его собутыльник или сидит трезвый, как стеклышко, его ни капельки не волновало. — Вот ты меня монстром назвал, Андрей Павлович… — где-то после четвертой рюмки наливки начал разговор Катин отец. — Это ничего, что я на «ты» к такому важному человеку? — «Чего», конечно! — «Началось, — подумал я, — а ведь все обещало, что скандала можно будет избежать». — Не люблю я, когда мне тычут, но вы же все равно будете тыкать, так что… — Это для Катьки ты начальник, а для меня… Вот ты в каком звании демобилизовался? — Я не был в армии, у меня была военная кафедра. Следующие полчаса мне с пеной у рта доказывали, что я: уклонист, дезертир, маменькин сынок, и, наконец, что я никогда не стану хорошим мужем и отцом, потому что не знаю, что такое защищать своих близких. Честно говоря, мне этот солдафонский бред был по барабану, я на него никак не реагировал, тем более, что утка была чудо, как хороша, я такой вкуснятины и в самых лучших ресторанах не ел, а вот Елена Александровна, отреагировала на бредни мужа довольно резко. — Ты, старый, молчал бы, а? — Чего-й то я должен молчать? — А того-й то! Ты вот у нас всю жизнь в армии, а за Катеньку Андрей Павлович вступился, а не ты. — Это да! Ну, ладно, мать, может, я где и неправ. — Не правы, Валерий Сергеевич, очень неправы, — сразу уцепился я за его слова. — Нельзя молодую девушку превращать в старуху. Нельзя, чтобы дочка боялась отца, нельзя контролировать каждый шаг взрослой дочери. Понимаете? Вы думаете, что спасаете ее от соблазнов внешнего мира? Да? Только она не в вакууме живет, выйдет однажды за пределы охраняемой вами территории, а там… Соблазны на каждом шагу, обидчики на каждом шагу, а защитной реакции нет. И что с ней будет? — Ни черта ты не понял, Андрей. Я не Катюху от внешнего мира охраняю, я защищаю ее от себя самой. — Как это? — А вот так! Тебе может этого и не видно, а только у ней внутри такой ураган бушует, что все на своем пути сметет, дай только волю. Вот выйдет замуж, пусть муж решает, выпускать Катин ураган на волю, или все-таки придержать. Мда… Нет, то, что у нее внутри штормит не по-детски, я заметил, но чтобы так? Чтобы отец оберегал Катю от самой себя, это пожалуй было для меня новостью. — Валерий Сергеевич, а вам не кажется, что выпускать на волю свой ураган, или скрывать его ото всех, это должна решать Катя и только Катя, а уж никак не вы, и тем более не муж. Она что, чья-то собственность, что ли? Для чего она тогда образование получала? Зачем работать пошла, если вы спите и видите Катю домашней хозяйкой, вот как Елену Александровну? Вот вы говорите, что она дикая рысь, а все пытаетесь сделать из нее домашнюю кошку. Так может, отпустить ее на волю, в родную среду, а не давить природные инстинкты? Не получится, когда-нибудь она перегрызет всем горло, если уж рысью родилась. — Я смотрю, ты шибко умный. Вот будут у тебя свои дети, тогда и поговорим. — Договорились. А пока я могу идти? У меня, знаете ли, своих дел… — Да иди уже, — Валерий Сергеевич отомкнул двери, и я бросился на улицу, пока он не передумал, успев сказать «До свидания».***
С первым делом было покончено, хоть и не совсем так, как я ожидал. Второе и третье из намеченного на сегодня, я просто вычеркнул из своего списка за ненадобностью. С какой стати мне теперь было везти Катерину к стилисту, а затем по магазинам ездить, покупать ей одежду? Пусть этим ее жених занимается или… не занимается, если его все устраивает в ее внешнем облике. Это уже не мое дело. Мое дело отныне — не дать никаким Борщевым и Зорькиным прикарманить мою компанию, даже если для этого нужно будет влюбить в себя Катю. Нужно было обо всем рассказать Ромке, и я ему позвонил. — Привет, ты куда пропал? В «Zimaletto» все на ушах ходят. Президент испарился, помощницу похитили инопланетяне, начальник отдела продаж заперлась в своем кабинете и рыдает, Милко увольняется, уже и заявление Урядову приволок. Бегает по коридорам, отсвечивая бланшем и всем желающим, в том числе прессе рассказывает о том, что ты тИран и дрАчун, и что он этОго так не оставИт. — Весело у вас. А Кира чего рыдает? — А то ты не знаешь. Ты где сейчас? Претворяешь наш план в жизнь? — Гикнулся план наш, Ромио, у Катьки оказывается есть жених. — Оба-на! Вот это сюрприз. А я тебе говорил, я тебя предупреждал, что ты мне блеял: «Я ей верю, я ей доверяю»? Вот и допрыгался. Ну, ничего, хорошо, что у тебя есть я, лучший в мире укротитель монстриков. Жду тебя в «Турандот» через… — Нет! Никаких ресторанов, я видеть еду не могу, обожрался. — Нормально! Ты обожрался, а я ходи голодным? — Ромка, сходи поешь, а потом подгребай в наш бар, пить будем. — Что? Не выходит каменный цветок? Нужно наклюкаться? Ладно, я скоро буду. Девочек захватить? — Не нужно, нам надо поговорить. — Поговорить, это мы завсегда, поговорить, это сколько угодно порций, — засмеялся Малиновский.***
Домой я… мгм… пришел, а вернее приполз, только часам к восьми по самую маковку загруженный Ромкиными инструкциями и виски. — Андрей Павлович, что с вами, почему вы так напились? Нам не дали кредит? — Как это не дали? Очень даже дали. А дальше произошло то, чего я, прошедший Ромкин инструктаж, никак не мог от себя ожидать. Вместо того, чтобы сделать вид, что все хорошо и отлично, вместо того, чтобы заняться охмурежем и начать привязывать к себе Катеньку, я сорвался с цепи. — Разве ваш любовник мог вам отказать в такой малости? Не мог! Впрочем, это не мое дело, если вашего жениха устраивает, что у вас есть любовники, то кто я такой, чтобы возражать, особенно если это приносит пользу «Zimaletto»? — Что с вами, Андрей Павлович? Что за бред вы несете? Какой любовник? Какой жених? — Вот значит как? Мы уже не только от любовника, но и от жениха отказываемся? Лихо! А ведь он, как порядочный человек при родителях просил вашей руки, с кольцом пришел. И вы дали свое согласие. Зачем вы мне врете, Катя? — Откуда вы знаете? — она побледнела. — Примечательно, что вы не говорите, что это не так, вы спрашиваете, откуда я это знаю. Браво, Катюша! — меня повело в сторону, но на ногах я удержался. — Просто друг, просто я ему помогала открыть «Jazz-кафе», хорошо, что вы меня при нем поцеловали, может теперь отстанет, — передразнивал я Катерину, — а на самом деле он ваш жених! Вот они — женщины! Правильно Ромка говорит, что ни одной из вас верить нельзя. Как вы могли целоваться со мной, когда у вас есть жених? Я-то думал, что целую ангела, а это был поцелуй чужой невесты. — Вы что же, разговаривали с моим папой? — бледная, с трясущимися губами, Катя с ненавистью смотрела на меня. — Я много с кем разговаривал, Катенька. А что? Нельзя? Где в Уголовном Кодексе написано, что разговор с отцом девушки, которую ты любишь, это преступление? Какая статья запрещает мне поговорить с вашим отцом. — При чем здесь статья? Что вы ему наговорили? — Спросите лучше, что он мне наговорил. — И что он такого особенного наговорил? Про то, что Борщев хотел, чтобы я вышла за него замуж, я сама вам рассказывала. — Зато про то, что ты дала свое согласие, ты не сказала ни слова. Как ты могла? Я думал, что ты не умеешь врать, а ты… — слов не хватало. Очень хотелось ее выгнать, но и оставить тоже очень хотелось. — Ты же говорила, что никогда не врешь, Катенька, как я теперь смогу тебе верить? Вот тут я и понял, что это гены! Что Катьке есть в кого быть слегка чокнутой и алогичной — в папашку. Секунду назад она смотрела на меня с ненавистью, и вдруг подошла, чуть-чуть улыбнулась, прижалась ко мне всем телом и прошептала: — Веsame mucho, amado. Я все тебе расскажу, но потом, после того, как ты меня поцелуешь. — Я не хочу целовать чужую невесту. Это… — Ты должен мне верить, Андрей, — перебила меня Катерина и обняла за шею. Так для меня начиналась моя Катенька…