Bеsame mucho

POV Андрей Жданов.

      — Хвоста не привели?       — Нет, я оторвалась по всем правилам военного искусства, — весело сказала Катюша, и мы рассмеялись.       — Папа научил?       — Что, следы заметать?       — Да.       — Ну, что вы, Андрей Павлович. Папа же не в разведке служил, ему следы заметать было не нужно.       — Тогда откуда такая сноровка?       — Это Колька, вот с ним мы в разведку ходили, он и научил маскироваться.       Снова Колька, всюду этот несносный Колька. И друг-то он самый лучший, и в разведку-то он с ней ходил, и любит-то она его… как товарища. Ага! Свежо предание, да верится с трудом. С одной стороны, вроде, как надо было бы расспросить Катерину об этом Зорькине поподробнее, может, действительно они всего лишь друзья, тогда не нужно будет и огорода со всей этой влюбленностью городить. С другой — а ну, как скажет, что у них любовь-морковь, и все идет к свадьбе? Что тогда? А тогда от романа с Катюшей уже никак не отвертишься, спасать «Zimaletto» моя прямая обязанность, на то я и президент.       Но была и еще одна сторона вопроса: а где у меня гарантии, что Катя скажет мне правду? А нет у меня никаких гарантий. Во-первых, девчонка совершенно не обязана делиться во мной сведениями о своей личной жизни; во-вторых, Катя не просто умница, она мега-умница, и если уж они с Колюней решили прибрать мою компанию к рукам, то фигушки она расскажет мне о своей неземной любви к товарищу Зорге, тьфу черт, Зорькину. Ну и, наконец, в-третьих, а что если Катерина мне просто начнет хвастаться тем, чего нет и в помине? Ну, допустим, не любит она никакого Николая, и он ее даже не замечает, но ведь это девушка, обычная девушка, как тысячи других, разве что некрасивая, тем более некрасивая, так разве может она сознаться, что в ее жизни всего-то и есть, что работа и дом, дом и работа? Никак не может, обязательно присочинит неземную любовь. И что мне тогда делать? Срочно начинать ее «влюблять» в себя?       В общем, вопросов больше, чем ответов, так что эту тему и поднимать не стоило. А вот отправить Ромку в разведку на предмет поговорить на эту тему с очень информированной и тем не менее преданной ему секретаршей Шурочкой, стоило. Мы тоже не лыком шиты, в разведки ходить умеем не хуже, чем Катя с Колей. А для подстраховочки и я поговорю с Танечкой Пончевой, секретаршей начальника отдела кадров Урядова, кстати, той самой, от которой я и узнал о существовании Зорькина. Танюша мне вовсе не так преданна, как Кривенцова Малиновскому, но зато она куда как болтливее и при умелой раскрутке из нее многое можно вытащить. А потом мы с Ромкой сверим их показания и все, необходимость расспрашивать Катерину исчезнет, как утренний туман.       Я даже повеселел от своих грандиозных планов, и прежде всего потому, что теперь можно было не заниматься хренотенью, именуемой охмуреж, а просто расслабиться, везти Катюху домой, болтать, вспоминая прошедшие сутки, смеяться, слушать музыку и так далее, и тому подобное.       — Андрей Павлович, можно мне у вас спросить что-то?       — Все, что угодно.       — Скажите, а почему девочкам на показы ходить запрещают, они ведь тоже работают в «Zimaletto»?       — Каким девочкам?       — Допустим, секретариату.       — Понимаете, Катенька, показ моделей, это светское мероприятие, — я начал ерзать на кресле, — туда приглашаются только начальники среднего и высшего руководящего состава.       — Это все очень понятно, но…       — Что, но?       — Разве Клочкова входит в состав руководителей, пусть даже нижнего звена?       — Умеете вы, Катюша, задавать неудобные вопросы. — хохотнул я, стараясь спрятать смущение. — Разве вам ответ не очевиден?       — Очевиден. Только я не могу понять для чего и Вика, и Кира Юрьевна так стараются унизить девчонок?       — Как это?       — Нет, я понимаю, что Клочкова подруга Воропаевой, — кажется, Катю действительно это волновало, она даже разрумянилась, и снова заговорила со мной, как друг, а не как подчиненная, — и Кира имеет полное право взять ее с собой на показ, но зачем при этом Викуся публично объявляет о том, что она идет, но даже это бы ладно, зачем она при этом унижает девочек, заявляя им, что они команда уродок, и таких как они на публику не выводят.       — Очень интересно. А Кира-то тут при чем?       — А Кира… Кира, если она рядом, она во всем соглашается с Викой, добивая женсовет, закомлексовывая и без того закомплексованных женщин. А если ее рядом нет, то она и по громкой связи Викиного мобильного не брезгует унизить наших девочек. Или вот на последнем показе… — Катя даже головой тряхнула от негодования, — Как такое было возможно, что Кира отчитывала нас публично, и выгнала публично, хотя вы и разрешили нам присутствовать? Какая мотивация хорошо работать может быть у секретариата после такого унижения? Никакой! — Пушкарева помолчала, и очень тихо и горько добавила: — Нашла кому войну объявлять, кучке несчастных, и без нее обиженных судьбой женщин.       — А почему вы о себе ничего не говорите, Катенька, все только о женсовете? Вас что, не обижают Кирины нападки и оскорбления?       — Обижают и оскорбляют, я же тоже живой человек, но я жалею Киру Юрьевну, вот и прощаю ей все.       Я даже руль из рук выпустил от неожиданности. Катя жалеет Киру? Гадкий утенок жалеет прекрасную лебедь? Бедная девочка с окраины жалеет успешную, богатую, гламурную даму? Уж не потому ли, что совсем скоро они должны поменяться местами?       Пришлось припарковаться, с такими мыслями вести машину было, мягко говоря, не безопасно.       — Что случилось, Андрей Павлович?       — Мотор перегрелся из-за этих пробок, нужно подождать пока остынет, — лихо соврал я и оглянулся по сторонам. — Катюша, пойдемте поужинаем, нам все равно ждать около часа.       — Ну, вот, — расстроилась Пушкарева, — я же говорила, что нужно ехать на метро, там моторы не перегреваются, и пробок пока еще тоже нет. А теперь…       — А теперь папа вас убьет?! Слышал уже. Готов снова звонить вашему папе.       — Вам так не терпится, чтобы он убил не меня, а вас? — горько пошутила Катюша. — Андрей Павлович, вы идите ужинать, а я пока посижу в машине.       — С ума сошли? Или думаете, что мне в горло полезет кусок, если я вас уставшую еще и голодом морить буду? Быстренько выходите, и пойдем перекусим. — я открыл дверцу машины и почти насильно вытащил Катюшу наружу. — Бегом, Катенька, бегом, тем более, что у нас с вами есть что обсудить.       — Что? Работу?       — Конечно, работу, разве вас можно затащить в кафе иначе? Только по работе.       Катюша осмотрелась по сторонам, неоновые вывески двух-трех ресторанов призывно заманивали нас к себе.       — Ой! А пойдемте в «Jazz-кафе»? — Катя даже засветилась. — Там очень демократично, почти темно, и вам не будет со мной стыдно.       — Что за глупости? Почему мне должно быть с вами стыдно?       — А нет? — спросила она как-то уж очень жестко.       — Нет, конечно. Вы мне лучше скажите, откуда вы так хорошо знаете этот ресторан?       — Какой? «Jazz-кафе»? Разве это ресторан, а не кафе?       — Конечно, только не надо отвечать вопросом на вопрос. Так откуда?       — Я очень люблю джаз, Андрей Павлович.       — Я тоже, но на вопрос вы так и не ответили.       — Мы с Колькой иногда бываем здесь. Цены, конечно не такие демократические, как интерьер, но иногда можно же себе это позволить. — Катя улыбнулась.       Так я и знал, снова Колька! Куда же без него, такой лакомый кусочек этот обормот не упустит. Я имею в виду «Zimaletto».       Удивительно, но именно Катя, да-да, Катя Пушкарева, а вовсе не я, была обласкана метрдотелем. Именно ее, а вовсе не меня, проводил он с большим почтением за самый удобный и укромный столик, ей улыбался, не мне. И это при том, что я был одет, от кутюр, а она…       — Катенька, что происходит?       — Не понимаю вас, Андрей Павлович, вы о чем? — а глаза у самой хитрые-хитрые.       — Бросьте валять дурака, Пушкарева. Вы думаете, что я не заметил как вас здесь встречают-привечают? Еще как заметил. А ну-ка, раскройте секрет такой популярности.       — Просто есть еще места, где встречают не по одежке, даже такие пафосные, как это, — увидев мой недоуменный взгляд, Катюша рассмеялась. — Это еще в студенческие годы было. Мы с Колькой делали хозяину «Jazz-кафе» бизнес-план, потом я недолго вела их бухгалтерию, и до сих пор даю советы и по налогам, и по расширению бизнеса. Только теперь не за деньги, а за такие вот вечера.       — И ваш папа не возражает против посещения вами злачного места?       — Ой, спасибо, что напомнили, — Катя схватила мобильный и выскочила куда-то.       Отсутствовала она совсем недолго, вернулась улыбаясь и не одна.       — Андрей Павлович, познакомьтесь, это Михаил Борщев, хозяин всего этого великолепия. Миша, а это Андрей Павлович       — Жданов, — перебил я Катюшу, и подал руку Борщеву, — президент компании «Zimaletto».       — Очень приятно, — бросил мне мимоходом Михаил. — Катенька, я надеюсь, что ты экономить не будешь. Сегодня все за счет заведения.       — Получилось? — радостно хлопнула Катя в ладоши.       — Получилось, открываем второй в Москве и первый в Питере.       — Мишенька, как я рада за вас!       — А уж мы как за себя рады, и не передать, — он поцеловал Катюшу в щеку. — Спасибо тебе огроменное. Желаю приятного вечера.       Борщев удалился, а я вдруг увидел Катеньку совсем другими глазами. И вовсе не потому, что сидела она сейчас с румянцем на щеках, с горящими глазами и совершенно расслабленная, не придавленная высокомерным отношением к себе, свободная от условностей, я это уже видел и утром в машине и потом на работе, а вот с появлением этого Михаила вопросы к Катюше начали расти в геометрической прогрессии.       — Катенька, так как папа, не возражает?       — Нет, Андрей Павлович, они с Мишей давно знакомы, папа знает, что он меня в обиду не даст и спиртных напитков мне здесь не подадут, и домой обязательно доставят, так что папа не против. Я ему позвонила, сказала, что зашла в «Jazz-кафе» по делу, заодно и поужинаю здесь. Папа разрешил. Уверена, что он уже перезванивает Мише и дает ему всяческие ЦУ, — захохотала Катя. — Вы есть-то будете? Заказывайте все, что хотите, слышали, это за счет заведения.       — Спасибо, но я за свой ужин привык расплачиваться сам. Еще не хватало, чтобы вы за меня…       — Это не я плачу, это Миша. Андрей Павлович, знаете вы мне кого сейчас напоминаете?       — Нет, кого?       — Киру Юрьевну. Такой же чопорный стали вдруг и… — она смутилась.       — Выпендрежный? — закончил я за нее. — Кстати о Кире. Почему вы сказали, что вам ее жалко?..