POV Андрей Жданов.
Я вздохнул, прикрыл глаза и засунул руку в берет, неистово про себя молясь… — Ну, что? — нетерпеливо дернул меня за рукав Ромка. — Смотри уже. — Чистенькая бумажка, — почти пропел я, демонстрируя другу чистый белый листик. — Бывает, — Ромкины глаза чуть сузились, а рука непроизвольно метнулась к затылку. Он всегда «чесал репу», когда разрабатывал свои гениальные авантюрные планы и, судя по всему, как раз сейчас в его голове созревало нечто грандиозное. — Значит так, работа мне предстоит непростая. В одиночку мне эту пушку не перезарядить. Нужна твоя помощь. — Патроны вовремя подвозить? — хохотнул я. — Пошути у меня, пошути. Дошутишься… Сам нашу боевую многозарядную пусковую Катюшу реактивным снарядом заряжать будешь. ПонЯл? — Так точно, — вытянулся я в струнку, — понял! — Тогда слушай, план у нас такой: я сейчас отскочу на пол часика, мне это для дела нужно. А вечером мы все втроем идем в ресторан. — Втроем? Ты, я и Кира? — Ты, я и Катя! — Зачем? В какой ресторан? Ты что? — Поработаем подольше, устанем и пойдем перекусить. Так понятно? — А я-то вам зачем нужен? Это же ты будешь влюблять Катю в себя. — я действительно не понимал, чего Малина от меня хочет. — Вот нифига не догоняешь. Если ты не пойдешь, то и твоя Катя-Катенька не пойдет ни в какой ресторан, а поплетется до дому, до хаты. — Ничего не понял. Почему? — Твой калькулятор в ресторан можно вытащить только приманкой работы. Так ясно? — Не ясно. — Ну, ты тупой! Поработаем, скажем, что устали и проголодались, она предложит расходиться по домам, а ты скажешь, что еще работы немеряно, что пойдем, мол в рЭсторацию, и там закончим работу во время ужина. — Аааа! Понятно. — Ничего тебе еще не понятно. В ресторане я напьюсь в зюзю, — заявил Ромка, как отрезал. — Зачем? — А ты думаешь, что я без анестезии смогу присосаться к брекетам? Пощади! Хотя бы первый прыжок в бездну дай выполнить со страховкой. Итак, я напьюсь, а ты вспомнишь, что тебе срочно нужно к Кире, иначе расстрел, и уйдешь. — Ты с ума сошел? Оставить тебя пьяного с Катей наедине? — Конечно! Катька жалостливая, она меня пьяного одного не бросит. Ну, а там я сам разберусь по ситуации. — Ты что? Ты собираешься ее сразу же в койку тащить? — меньше всего мне хотелось, чтобы этот ловелас сломал девчонке жизнь, но он понял мое беспокойство по-своему. — Запомни, Палыч, и заруби это на своем носу: некрасивых женщин не бывает! Бывает только мало водки. Так что… как пойдет. Если водки хватит, то можно и в койку. — Ромка, я против. Он уставился на меня с таким изумлением, словно я прямо на его глазах превращался в неандертальца в шкурах, с копьем и дубинкой. — Ты сам хочешь на мое место? Палыч, да ты же ревнуешь! А, боишься, что я у тебя Катюху уведу, да? Так давай поменяемся, я не против. Приходим в ресторан, я убегаю и оставляю тебя, но не одного, а с оружием массового поражения. «Выходи-и-ла на берег Катюша, на высокий берег на крутой». — задорно пропел этот баламут. — Дурак ты, Ромио! — Чего это я дурак? — он искренне не понимал, о чем я. — Я категорически против того, чтобы мы ломали Кате жизнь. Одно дело влюбить в себя, привязать к себе, чтобы она нас не предала, и совсем другое — с ней переспать. Ты же понимаешь, что она еще девственница, и для нее близость с мужчиной, это… Это… — Ага, умри, но поцелую без любви не отдавай, береги честь смолоду, секс только после свадьбы… Что там еще? Палыч, ты в самом деле такой наивный? Неужели ты думаешь, что если бы кто-то на нее позарился, то она «сберегла бы себя для мужа»? Да она спит и видит, что бы кто-нибудь ее уже сделал женщиной. Зря ты думаешь, что наша Катенька чистый и наивный цветочек. — Голову могу дать на отсечение, что у нее никого и никогда еще не было. — Конечно не было, я в этом и не сомневаюсь. Кто ж на нее позарился бы, когда б не крайняя нужда? Так что она еще спасибо мне скажет. — Нет, Ромио, я запрещаю! — А кто ты такой, чтобы запрещать мне спать с моей любимой девушкой? — заржал Малиновский. — Андрей, я правда не знаю лучшего способа привязать к себе женщину, чем переспать с ней, показав ей небо в алмазах. — Да ведь Катя-то — другая. Для нее это очень серьезно, Ромка. Я очень тебя прошу, пощади ее, ладно? — Все они другие, только почему-то все ломятся в мою кровать. — Давай так, если она сама будет ломиться, тогда… Только не надо ее подпаивать! Ладно? — Посмотрим, — пробурчал Малиновский. — Все, я отскакиваю.***
В баре-винотеке «Wine Express» было слишком светло и просторно, и Катя сразу смутилась, стала прикрывать лицо, делая вид, что продолжает внимательно изучать документы. Но мне сверху хорошо было видно, что она поднимает глаза и цепко осматривается. — Катенька, — Ромка из-за ее плеча заглянул в бумаги и усмехнулся, — переверните папку, неудобно же читать кверху ногами. Пушкарева зарделась, я это понял, хоть этого по ее лицу и нельзя было увидеть, оно всегда было пепельно-серым, как будто она никогда не бывала ни на солнце, ни вообще на свежем воздухе. — Посмотрите какой я чудесный столик нашел, в стороне от всех, тихо, укромно и никто нам не помешает, — как-то уж очень интимно сказал Малиновский глядя исключительно на Катю. — Где? — подняла она глаза от документов. — Вон там, за колонной. Пойдемте, — он прикоснулся к ее локтю и чуть-чуть подтолкнул девушку. — А Андрей Павлович? — она оглянулась на меня, но в этот момент зазвонил мой мобильный. — Я сейчас поговорю, и сразу же присоединюсь к вам, — сказал я и отошел в сторону. — Да, Кира. — Андрей, где ты? — Мы с Ромкой и Катей зашли поужинать. — Зашли поужинать? Куда? — В «Wine Express», — отрапортовал я. Ну, не видел я причины, по которой я должен был это скрыть. А зря. Как всегда наступил все на те же грабли. — В «Wine Express»? Поужинать с Пушкаревой? Не смеши меня, это притон не для еды, а для питья. И что там делать твоей ненаглядной Катеньке? Ты что, уже и на ужин ее приглашаешь? Андрей, ты мне врешь! — Хочешь, можешь сама сейчас сюда приехать и все проверить. — А зачем ты пошел ужинать в ресторан, когда я жду тебя дома, и ужин, между прочим, я приготовила тоже. — Все твои ужины в лучшем случае готовит шеф-повар «Турандот», а в худшем — японец из соседнего суши-бара. Кира, ты мне врешь, — ответил я ей ее же монетой, и в ухо мне понеслись короткие гудки разъединения. Все время, что я разговаривал со своей невестой, я украдкой посматривал на столик за которым расположились Катюша с Малиной. Честно говоря, я никак не мог понять Ромку. То, что девушка не в его, мягко говоря, вкусе, это мне было однозначно понятно, но ухаживал он за ней так, словно перед ним сама Анастасия Волочкова, с азартом охотника и искренним интересом. Я ему аж позавидовал, вот умеет он все, за что бы не взялся, выполнять с огоньком, душой и телом отдаваясь осуществлению поставленной задачи. Мне, в отличие от него, никогда не удавалось проявлять искренний интерес там, где мне было совершенно не интересно, пусть даже это требовалось для спасения родного «Zimaletto». — А вот и Андрей Павлович, так что вы, Катенька, совершенно напрасно о нем беспокоились. — воскликнул Ромка, когда я подошел к столику. — Присоединяйся, я уже заказал нам с тобой возлияния. — Я смотрю, ты уже не только заказал, но и возлил? — усмехнулся я. — Всего пять капель, правда Катенька? — Нет Роман Дмитриевич, вы почти полстакана виски выпили. А нам еще работать, — тут же заложила Малиновского Пушкарева. Напивался Роман, по науке, то понижая, то повышая градус спиртного, сначала виски, потом вино, потом снова виски. Надо же, он и к своему опьянению отнесся ответственно, как к работе, которую нужно сделать с наименьшим ущербом для здоровья, но с гарантированным стопроцентным результатом. — Андрей Павлович, — раздалось у самого моего уха, — кажется, Роман Дмитриевич опьянел, не давайте ему больше пить, иначе мы не сможем работать. — Как я могу ему запретить, Катенька? У него неприятности, он уже две недели в таком жутком состоянии, что только выпивка его и спасает. — Это из-за работы? — участливо спросила Катюша. — Да нет, — решил я сказать полуправду, — вы же знаете, что Вика беременна, а он ее не любит, он полюбил другую, вот и заливает свое горе. — Разве ребенок может быть горем? — искренне удивилась Пушкарева. — Ребенок никак не может быть горем, а вот его мать… — Мать его! — вдруг пьяно выкрикнул практически не слушавший нас Ромка. — Вы же понимаете, Катенька, что когда у Клочковой на руках будет козырь, она превратит жизнь Романа Дмитриевича в ад. — В нищенский ад, — снова встрял Малиновский. — Андрей Павлович, а женсовет считает, что Вика не беременна. — Вы сок-то пейте, Катенька. — я протянул ей бокал. — С чего это наши дамочки сделали такой вывод? — Клочкова ходит в спортзал, это раз, она пила водку на показе, я сама видела, это два, и еще… — Пушкарева замялась. — Говорите уж, раз начали, Катюша. — Только я имени не назову, ладно? — Ладно. — Одна из женсоветчиц слышала, как Виктория говорила с кем-то по телефону в курилке. — Она еще и курила? — Ну, да, а Таня… Ой! Я проговорилась, — Катя сокрушенно покачала головой. — А мы никому не скажем, что вы проговорились, — заговорщически шепнул я. — Рассказывайте дальше. — Вика курила, а… Таня в это время в кабинке была, — Пушкарева снова смутилась, но продолжила: — У Клочковой зазвонил мобильный и Танюша услышала, как она кому-то сказала, что пока ее разоблачат, она успеет обоих… Простите, это не мои слова… В общем, она успеет обоих придурков подоить как следует и Романа Дмитриевича, и Александра Юрьевича. — Что? — я был в шоке. — Катя, почему вы этого не рассказали раньше? — Я не люблю лезть в чужие дела, и сплетни собирать не люблю. Просто вы мне сейчас сказали, что Роман Дмитриевич полюбил другую и переживает, вот я вам все и разболтала. — Ромка, хватит напиваться, с горя! Кажется, у нас есть повод кое-что отпраздновать. — Что будем праздновать? — пьяно расплылся в улыбке Малина. — Счастливое разрешение от бремени. — Что? — Вика не беременна! — Как это? — Ромка даже протрезвел на какое-то время. — А вот так! — и я ему быстренько рассказал то, что мне сообщила Катя, впрочем, не упоминая Татьяны. — Я свободен! — закричал Малиновский на весь ресторан. — Господи, хорошо-то как! Я свободен! — Роман Дмитриевич, не кричите, — чуть ли не со слезами в голосе попросила Катюша, — люди же смотрят. — Пусть смотрят, пусть все видят мое счастье. — он вдруг рванул с места, подбежал к Пушкаревой и, резко опустившись перед ней на колени, схватил обе ее руки. — Катенька! Катенька! Сладкая моя Катюшка, спасибо! — и тут же, словно ему и впрямь этого безумно хотелось, стал по очереди целовать то одну, то другую ее руку. Катя пыталась вырвать свои руки из Ромкиных лап, вскидывала на меня глаза, умоляя о помощи, а я на какое-то мгновение растерялся. Ей Богу, я не мог понять, как у Малины получается вроде бы горячо, искренне и с большой охотой охмурять женщину, и то же самое время делать мне знаки, мол вали-ка ты, Жданов, отсюда подальше я и так еле-еле справляюсь со своей ролью. — Ромио, пойдем-ка, мил друг человек, проветримся, — наконец пришел я в себя, поднял Малину с колен и повел в мужскую комнату. — Палыч, ты соображаешь, что делаешь? — спросил он, едва мы скрылись с Катиных глаз. — Ты чё, ты думаешь мне легко изображать пылкого влюбленного? Или вали отсюда, или будем считать, что никакой жеребьевки не было и ты сам вызвался влюбить в себя Катюшку. Времени на раздумье у тебя немного, только пока я отолью. И что мне было делать? Я не мог потерять компанию, хотя бы потому, что она принадлежит не только мне. И заменить Ромку я не жаждал, хотя бы потому, что Кира, как всевидящее око, не дремала ни секунды. — Что ты решил? — спросил Малина, умывая руки. — Я решил? Это решил не я, а жребий, а я сваливаю. — То-то, — ухмыляясь во все свои тридцать два, бросил Ромио, — что Палыч, руки мыл я, а умыл ты? — и захохотал. — Пошли выносить Катюшке вердикт. Катя испуганно на меня посмотрела, когда я сказал: — Катенька, мне срочно нужно уехать, а Роман Дмитриевич уперся и никак не хочет прекратить празднование, что будем делать? — Давайте вызовем ему такси и отправим домой. — Никуда я не поеду! — Малина опрокинул в себя еще виски. — Раз друзья меня предали, я останусь в гордом одиночестве, нажрусь и попаду в историю, и пусть это будет на их совести. — он снова налил себе спиртное. — Катя, его нельзя оставлять одного, а мне правда бежать нужно. Он сейчас выпьет еще пару рюмок и станет смирным, как теленок. Это буквально еще минут двадцать. Вот вам, деньги, отвезите его домой и на этом же такси сами домой езжайте. Договорились? — Андрей Павлович, — жалобно пискнула Катя, но я ее перебил. — Катенька, не бросим же мы его одного, правда? Помогите, прошу вас. Чтобы не передумать, я резко развернулся и пошел к выходу, стараясь не слышать несущееся мне в спину: «Андрей Павлович». В том, что Пушкарева не бросит Ромио на произвол судьбы, я не сомневался...