Godforsaken

Жарко. Воздух застрял комом в горле. Лёгкие судорожно сжимаются, принося царапающую внутренности боль. Сердце бьется в одному ему понятном ритме. А перед глазами кровь. Запах алкоголя, пота, блевотины проникает сквозь поры. Мерзко. Отвратительно. От едкого запаха у него слезятся глаза, а рвотный рефлекс подавляется титаническими усилиями. Не в силах больше смотреть на это, мальчишка бежит в ванну, захлопывая двери и запираясь на замок. В ванной противные чавкающие хлюпания, и оборачиваться очень страшно. Он устал. Он так больше не может, не хочет. Но бежать бесполезно. Да и некуда. А ночевать под открытым небом в этом городе — сущее самоубийство. Медленный разворот — и тело пробивает дрожь. Вместе со слезами подкатывает истерика и ужас. Сил бежать нет, что-либо делать — тоже. Он просто смотрит и боится двинуться. Потому что в ванной, среди вырванных с суставами конечностей, голов с ошмётками позвонков и вытекающими глазами, сидит что-то. Этого не понять, ведь в живой плоти копошатся длинные, скользкие, мерзкие черви, прогрызают дыру за дырой, а существо спокойно собирает их и с жадностью запихивает в рот, тщательно пережевывает и глотает. Тошнота подкатывает и «гость» пытается открыть замок, сбежать из этой комнаты, вот только щеколда не поддаётся. «Это все сон, всего лишь сон», — бешеным раненым животным мечутся мысли в черепной коробке, прежде чем глаза встречаются с мутным взглядом существа. Грязно-белые, с безжизненным зрачком и блёклой радужкой. Тихий, отчаянный крик с осознанием, что лицо ему знакомо. Да, он видел его. Много раз. Изо дня в день. В отражении окон. В зеркале. На поверхности луж и водной глади рек. Оба застывают: один напуган до ужаса, а второй медленно, изъеденным опарышами мозгом понимает. И резко бросается вперед. Пытается выползти из своей обители, с глухим, нечеловеческим рыком, тянет свои склизкие руки к забившемуся в угол телу. Он всё ближе. Все отчетливее слышится смрадное дыхание. Его лицо мелькает перед глазами, плоть расходится под гниющими ногтями. Чимин просыпается от собственного крика. Тело ещё бьет крупная дрожь, а слезы льются нескончаемым потоком. Комната, как всегда, пустая, поэтому он позволяет себе сжаться в комок и тихо заплакать от отступающего напряжения. Пак давно уже не спит нормально. И если у сознания есть время на отдых, то организм потихоньку изнашивается. Под глазами залегли тени, а кожа становится все бледнее и прозрачнее. Возможно, стоило послушать Джина и сходить к врачу, но это слишком опасно. И если за себя он уверен, то за младшего и остальные личности отвечать он не берётся. Парень и так привлёк к себе слишком много внимания в университете. От размышлений юношу отвлекает осторожный стук в дверь. — Входи, — Чимин устало накрывает лицо ладонью, собирая себя в кучу. Омега входит и с волнением рассматривает всклокоченную простынь, подушку на полу и сбитое в кучу одеяло. — Я знаю, что ты скажешь. Поэтому не трать время и ближе к делу, — твёрдый голос, но положение тела не изменилось, ладонь всё так же скрывает глаза. — Я могу присесть? — молчание вместо ответа, и Сокджин присаживается на край кровати. — Господин… Вам стоит отдохнуть. — Я не устал. — Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Вам надо отвлечься, тогда кошмары… — Я сказал: я в порядке! — не выдерживает и срывается на крик. Ноздри яростно разрываются, а мышцы напряжены, как будто он готовится вцепиться в жертву. Вот только беспокойство шатена за подопечного сильнее страха. Немного помолчав и давая младшему успокоиться, Ким решается нарушить тишину. — Вы можете мне всё рассказать. Чимин молчал ещё пару минут, взвешивая все за и против. — Джин. Я ведь свободен? — Да, господин, вы не скованы ничем, — слабая улыбка тронула губы омеги буквально на секунду, прежде чем карие глаза встретились с полными отчаянья и растерянности взглядом. — Тогда почему я задыхаюсь? Почему внутри всё так сводит и болит? Почему меня рвёт на части? Я могу заполучить всё, что захочу, я обеспечен и не обременён никакими обязательствами. Так почему… почему оно так болит? — голос становится всё тише, а рука неосознанно крепче сжимает одеяло в районе сердце, будто надеясь заглушить эмоции. В темноте ведь можно быть слабым? Джин прикусывает губу и бережно укрывает скорчившуюся фигуру одеялом, не рискуя касаться оголенных участков кожи. — Вы сильно похудели, — омега волнуется. С Чимином что-то происходит, а что — никто не знает. Ким хочет ещё что-то сказать, предложить всё же записаться к специалистам, как Чимин шумно выдыхает и тихо, но отчётливо произносит: — Он возвращается. Совсем недавно я его почувствовал. Он все еще держится в тени и действительно еле заметен… Его сначала заметил мелкий, я не обратил внимания. — Кто? — Джин непонимающе нахмурился. — Основной. Во мне. Появился буквально на днях. И я не могу понять, что заставило его объявиться спустя столько лет, — в голос возвращались уверенность и серьезность. Старший задумчиво кусал губы, хмурясь. — Пока последите за его поведением, когда он будет более активным, а ещё вспомните всё, даже самые незначительные изменения, — задумчиво предложил шатен. — Вот и я об этом подумал, — вздохнул молодой альфа, закидывая руки за голову. — Только ничего нового, в принципе, и не было. Ну, исключая решение пойти в новый кружок. Но я не думаю, что это причина. — Резонно, — задумчиво кивает шатен, а после вздрагивает, будто вспомнив что-то, и выуживает из пиджака билет. — Господин, тут есть билет на выставку, не хотите пройтись? Я не помню, когда вы в последний раз выходили куда-либо, кроме как на учебу или… работу. Младший закатывает глаза, вздыхая, и было собирается отказаться, как вдруг возникает мысль, что под спокойную музыку и буйство красок сможет взвесить всё происходящее и определиться с тем, что происходит в клубе, в «семейных» разборках, а также с ним самим. Пересмотрев все за и против, юноша лениво кивает, прикрывая глаза. — Подготовь мне одежду и машину. Я надеюсь, в зале немноголюдно? — Само собой, — слабо улыбается омега, вставая. — Сейчас галлереи не в почете. Чимин тихо хмыкнул на подобное высказывание, не отрицая, но и не соглашаясь, а после ещё пары минут бесцельного вылёживания спустился с кровати и исчез за дверью ванной комнаты. *** — Напомни, как связаны место, пропитанное возвышенным чувством прекрасного, и наше желание предаться низшим желаниям и деградации? — Юнги недовольно пыхтел, ссутулившись и раздраженно пытаясь в который раз подкурить сигарету. Растрёпанные волосы и помятое лицо — он явно встал не ранее, чем за пять минут до выхода, и то, «встал» — сильно сказано, если только физически, ибо его мозг до сих пор ночевал где-то в подсознании. — Я же говорил, — Тэхен смотрит на старшего с умилением, будто на пятилетнего, и в очередной раз объясняет с глупой улыбкой на губах. — У меня там родители работают, попросили заглянуть на пару минут, что-то срочное. Чонгук отстранённо осматривается по сторонам, скользя взглядом по тихим солнечным улицам, проезжающим иномаркам, рекламным баннерам и экранам. В голове амплитуда от абсолютной тишины до сумбурного сплетения миллиона мыслей, ни за одну из которых ухватиться не удавалось. Вздохнув и тряхнув головой, он взъерошил отросшие пряди пятерней и попытался сконцентрироваться на очередной перепалке друзей-экс-парней. — Ты дурак или да? Ты книгу в принципе не читал, что ли? — Да причем здесь книга, когда мы о мультфильме говорим? — Да при том, что там кучу эпизодов вырезана. — И что? — фыркает рыжий. — Зато Хаул милашный. — Такой же придурок, как и ты, — закатывает глаза мятноволосый омега, лениво затягиваясь. — Нет, ну, скажи, Чонгук, какой идиот будет впадать в депрессию и растекаться слизью от цвета волос? — Эм? — тихо смеётся Чонгук. — Вы о чем? — Да про «Ходячий замок Хаула». Тэхен восхищается Хаулом, а я объясняю, почему он придурок, — Мин тихо шипит на тычок в плечо. — Да ладно тебе, хён, — примирительно улыбается Чон. — Все мы совершаем глупости, да и у каждого свои слабости. — Говори за себя, — потягивается старший, зевая и лениво разминая шею. — Я такой фигней не страдаю. — Да ну? — хитро ухмыляется шатен, прикусывая губу, — Тебе напомнить, как ты психовал из-за испорченных благодаря кофе текстов? При том, что копии были у тебя в папке на полке. — Не приписывай сюда рукописи, — предостерегающе рычит Юнги, злобно сверкнув глазами, — Ты прекрасно знаешь, как мне важны рукописи. Я в них, твою мать, душу вкладываю, там куча пометок. Да в них чувств больше чем, не знаю, в миллионах перепечатанной макулатуры. — Ладно-ладно, согласен, перегнул, — младший омега в примирительном жесте поднимает руки, виновато улыбаясь, а после снова переводит удар на рыжую макушку Тэхена. — Кстати, Тэ, у тебя же родители художники, вроде? Как тебя занесло в программисты? Тэхен закатил глаза. — Да ну. Это бред какой-то. Сейчас кляксу случайно поставил — уже апогей абстракционизма. Да у меня этих шедевров — полные конспекты, — недовольно пыхтит рыжий. — Во-первых, поставить ты поставил, а потом попробуй убедить всех, что это шедевр, а во-вторых, — почувствовав свежую кровь, вцепился в след старший, — и помимо абстракционизма есть куча стилей, от классики до минимализма. — Да в чем прикол? В математике и информатике все объективно. Понял — значит решил. Доказал — молодец, не доказал — паши дальше, а искусство, — Тэхен пренебрежительно сморщился, — только если как хобби. А так… Да ну, бред, оно бесполезно. Только поразвлекаться. — Ах бред? — завёлся Мин, рыча. — А ты покажи мне хоть одну формулу, которая за раз вдохновляла толпы народов. Или под звучания какого такого массива вершились революции. Какой такой закон трогал за самые потаенные уголки души, а? Холодная логика и полное отсутствие сердечности — вот что такое твоя наука. — А ты мне хоть одну картину покажи, которая бы дала жизнь… да тем же кофемашинам. И вон, — рыжий указал кивком на проезжающее мимо авто, — небось, творение симфонии, или что там у вас. — А ты, можно подумать, от скуки бежишь решать интегралы или круглые сутки пишешь программы — ебать веселье, да? А ничего, что ты задрот и до сих пор от мультиков не отрываешься? — А причём здесь мои мультики? — пыхтит Тэхен. — Ну, просто твои любимые мультики — то же самое искусство, — прервал гневную тираду шатен, успокаивающе поглаживая разнервничавшегося хёна по спине. Тэхен насупился, цокнув языком, недовольно ворча на излишнюю эмоциональность омег — это замечание Чонгук встретил почти истерическим смехом. За спорами молодые люди и не заметили, как пришли к пункту назначения. Ким поздоровался с контролершей, пропуская вперёд друзей, а после ощущая укол вины перед истинным — поставить смысл жизни в ноль. Молодец, Тэхен, так держать. — Юнги-я, — Чонгук понимающе отходит в сторону, оставляя парочку наедине. Всё же альфа имеет право быть слабым только перед своим омегой, остальным необязательно это наблюдать. — Ты это… Прости за то, что… — Не парься, — спокойно отмахнулся Мин. — Мы просто разные. У каждого человека своя точка зрения, так что без споров никак. Насмотревшись на виноватую мордашку младшего, на всю его щенячью преданность и восхищение вперемешку со слепым обожанием в глазах, омега слабо улыбнулся, ероша непослушные рыжие пряди. — С другой стороны, если бы ты во всём со мной соглашался, я бы разочаровался в самой сути природы и истинности. — Значит, — Тэхен удивлённо распахнул глаза, — ты тоже почувствовал, что мы… ну… истинные? Говорить такие смущающие вещи вживую оказалось сложнее, чем вести диалоги о них в голове. — Я дал хоть один повод хоть предположить то, что страдаю приступами тупости или мозгом обделён? — скептически изогнул брови старший. — Ну, сегодня, когда говорил, что наука бесполезна, — начал было Тэхен. — Не-а, я лишь сказал, что искусство тоже важно, и что на одной науке далеко не уедешь, — перебил его Юнги, подходя к кофейному автомату. Тут Тэхен, вспомнив дискуссию, вынужден был признать свою неправоту, потому режим сменить тему. — Так ты согласен? — взволнованно прикусил он губу, теребя подол футболки с каким-то персонажем игры (Юнги в них не очень разбирался). — На что? — Мин задумчиво выбирал напиток. — Ну… это… — Ким отчаянно покраснел, собирая все мужество в кулак. — Ты… станешь моей парой? — Послушай, — мятноволосый развернулся со стаканом в руках, — мы с тобой знакомы второй день. Да, мы истинные, но я не готов так поспешно наступать на очередные грабли. Поэтому давай пока попробуем дружить — по-детски как-то звучит, не находишь? — а там уже посмотрим. — Юнги не понимал, почему даёт альфе надежду, но не выдержал вида своей поникшей и потерянной недо-пары, потому продолжил уже мягче, — Пойми, я не сахар, и я не знаю, насколько ебанутой должна быть природа, чтобы наградить омегу таким характером. Но со мной правда сложно. А ты все норовишь прыгнуть прямо в самое пекло без подготовки. Рыжий пустым взглядом сверлил плитку пола, на глазах теряя весь свой «цвет»: огни в глазах, яркость улыбок. «Боже, ты же ребёнок совсем. Куда ты, блин, лезешь-то? Тебе бы ещё играться и беситься. А ты сам так отчаянно пытаешься заковать себя в цепи отношений. Вот же бестолочь», — омега вздохнул, подошёл ближе и взял Кима за руку, отмечая приятные электрические разряды, пробежавшие по телу. Видимо, что-то похожее почувствовал и Тэхен, так как почти в ту же секунду карие глаза в удивлении распахнулись, непонимающе вглядываясь в лицо старшего. — Давай так… Это как игра: прежде чем победить босса, нужно проходить квесты и… черт, что там ещё делают? Ладно, неважно. Если спустя месяц общения ты будешь так же твёрд в своём желании, то я, так и быть, соглашусь. А до этого момента постараемся узнать друг друга ближе, идёт? — выдохнул Юнги. Тэхен расцвёл буквально на глазах, расплываясь в своей квадратной улыбке и кивая, а старший заворожённо смотрел и поражался человеческой натуре: одно ничего не значащее предложение — и безжизненная оболочка наполняется вдохновением и силами, становится способной сворачивать горы и стойко встречать преграды грудью. — Ладно, иди найди Чонгука, а я к родителям и обратно, — улыбается младший, прежде чем исчезнуть за дверью с пометкой «служебный вход». *** Белоснежные стены, вычищенный до блеска пол, высокие потолки и живые цветы в высоких вазах между стендами. Ненавязчивые фортепианные мотивы из динамиков и удобные скамьи перед картинами. Посетителей почти не было, но это даже к лучшему — ничто не нарушало этой атмосферы легкости, спокойствия. Казалось, здесь даже время течёт иначе. Чонгук бродил по этому лабиринту, вглядываясь в буйство красок и невольно заражаясь настроением каждой. Импрессионизм? Или акционизм? А может, академизм? Он не понимал, но ему и не важно было. Интереснее было пропускать атмосферу сквозь себя, пытаться понять, что же пытался донести художник. По крайней мере, хотелось верить, что все это было сделано не ради денег и славы. Творчество ведь выше этого, правда? Омега бездумно, жадно цепляясь за каждое полотно, будто в трансе бродил по галлерее, как вдруг знакомый аромат коснулся рецепторов. Странно, что цветочное благоухания не смогло его перебить, однако шатен не успел зацепиться за эту мысль. Взгляд уловил знакомый силуэт, и парень остолбенел. С металлическим отблеском пряди, открывающие высокий лоб, глаза пронизывают холст, кажется, насквозь, но они пусты, будто душа покинула тело и сейчас где-то вдалеке отсюда, аккуратный нос с едва заметной горбинкой, пухлые губы, блестящие, скорее всего, от бальзама. Синий пиджак подчёркивает талию, классические брюки с чёрной рубашкой сидят как влитые, и Чонгук готов благодарить Тэхена днями напролёт только за то, что может видеть это совершенство. «Это… Чимин?..» — омегу будто водой окатило. Шатен удивлённо хлопал глазами, вспоминая мрачность и силу альфы… Не то что бы Чон представлял, что подобные люди обитают где-то в склепах… Но места должны быть... что-то вроде библиотеки, пожалуй, или какого-нибудь Богом забытого шахматного клуба. Или где ещё обитают изолировавшиеся от общества особи? Наконец, шатен обратил внимание на картину, привлекшую внимание альфы. Тёмный лес, покрытый туманом, мрачный и пугающий, но от этого не менее завораживающий, простирался на заднем плане, а спереди по колено в воде стоял юноша. Чёрные брюки, накрахмаленная и выглаженная рубашка. Бледная кожа, изящные кисти. Однако его лицо будто состояло из нескольких: одно кричало от боли, второе рыдало, третье гневно усмехалось… однако вырисовывалось основное — спокойствие. Холодные, бесстрастные глаза заглядывали в самое сердце, пуская по позвоночнику тысячи мурашек. На секунду, переведя взгляд на Чимина, Чонгук подумал, что на картине и в реальности — один и тот же человек, а затем тряхнул головой, дабы избавиться от ненужных мыслей. — Красивая картина, — смущённо запускает пятерню в волосы, неуверенно становясь рядом. Юноша рядом не вздрагивает, будто ожидая подобного, но молчит какое-то время, словно собираясь с мыслями, а Чона вопрошает внутренний голос, мол, что он творит и зачем это всё? И омега было собирается извиниться и позорно сбежать в поисках Юнги или Тэхена, как вдруг физик первым нарушает тишину: — Дело не в красоте, а в смысле, — медленно, спокойно объясняет Чим, не отрываясь от созерцания. — Смысл... В мире много красивых вещей — украшения, цветы, картины, люди. Но какой в них толк, если под оболочкой ничего нет? Если девушка или парень красивы, но душой мертвы? Вся красота искажается от необъяснимой злобы внутри. Она точит, и рано или поздно от былой внешности ничего не останется. Или песня. Чудесная мелодия, приятный голос. Но если слова настолько отвратительны, что от осознания смысла хочется заткнуть уши и бежать? Да даже фантики бывают разные, красивые в том числе, но только их не стремятся сохранить после опустошения. — Но есть коллекционеры, — задумчиво возражает шатен. — А ещё есть люди, сознательно отравляющие организм наркотиками, — пожимает альфа плечами, и Гук считает, что такое замечание вполне имеет место быть. — И какой смысл здесь пытались донести? — А ты его не видишь? — Чим, наконец, скашивает взгляд на собеседника, слегка наклоняя голову. — Ну… — Чонгук сосредоточенно хмурит брови, взывая к логике. — За личиной человека может быть скрыто что угодно? Нельзя судить по его внешнему виду? Вопросительная интонация не укрылась от младшего. — Я облегчу тебе задачу. Здесь не может быть правильного ответа, — у альфы опускаются плечи, глаза скользят по циферблату наручных часов, отмечая, что сейчас самое время вернуться домой. — Каждый увидит что-то своё, что-то, чего ему не хватает. Взять к примеру тебя. Ты ведь боишься доверять людям? В зависимости от важности человека для тебя ты будешь открываться прямо пропорционально, до определённого уровня. Полностью ты никому и никогда не открывался, ведь так? Заметив, что шатен собирается возразить, юноша поднял ладонь, пресекая попытку перебить свой монолог. — Даже тот твой друг… как же… Тэхен, вроде… Так вот, я уверен, что даже ему ты рассказываешь далеко не всё, боишься, что узнав нечто, он от тебя отвернётся, боишься разочароваться в нём. У тебя ведь есть тайны, Чонгук? — альфа склонил голову к плечу, вперившись в глаза напротив, прожигая сознание насквозь, как тогда, в аудитории, только без призыва к подчинению. Чонгука прошибает холодный пот, а лицо белеет. — Он ведь сказал, что со мной лучше не контактировать, ведь так? И почему же ты его не послушал? Чимин делает пару шагов к выходу, но, поравнявшись с омегой, замирает, не поворачивая головы: — И я готов поклясться, что о нашей беседе ты ему не расскажешь, ведь так? — тихо хмыкнув, юноша продолжил свой путь. Он уже был у дверей, как шатен отмер и крикнул вслед: — Постой! А что видишь ты? — Посмотреть на Чона в тот момент, и можно было подумать, что от этого вопроса зависит его дальнейшая судьба. Альфа разворачивается, непонимающе глядя на реакцию старшего. Уголок губ дёргается в подобие усмешки, а после альфа оставляет вопрос висящим в воздухе, отрицательно покачав головой и скрываясь из поля зрения омеги. Чонгук какое-то время смотрит в задумчивости на дверь, смиряясь с правотой слов парня. Из оцепенения его выводит голос Тэхена откуда-то со спины: — Хей, ты чего? — Шатен оборачивается, глядя на недоумевающее лицо рыжего, а после слабо улыбается. — Да нет, ничего, на картину засмотрелся, — как можно более беззаботнее отвечает он, пробегаясь глазами по полотну и вздрагивает, встречаясь глазами с нарисованными, но такими живыми глазами юноши. Слишком похожи… Чон тряхнул головой, смахивая наваждение. — Картина как картина, — равнодушно пожимает плечами рыжик. — Мрачная, правда, какая-то… Но плевать. Я закончил, можем идти. — Да, пошли, — слегка хмурится Чон. «Готов поклясться. Да черта с два тебе, Чимин», — шатен уверенно вскидывает голову, решительно окликая друга, — Тэхен… Но слова застревают на выдохе, когда он встречается с удивлением в глазах напротив. Вся смелость куда-то пропадает. — М? Что? — Нет, ничего, неважно, — младший неловко ерошит волосы на затылке. Рыжий пожимает плечами и продолжает прерванный ранее рассказ, а Юнги, помалкивающий до этого в стороне, подходит к младшему омеге и тихо интересуется: — Чонгук, ты уверен, что все в порядке? — Да, хён, все в норме, просто голоден, наверное, — врет, улыбаясь, Гук, а проницательному Мину улыбка кажется слишком дёрганной, а взгляд — бегающим, однако он решает промолчать и подождать, когда Чон сам будет готов всё рассказать. Скорее всего, это будет, когда ситуация достигнет точки невозврата, но старшего это не волнует — в какой бы заднице они не оказались, Юнги что-нибудь придумает. — А теперь в магазин — и отмечать возвращение нашего малыша Чонгук-и, — радостно улыбается Тэхен, оказавшись на улице и сгребая друзей в охапку. — Придурок, я тебя всего на пару месяцев младше, — не выдерживает и смеётся в ответ Гук, наконец расслабляясь и позволяя себе отвлечься. В конце концов, на беспокойные мысли у него ещё будет время, а сейчас можно и отдохнуть.