Путь Ривера

Никто не мог предположить, что после репортажа об Эрнесто де ла Крусе, Ривера смогут на этом неплохо подзаработать. Успех успехом, но паразитировать на этой истории никто не думал – семью сапожников заботило восстановление доброго имени Гектора и только. Репортаж крутили по всей Мексике – люди начали съезжаться в Санте-Сицилию со всей страны, лишь бы посмотреть на сапожную мастерскую семьи великого музыканта и сделать фотографию с его знаменитой гитарой. Поначалу Энрике воспринимал этот ажиотаж положительно и с радостью встречал каждого гостя, желающего познакомиться не только с их ремеслом, но и с историей семьи Ривера. Если раньше отец Мигеля с удовольствием утолял интерес каждого клиента, то со временем собиравшиеся люди в одной крохотной мастерской, сломили его гостеприимство, и Энрике принял решение расширить производство, открыть вторую сапожную мастерскую на другом конце Санте-Сицилии и переехать туда вместе с женой Луизой, Мигелем и годовалой дочкой Сокорро. Прибыль, свалившаяся на голову, могла позволить ему сделать это практически безболезненно, но Бабулита была против этой затеи и твердила о том, что семью ни в коем случае нельзя разделять. Завязался спор. Отец Мигеля долго настаивал на своём и твердил, что их сапожная превратилась в “базар”, а Бабулита хваталась за свои деревянные туфли и грозилась, что пустит их в бой, если сын посмеет разделить её с любимым внуком. Она признавала, что люди и вправду мешали заниматься ремеслом не только её сыну, но и остальным членам семьи, однако воспринимала это, как испытание, которое позволит семье стать сплочённее. Споры между сыном и матерью длились неделями, но когда на сторону Бабулиты встали другие члены семьи, Энрике пришлось отступить. Не то чтобы остальные были особо против идеи со второй мастерской – их больше раздражало каждый день выслушивать истерики бабушки на этот счёт. После окончания дискуссии, Энрике ещё долгое время пытался смириться со своим поражением, ибо за время перепалок с матерью он успел поверить в свою победу, а в голове представить задумки на счёт второй мастерской. Мигель и Луиза в этом вопросе до конца придерживались нейтралитета, лишь бы не попасть под горячую руку обеих сторон. Поэтому, когда Энрике привёл Дамиана в главную комнату, то перед ним предстала семья Ривера в полном составе. Родственники распределились вокруг стола, который был длиной от одной стены до другой; свободного места в комнате практически не осталось, окна были открыты и пускали внутрь едва ощутимый сквозняк. Мигель стоял в углу комнаты и наблюдал, как шериф блистал белоснежной улыбкой и знакомился с каждым членом семьи – с Бабулитой, её мужем Франко и другими родственниками, которые день за днём стояли у станков мастерской и занимались своим делом. Общее знакомство заняло около десяти минут – Энрике, с присущим ему гостеприимством, рассказывал о каждом родственнике, иногда шутил и устраивал из этого чуть ли не шоу. Мигель спокойно относился к такому характеру отца, но сейчас его доброта немного пугала. “Кто этот шериф? Почему он знает о “благословении”? Папа, не шути с ним!”. Елена радушно встретила Дамиана Рино, усадила его во главе стола, сама заняла место напротив и принялась рассказывать ему о прошлом шерифе, что управлял этим округом. Звали его Хорхе Чава; проработал он на своём посту несколько десятков лет, пока не достиг пенсионного возраста и не покинул мир естественным образом. В Санте-Сицилии все любили Хорхе и хорошо о нём отзывались. За время его работы преступность в деревне была на минимальном уровне, и все заслуги Бабулита приписывала именно Хорхе, а не тихому округу, в котором ему приходилось работать. Мальчишка внимательно слушал каждое слово, пока не обнаружил себя стоящем в углу. Все остальные уже успели приняться за трапезу, и даже мама, которая последнее время уделяла внимание Сокорро больше, чем сыну, будто забыла о его существовании и сосредоточилась на знакомстве с новым гостем. — Ну а это, как вы уже поняли, Мигель – мой сын, — с гордостью заявил Энрике, когда бабушка закончила свой рассказ о прошлом шерифе. — Мигель, садись за стол, что ты там стоишь? Вся семья и шериф, поглощающие приготовления Елены и Луизы, перестали скрипеть ножами и вилками, и уставилась на мальчишку, неуверенно стоявшего в углу комнаты. Тот от стыда прижал голову и неловко сел рядом с Бабулитой, наделившей его недовольным взглядом. Шериф сидел в противоположной стороне и пристально наблюдал за каждым движением мальчишки. — Как видишь, он часто витает в облаках, но мы им гордимся, — Энрике смотрел на сына и улыбнулся до ушей, — его музыка хорошо влияет на каждого, кто её послушает. От этих слов у мальчишки покраснели уши. Когда его хвалили перед всей семьёй, он чувствовал себя неловко. Мигель не любил серьёзно вникать в причины своего поведения, но даже для его понимания это было загадкой: хвала семьи смущает, а аплодисменты перед уличной публикой, для которых он играл и пел – нет. — А ну-ка, сынок, спой нам что-нибудь, — вдруг предложил Энрике. — Но пап! — от неожиданности Мигель повысил голос, испугался, что его за это наругают и тихо добавил. — Можно я сначала поем? — Конечно, Мигелито, — заступилась Елена, — сначала поужинаем. Не зря же мы с Луизой всё это готовили. По периметру стола расположились тарелки, в центре – напитки, салаты, множества других приготовлений и самое главное – картофельное пюре по-мексикански и курица в томатном соусе. Из представленного разнообразия Дамиан постеснялся выбирать что-то определённое и согласился на всё, что ему предложат. Бабулита не упустила такой шанс и набила тарелку шерифа до краёв, положив туда всего понемногу. Мигелю даже стало жалко шерифа – когда тот смотрел в свою тарелку, у него было обречённое лицо, потому что понимал, что ему придётся съесть всё, лишь бы не оскорбить старания Елены и Луизы. — И так, сеньор Рино, — вдруг проснулся Франко, — мой сын представил вас нашей семье, теперь и вы расскажите о себе что-нибудь. С каких краёв вы к нам? Энрике говорил, что вы к нам из города приехали. Что вдруг так? И почему именно здесь остановились? Рассказывайте-рассказывайте. — У вас есть пистолет? — невольно вырвалось у Мигеля. — Вы женаты? — вдруг присоединилась Роза. — Из какого вы города? — добавил Берто. Затем Глория, сестра Энрике, не проронившая за этот вечер ни слова, не постеснялась спросить: — Вы сюда надолго? — У вас есть дети? — поинтересовалась Луиза, держа на руках годовалую дочку Сокорро – она на удивление вела себя сегодня тихо и не кричала, как обычно любила это делать при гостях. Но Абель, родной брат Розы, переплюнул всех и задал самый смелый вопрос: — А вы убивали людей? — Абель! — возмутилась Кармен (его мама) чуть не дала ему затрещину, но тот ловко успел пригнуть голову. Дамиан засмеялся и, вернув в тарелку надкусанный буррито, хотел уже ответить на каждый вопрос, как вдруг Франко громко ударил рукой по столу, отчего зазвенели столовые приборы и разразилась тишина. Родственники дружно замолчали и посмотрели на дедушку. — Извини нас, сынок, — Франко обратился к шерифу. — Если не хочешь отвечать, не отвечай. — Да нет-нет, что вы, — улыбнулся Дамиан, пытаясь растопить неловкую паузу. — Отвечу на каждый ваш вопрос по порядку. Первый был Берто, правильно? — Угу, — брат Энрике утвердительно кивнул. — Я приехал из города Матуэлла. — Ого, и как вас сюда занесло? — Берто не мог угомониться. — Почему именно Санта-Сицилия? — Скажу честно, — Дамиан отложил буррито и сложил пальцы домиком, — и скажу серьёзно, раз вам это интересно. Недавно, когда я работал в городе, мне довелось попасть под обстрел. Одно дело, когда ты обучаешься стрельбе в комфортных условиях, а другое – когда в тебя стреляют в ответ, и когда каждая пуля не резиновая, а боевая – она не застревает в дереве или железе, а пробивает их насквозь. — Шериф оценивающе посмотрел на семью, которая не была готова к его быстрому рассказу, но те закивали, желая услышать продолжение, и Дамиан повиновался. — Я понимал, что каждый выстрел мог оказаться для меня последним, что я услышу при жизни. Я думал об этом каждый день, когда выходил на работу – что со мной может произойти однажды нечто подобное. Я знал, что большинство шерифов дорабатывают до пенсии, так и не достав оружия из кобуры, но я и не предполагал, что придётся однажды цепляться за своё оружие, как за единственное, что поможет спасти мою жизнь. Всё закончилось хорошо – пока я держал оборону, мои напарники обошли преступника и обезвредили его. Где-то через день после этого события я начал испытывать мандраж. — Хватит сынок, — сказал Франко, — можешь не продолжать. — Нет-нет, раз уж начал, да и детям такое полезно будет услышать, как бывает нелегко взрослым… — Дамиан с трудом улыбнулся перед затаившими дыхание семейством, — Кхм… на чём это я остановился?.. Ах, да – мандраж. Я боялся взять в руки оружие. Затем меня начала преследовать мысль о том, что люди не видели жизни, потому что не знали страха, что я пережил – ту животную жестокость человека, готового отобрать лично твою жизнь – да-да, именно твою. На следующий день мне казалось, что каждый окружающий меня человек – наивен и глуп. Я перестал понимать людей, и люди перестали понимать меня. Это сильно ударило по моей психике, но благодаря психологам и докторам я встал на ноги. Но к тому времени, когда я вылечился и смог взять в руки оружие, мне нашли замену, и по совету докторов с начальством, было принято решение отправить меня в тихое место, чтобы спокойно продолжить работать там. И, как видите, на ваш вопрос, Франко, я, кажется, ответил вполне развёрнуто. — Даже подробнее, чем следовало, я бы сказал, — дедушка почесал затылок и неловко посмотрел на семью, которым, судя по их лицам, было скорее интересно это слушать, чем стыдно. Дамиан откусил большой кусок от буррито и продолжил: — Извините, друзья. Есть во мне плохая черта, быть искренним даже с малознакомыми людьми. Честно говоря, ваша семья, самая гостеприимная из всех, что я видел. Остальные не то, чтобы сторонятся меня, но уж точно не встречают так открыто, как делаете это вы. Спасибо вам за это. — Скажите спасибо это моей маме, — Энрике посмотрел на Елену и добро ей улыбнулся, — так уж она меня воспитала. — Что касается остальных вопросов, — серьёзно продолжил Дамиан, — да, Мигель, у меня есть оружие. — С собой? — вырвалось у мальчишки, — Покажете? — Нет, сейчас я без оружия. Не буду же я к вам на ужин заявляться с револьвером, или вы настолько опасны? — шериф засмеялся. — Так… следующий вопрос был от Розы. Да, дорогая, я женат. Теперь Берто – как вы поняли, я к вам приехал из города Матуэлла. В нём я прожил всю свою жизнь и, честно говоря, за эти годы он мне успел поднадоесть. У вас в Санте-Сицилии намного тише, спокойнее, правда, очень жарко. Так… вопрос от Глории… сюда я приехал, мне кажется, надолго, если с определёнными делами у меня не получится, — Дамиан бросил многозначительный взгляд Мигеля, который тут же отвёл взгляд в сторону. — А так в основном зависит от моего начальства. Кто знает, что произойдёт завтра. Но что я могу сказать точно – уезжать от вас я пока не планирую, — Дамиан ещё раз откусил буррито и продолжил. — А теперь, Луиза – да, дети у меня есть, но они, как и моя жена, остались жить в Матуэлле. Не спрашивайте почему – нам так проще. И Абель – нет, насколько ты понял, я не убивал людей. — А у вас неплохая память, — удивился Берто, — запомнили все наши имена. Обычно у гостей с этим проблема. — Ну ты же понимаешь, амиго, — уверенно ответил Дамиан, после того, как расправился с буррито и пододвинул к себе тарелку с курицей в томатном соусе, — я – шериф, мне положено запоминать такие вещи. Ужин затянулся. За окном стемнело, а еле ощутимый сквозняк усилился настолько, что пришлось закрыть все окна в доме. В это время Мигель обычно лежал в постели, но семья не думала расходиться и продолжала беседовать с шерифом на разные темы. Тарелки у большинства родственников уже пустовали. Даже Дамиан успел расправиться со своей большой порцией, после чего сидел на стуле с усталым видом. Время близилось к полуночи, оживлённый разговор с шерифом не прекращался. Дамиан рассказывал семейству Ривера о том, до чего порой люди могут быть изобретательными, когда замышляют преступление, и как зачастую их абсурдная ложь может быть настолько убедительной для них самих же, что никакой детектор лжи не будет в состоянии их раскусить. Шериф мог долго об этом рассказывать; он знал, что люди, живущие вдалеке от криминального мира, могли поглощать его истории бесконечно. Но не все родственники могли усидеться за столом до полуночи. Некоторые из них разошлись по своим комнатам: Глорию клонило в сон, и она удалилась первой; Луиза пошла укладывать Сокорро; Кармен и Берто погнали Абеля, Розу и двух своих младших детей Бенни и Манни в кровать. За столом остался лишь Энрике, Елена и Франко. Мигеля уже неоднократно гнали в свою комнату, но он настойчиво просился остаться до конца разговора, и ради этого согласился вымыть всю оставшуюся посуду. Бабулиту устроило такое предложение, и она тут же отправила внука на кухню, разрешив вернуться за стол только после того, как тарелки будут чистыми. Благо кухня располагалась рядом, а дверей в большинстве комнат не было, Мигель мог услышать каждое слово, доносящееся из главной комнаты. Для этого ему потребовалось не шуметь посудой и включить в раковине самую тонкую струю воды. — Честно говоря, я смотрел тот репортаж об Эрнесто де ла Крусе и вашей семье, — вдруг заявил Дамиан, когда ему показалось, что темы для разговора исчерпали себя. Чтобы услышать каждое слово, Мигелю пришлось замереть в неудобной позе. Пол был скользкий; из-за расторопности мальчишки, много воды утекло мимо раковины и из-за этого он едва не задел стопку чистых тарелок, которых выстроил в виде высокой башни. Задачу со своей стороны Мигель выполнил, но вернуться в главную комнату он не спешил. “Лишь бы ожидания не оправдались”. Шериф был единственным, кто смог распознать “благословение”, и пришёл он не потому, что не смог отказать гостеприимству отца, а по какой-то другой причине. Это было видно по его глазам. Карты идеально легли под обстоятельства шерифа, и, судя по разговору, который он вдруг завёл, Мигель готовился к наихудшему. — Да, — Франко провёл рукой по своей белоснежной седине, — было дело с этим репортажем. В итоге мы получили не совсем, что ожидали… — У меня будет к вам вопрос, но он не будет связан с репортажем, — перебил шериф, вновь сложив пальцы домиком. — До меня дошёл слух о том, что Эрнесто де ла Крус убил Гектора Ривера для того, чтобы присвоить себе все его заслуги. Вам что-нибудь известно про это? Повисла тишина. Мигель к тому времени стоял у входа в комнату, но не решался войти. Он заметил, как его ноги дрожали от страха, а сердцебиение участилось. Шериф со своего места не видел Мигеля, но Бабулита заметила внука и попробовала погнать его рукой прочь так, чтобы Дамиан этого не заметил. — Мигель, это ты? — серьёзно произнёс шериф. — Ты там стоишь? Выходи, поговорим, мучачо. Мальчишка неуверенно подался вперёд. Бежать из комнаты было бы глупо и подозрительно, да и сам интерес остаться до конца ужина и узнать, чем эта беседа закончится, пересилили Мигеля. Бабулита не стала ждать, когда он займёт своё место, схватила его за руку и посадила рядом с собой. Дамиану показалось, что она хотела его защитить – даже руку его не отпустила. — Мы слышали об этом, — сказала Елена, поглаживая руку Мигеля под столом, — но нам ничего об этом не известно. Любое упоминание о Гекторе в нашей семье подвергалось жёсткой цензуре. Мы долгие годы о нём не говорили. Дошло вплоть до того, что никто из нашей оставшейся при жизни семьи не знал ни имени этого человека, ни его внешности. Поэтому откуда пошёл этот слух, нам неизвестно. — Но, позвольте заметить, слух пошёл после того, как вы “вспомнили” Гектора, — заметил Дамиан и его взгляд начал сверлить Мигеля, пытающегося не смотреть ему в глаза. — Ваш внук пропал в День Мёртвых, появился на следующий день и перевернул все ваши принципы. — К чему вы клоните? — резко вступился Франко. — Это был семейный спор. Как это может касаться глупого слуха? А вы не думали о том, что его мог пустить любой, кто посмотрел этот репортаж? Разве не вам знать, что большинство людей – это любители тайных заговоров? Они готовы поверить в любую чушь, если она хотя бы едва логически подходит к ситуации. — Справедливо, — ответил шериф, сложив руки в замок и улыбнулся, — но откуда Мигель узнал столько информации о Гекторе? Он говорил об этом человеке так, словно знал его живым. — Очень просто, — в голосе Елены проскользнуло раздражение, — он узнал это от моей мамы, когда та ещё была жива. Ясно тебе, или нет? — Бабушка, не злись на него, — вступился Мигель, но та одёрнула его за руку и добавила: — Этот человек хочет нас в чём-то обвинить. Я не потерплю такого отношения, особенно когда наша семья чиста перед обществом! — Постой, мама, — в разговор вступил Энрике, который не до конца понял, о чём шла речь, — наверняка шериф хотел сказать что-то другое, верно, Дамиан? — Конечно, я не хотел оскорбить вас и вашу семью, — шериф развёл руками и пытался своей белоснежной улыбкой успокоить Елену. — Возможно, мне показалось, что репортаж получился лживым, но не по вашей вине. Вы же знаете этих телевизионщиков – вечно создают трагедию из ничего. Но вот по поводу слухов, тут уже другое. Я просто хотел разобраться. Сеньора Елена, прошу, не держите на меня зла. Я не хотел показаться грубым. Я могу иногда перегнуть палку, но это издержки профессии. Привычка, понимаете? — Хорошо… — неискренне ответила Бабулита и отпустила руку Мигеля. — Можно я задам вам последний вопрос, да пойду? Уже позднее время, и я что-то засиделся у вас… — Задавайте, — сказала Бабулита с вызовом.. Дамиан глубоко вздохнул и посмотрел по сторонам. Комната, которая изначально казалась ему маленькой, вдруг стала просторной. За столом из семейства Ривера осталось только четверо, и у каждого из них было особое выражение лица: Елена была возмущена, Мигель напуган, Франко заинтересован, а Энрике, кажется, думал лишь о том, как бы оставить за столом дружелюбную атмосферу. — Была не была, — Дамиан поправил рубашку, выпрямил спину и начал подводить к вопросу, который изначально не планировал произносить за этим столом. — Я знаю – вы верующая семья, вы чтите традиции, как и большинство жителей Санте-Сицилии, поэтому, надеюсь, вы поймёте, что я имею ввиду. Вы – единственная семья, которая так легко впустила меня в свой дом, поделилась историей своей семьи и искренними эмоциями. Я благодарен за такую тёплую встречу. Спасибо, Энрике, что свёл меня со своими родными. И ещё раз прошу прощение, если я ляпнул что-то лишнее. Елена, простите меня… А теперь последний вопрос, который я хотел бы вам задать – надеюсь, вы не сочтёте меня сумасшедшим. В зависимости от того, как вы на него отреагируете, зависит моя судьба, моя карьера и пребывание здесь – в Санте-Сицилии. Я доверяю вам свою жизнь, помните это. — Не томи, мучачо, — в голосе Франко послышалась тревога, — говори уже. — Вы случайно не знаете, как попасть в мир мёртвых?.. Как и ожидалось, в комнате вновь нависла гробовая тишина продолжительностью в вечность. Можно было услышать, как на кухне капельки воды стекали по трубе и постукивали о раковину. Мигель не знал, что делать и вжал голову, как испугавшаяся черепаха. Бабулита оказалась единственным родственником, перед которым он во всём признался – как попал в Мир Мёртвых, кого там встретил, что произошло, и каким образом выбрался оттуда. На родителей Мигель не надеялся, так что Бабулита оказалась единственным, на которого он рассчитывал. Ко внуку она всегда была ближе, чем остальные, знала его, как облупленного. А ещё она верила в традиции и почитала праздник больше, чем кто-либо в Санте-Сицилии. Если Бабулита не поняла бы переживаний Мигеля, то никто бы не понял. Но на слова Мигеля она отреагировала неоднозначно: вначале, не желая слушать внука, затыкала ему рот, ругала, обвиняла во лжи и в оскорблении памяти предков. Затем начала утверждать, что у него “разыгралось воображение”, что всё это он придумал, чтобы его не ругали за то, что в День Мёртвых убежал из дома и чёрт знает где шлялся всю ночь. Но со временем убедительность фактов, знание истории предков, судьбы Гектора и схожесть слов с бабулей Коко, однажды сломили Елену, но вслух она этого так и не признала. Она скорее смирилась с историей Мигеля, и за одно советовала больше никому и никогда (даже родителям) об этом не рассказывать, объясняя тем, что из-за этого могли появиться проблемы. Мигель понимал о каких проблемах шла речь. Если поверят, то либо как в фильмах заберут из семьи навсегда и будут проводить на нём опыты, либо заклеймят сумасшедшим и бросят в дурдом. Если первый вариант был маловероятен, потому что кто поверит на слово мальчишке с разыгравшимся воображением, то второй исход был куда вероятнее. Хотя, что это за справедливость такая, если каждого верующего в мир мёртвых в психушку не отправляют, то того кто там побывал – нужно закрывать в четырёх стенах? Бабулита решила больше никогда не поднимать эту тему в своём доме. Она оставила всё как есть, а слова Мигеля навсегда заперла в своей памяти. Возможно, её пугала история с путешествием в мир мёртвых, а, возможно, она хотела уберечь внука от опасности, заставить его забыть о случившемся и поверить в то, что это был всего лишь страшный сон. Но Мигель всё это время хотел делиться своими переживаниями, обсудить произошедшее, выговориться, найти человека, который сможет понять его тоску по людям, которые давно умерли. Мигель хотел разделить свою печаль по Гектору, Имельде, по дядюшкам Оскару и Фелипе, Розите и Хулио… За столом и в повседневной жизни родственники вспоминали о них, но в прошедшем времени, будто они умерли – и Мигеля это каждый раз расстраивало. Он знал, что жизнь после смерти существует, и что родственники в каком-то роде ещё живы даже после смерти. Он не хотел, чтобы празднующие День Мёртвых, хоронили умерших глубже, чем они того заслуживали. Мальчишка часто думал поговорить с родителями о произошедшем, но понимал, что лучше Бабулиты понять его никто не сможет. Да и стоило ли это того? Относительно недавно его считали проводником дьявола (музыки), не хватало чтобы собственные родители думали, что их сын сумасшедший. Поэтому ему пришлось год проходить с невыносимым желанием поделиться с миром о своих переживаниях. Дело коснулось не только выбора исполнения его музыки и песен, но и его рисунков. Если семья в решении сына научиться рисовать видела обыкновенный творческий порыв, то Мигель понимал, что это была вынужденная мера с помощью разноцветных карандашей избавиться от груза печали. Музыки было недостаточно, ему хотелось видеть перед собой картинку и не забывать то, что с ним однажды случилось. Не забывать никогда. Но вдруг, спустя год, в его жизни появляется единственный человек, который смог бы открыто поговорить с ним о мире мёртвых. Это было одновременно и страшно, и интересно. Но что из себя представлял этот человек? Да, он вычислил правильную семью, но какие цели преследовал сам? Что за странные вопросы? Он плохой человек или хороший? Шериф вроде как должен быть на стороне добра, верно? Не будет ли правильным решением сказать ему всю правду? — Ха! — вскрикнул Франко и засмеялся. — “Как попасть в мир мёртвых”? Не умереть ли? — Нет-нет, вы неправильно меня поняли, — шериф тяжело вдохнул воздух и объяснил, — я имел ввиду, как попасть в мир мёртвых, и при этом остаться в живых? Бабулита посмотрела на внука, хотела схватить его за руку под столом, но Мигель встал со своего места и сел на стул ближе к шерифу. Дамиан следил за ними и кажется начал понимать, что происходит. — Мигель, — обратился шериф мягким голосом, — ты что-то знаешь? Энрике одарил сына вопросительным взглядом, будто желая чтобы тот объяснился. И тут Мигель вспомнил свою фразу, адресованную бабуле Коко. Он так и знал, что никто не оставит её незамеченной. “Бабуля Коко, твой папа просил тебе передать”. Никто не спрашивал у Мигеля, где он пропадал той ночью, и почему вдруг решил спеть прабабушке “Не забывай”. Возможно, родители тогда не обратили на это внимание, как часто это делали в вопросах воспитания, возлагая всё на Бабулиту, но сейчас этот взгляд отца пугал Мигеля. Неужели он вспомнил? — Н-нет, сеньор, — голос мальчишки задрожал, — ничего н-не знаю. — Так! Всё! — вдруг громко заявила Елена. — Время позднее, всем пора ложиться спать! Завтра новый рабочий день! Так что, давайте, закругляйтесь, да я закрою ворота! Мигель – марш в свою комнату! Шериф смотрел на мальчика, который всем видом говорил о том, что у него есть важная информация, и что он хочет ей поделиться, и поэтому Дамиан понял, что пытаться добиться от него правды в кругу семьи было бесполезно. — Хорошо, я пойду, — шериф резко поднялся со стула и схватился рукой за колено. — Что с вами? — заволновался Энрике. — Всё в порядке? — Всё хорошо, — Дамиан схватил свою белую шляпу со стула и, прихрамывая, пошёл в сторону выхода. — Ногу отлежал, ничего серьёзного. Спасибо за ужин. Спокойной ночи. Несмотря на хромую ногу, он быстро вышел из комнаты, и, не дожидаясь сопровождения, покинул территорию Ривера. Ещё сидя за столом Дамиан понял, что потопит себя своими же вопросами. Когда касалось дело работы, он был как камень, хладнокровный и расчетливый профессионал, но стоило только заговорить о мире мёртвых, он плыл на поводу своих нетерпеливых желаний. Истина была рядом. Её запах витал в той комнате. “Этот мальчишка что-то знает. Нужно выудить из него информацию любой ценой!”. Шериф вдруг услышал, как за его спиной Бабулита торжественно завершила этот день, громко лязгнув воротами. Некрасиво получилось. Дамиан и вправду хотел сохранить тёплые отношение с семьёй Ривера, но после того, как его понесло задавать лишние вопросы, он понял, что было уже поздно что-то менять, и единственное что ему оставалось сделать – это похоронить себя заживо прямо за их столом в главной комнате. Пройдя несколько метров и прихрамывая на левую ногу, Дамиан решил прислонился к стене и помассировать колено, о котором он сидя за большим столом напрочь успел позабыть. Но после поражения, боль конечно же навред вернулась с новой силой, а злополучная жара сменилась на холодный ветер. И ещё этот чёртов пиджак… будто специально забылся на работе. “Добираться до дома будет и больно и холодно”. — Будь оно всё проклято! — выругался шериф, ударив по колену, из-за чего боль с волной обрушилась по всему телу. С трудом сдержав слёзы от вызванной боли, Дамиан вдруг почувствовал чьё-то присутствие, а потом краем глаза заметил Мигеля, который, судя по всему, улизнул из-под бабкиного внимания. — С проклятьем будьте поосторожней, сеньор, — сорванец держал дистанцию и неуверенно смотрел на недавнего гостя, пытаясь понять по его лицу, можно ли было ему доверять. Дамиан знал этот взгляд – его часто использовали преступники, которые хотели раскусить блеф полицейских. Но сейчас он понимал – у мальчишки не было выбора, и он в любом случае расскажет ему всё, что накопилось в его душе за эти месяцы.