Путь Ривера

Жара. Невыносимо дышать. Раскалённое солнце торжествовало в Санте-Сицилии уже как месяц, и день за днём уничтожало частички воздуха, превращая его в песок. В деревне участились солнечные удары, а гулять продолжительное время под открытым небом без зонта или сомбреро никто не решался – можно было получить серьёзные ожоги. Изо дня в день царил зной, но по телевизору обещали, что на днях эта аномальная жара покинет деревеньку и можно будет хотя бы выходить на улицу без страха упасть от обезвоживания. Чтобы закрыться от солнца, новому шерифу округа пришлось из своего кошелька потратиться на жалюзи и установить кондиционер, который вскоре предательски отказался работать. Гарантия неделю твердила шерифу, что “сегодня кто-нибудь приедет”, но каждый раз находила оправдание своим сотрудникам. Может они вовсе не хотели ехать в деревню, чтобы не сгореть заживо? Даже если так, гарантия была в силе, так какого чёрта? Не зная, как пережить знойные деньки в Санте-Сицилии, шериф Дамиан Рино сидел в своём кабинете, прилипнув мокрой спиной к кожаному креслу и мечтал о холодной бутылке воды, о ледяном душе или хотя бы о свежем утреннем воздухе. Одной рукой шериф пытался отмахнуться от жары, а другой давил на кнопку пульта включения кондиционера, надеясь, что тот вдруг заработает. Но чуда так и не случилось. Во внешности Дамиана не было необычных черт, за которых можно было его подколоть или хотя бы запомнить. Ни усов, ни яркой одежды, ни какой-нибудь странной манерности, коих в деревне он сам часто наблюдал у других. Так и получилось, что встретив шерифа однажды, через пять минут люди забывали, как он выглядел. Но Дамиану это было лишь на руку. С виду ему было около двадцати восьми лет. Ходил он в белой рубашке, тёмных джинсах и сером пиджаке. Как и у большинства жителей Мексики, у него была смуглая кожа и чёрные волосы. Бриться он предпочитал коротко, а причёску поддерживал классического вида, дабы не выделяться из толпы, что было важно для его профессии. Но как бы шериф не развивал свою неприметность на улице, в кабинете он перевоплощался в нечто заметное, очень мокрое и желающее снять с себя всю одежду и закрыться в холодильнике. Духота. Сухой воздух. В горле пересохло. Автомат с газировкой, что стоял в коридоре, сдох ещё до того, как та же участь настигла кондиционер. В первый рабочий день в новом округе, Дамиан заметил, как боль в левой ноге начала усиливаться. Его тревожил этот недуг ещё в городе, а на аномальной жаре всё стало лишь хуже. Поход ко врачу из-за большого объёма работы пришлось откладывать на неделю вперёд. Затем снова на неделю, на две, и в итоге шериф так и проходил весь месяц с болью под коленом, скрывая свою проблему от коллег. Таблетки не помогали, мазь оказалась бессильной. Боль усиливалась с каждым днём. Шериф даже начал задумываться о покупке трости, но это будет означать, что вся его неприметность в его то двадцать восемь лет будет уничтожена раз и навсегда. “Это тот дядька с тростью? В его то возрасте?”. Дамиан не знал, что делать. Оставалось лишь терпеть и не жаловаться, иначе узнай об этом начальство, его определённо отправят в больницу, продержат там чёрт знает сколько, а на место нового шерифа назначат кого-нибудь другого – не такого проблемного, как он. Именно это с шерифом и произошло на прошлом месте работы, когда из-за проявившегося мандража после первой в жизни перестрелки, он несколько недель не мог взять в руки оружие. Тогда в городе Дамиан полагал, что перевод в более тихое место будет к лучшему, но вместо этого он попал в невыносимое пекло, а боль в ноге на этой жаре лишь усиливалась. Но, как бы это странно не прозвучало, о своём здоровье, и о ноге, которую, возможно, потребуется ампутировать, Дамиан переживал меньше, чем о причине его появления в Санте-Сицилии. Перевод именно в этот округ он выпросил у начальства сам. Его привлекла одна нашумевшая и мутная история, которая произошла год назад в этой деревеньке. Эрнесто де ла Крус – знаменитый музыкант был родом из Санта-Сицилии и, как в будущем выяснилось, он оказался лжецом, присвоившим тексты песен Гектора Ривера – его друга, который скончался в молодости от пищевого отравления. После того, как тайна Эрнесто раскрылась, по деревне пополз слух, что это он отравил Гектора, но никаких документов в полиции, подтверждающих это, Дамиан найти не смог. Так откуда могли взяться такие серьёзные обвинения? А ещё странно, что семейство Ривера долгие годы проклинала Гектора, а потом однажды после Дня Мёртвых резко изменила не только отношение к музыке, но и к нему самому. Понятное дело, что всё это произошло после того, как в доме семьи неожиданно появились доказательства лжи Эрнесто – записи Гектора, которые всё время хранились в блокноте у его дочери Коко. Но всё это произошло как-то слишком круто и подозрительно. Куда пропал Мигель Ривера в День Мёртвых? В полицию поступил звонок от родителей мальчишки, затем на кладбище кто-то сломал окно мавзолея Эрнесто, проник туда и украл гитару. Как выяснилось потом – это оказался Мигель. Когда наступило утро, он появился из ниоткуда, и по чистой случайности в этот же день “нашлись” эти оригиналы записей Гектора. Подозрительно. Это был не первый случай, в котором после Дня Мёртвых происходили, так называемые, “странности”. Если бы не работа и не знание статистики, что происходило в первый день после национального праздника, Дамиан не обратил бы внимание на семью Ривера. После каждого Дня Мёртвых второго ноября он прослеживал некую странную закономерность – в основном это были убийства, вызванные неподтверждённой информацией. Люди, которых сажали в тюрьму, несли абсурдную околесицу, связывая всё с праздником мёртвых. Говорили, что якобы доставали информацию из мира иного о виновных в смерти их родных, а потом устраивали самосуд. Таких людей, как правило, сажали в тюрьму, и на этом всё заканчивалось, потому что никто серьёзно в этих делах разбираться не желал – убийство, признание, всё просто. Дамиан часто обращался к начальству с разрешением начать собственное расследование о людях, “сходящих с ума” после Дня Мёртвых, но каждый раз получал резкий отказ без объяснений. “Не занимайся глупостью!”. Шериф начал предполагать, что они боялись его расследования – что дело может оказаться серьёзным, и что последствия смогут изменить отношение к празднику, который за все несколько тысячелетий стал национальной мексиканской традицией. Но скорее всего шериф склонялся ко второму более правдоподобному варианту, в котором начальство просто считали его идиотом. Но Дамиан всё прекрасно понимал. Для большинства жителей Мексики День Мёртвых – это Праздник Жизни и повод посмеяться над смертью, и поэтому это событие нельзя было ни в коем случае трогать. Смеяться над смертью удаётся далеко не каждому, а этот праздник давал уникальную возможность людям не бояться того, что произойдёт рано или поздно с каждым. Пока ты помнишь предков, и они помнят о тебе – всё будет хорошо. Но разве стоит отмечать праздник, который… меняет сознание некоторых людей не в лучшую сторону и доводит до убийства? Дамиан желал разобраться, что на самом деле происходило с людьми, которые не смогли пережить первое ноября, как все остальные. Определённо, эти одинаковые показания в самых разных частях земли, что-то скрывалось, и это не было шуткой. Количество подобных инцидентов наблюдались крайне редко, но совпадения в показаниях пугало шерифа. Не смотря на убедительность слов преступников, якобы сумевших покинуть мир иной, никто из коллег Дамиана их серьёзно не воспринимал. “Вернулись из мира мёртвых?! Да у них просто разыгралось воображение на почве праздника! Посмотри сколько к нам приходят звонков тридцать первого октября! Одни чокнутые! Вот и тут!”. Справедливо – День Мёртвых отмечают первого ноября, а тридцать первого октября – Хэллоуин. Но ведь в показаниях задержанных не было ни единого упоминания о Хэллоуине… Они его вовсе не праздновали. Каждый раз, когда шериф хотел начать своё собственное расследование, ему такую возможность обрубали. До недавних времён Дамиан не верил в возможность путешествовать между мирами живых и мёртвых, но после нескольких случаев и убедительных рассказов совершенно разных и незнакомых друг с другом людей, он захотел поверить в это. Естественно, что без доказательств на одних словах верить этим людям – глупость. Но хотеть верить, разве это преступление? Разве можно считать людей, кто празднует День Мёртвых, сумасшедшими? На то она и есть – вера. Шериф никогда не праздновал День Мёртвых и относился к этому действию прохладно, но перед рассказами убийц, прислушивался. “Ты мне не поверишь, но путь в мир иной имеет обратную дорогу”. Одно дело, когда тебе внушают что-то цыганки, сектанты и другие проходимцы, желающие на тебе нажиться, другое дело – люди, предпочитающие самый глупый метод обороны (если это “обороной” вообще можно назвать). Действительно – большинство из тех убийц могли придумать убедительные истории или обеспечить себе алиби, а не приходить с повинной в полицию. Поэтому их рассказы и действия не поддавались логичному объяснению и казались такими убедительными. Дамиан понимал, что единственное, что с их информацией можно было сделать – это пропустить мимо ушей, либо поверить в неё. Проблема была в том, что ни один из этих вариантов ни к чему не вёл, и поэтому нужно было действовать. Шериф из года в год ждал, когда наступит второе ноября. Для него это превратилось в ежегодную традицию и, можно было сказать, смысл жизни – поиск очередных подозрительных историй, связанных с миром мёртвых. И, благо найти такие истории было довольно просто, с каждым годом шериф получал всё больше информации. Дела, которые он искал, выдавали себя по двум пунктам. Первый – приход преступника с повинной в первые даты ноября. Второй – странные показания, претендующие на невменяемость. Да, это было чуть ли не самым частым совпадением – после убийства, люди, якобы вернувшиеся из мира мёртвых, сами приходили в полицейский отдел и велели нацепить на них наручники. Дамиан внимательно вычитывал каждое сказанное ими слово в показаниях, но, несмотря на своё маниакальное желание найти правду, он не верил им. Но он хотел поверить… ему казалось, что ещё немного, и он сможет услышать каждое их слово и принять их за чистую монету. Но привычка шерифа мыслить логично не позволяла ему так поступить. Мало помалу, год за годом и дело дошло до семейство Ривера. Чтобы заподозрить эту семью в сделке с мёртвыми, Дамиану достаточно было посмотреть один репортаж по телевизору, в котором рассказывалось о тайне Эрнесто де ла Круса и о трогательной истории мальчика, унаследовавшего его гитару. Гитара, как потом оказалось, принадлежала не Эрнесто, а прапрадеду мальчика – Гектору. В передаче об убийстве Гектора Эрнесто не было ни слова, но местная газета и жители подавали информацию, как неопровержимую правду. За подобное заявление в СМИ предки Эрнесто могли бы легко защитить его в суде, а в ответ подать на газеты в суд за клевету, однако, никто из предков музыканта так и не объявился. В репортаже так же сказали о том, что найти семью Эрнесто и взять у них интервью не получилось. Шериф множество раз пересматривал эту передачу и пристально наблюдал за тем, как семья Ривера юлила на тему некоторых вопросов и особенно, как Мигель рвался рассказать больше того, что ему было позволено. Дамиан прочитал это в горящих от нетерпения глазах мальчишки – его определённо что-то сдерживало, и, скорее всего, это была бабушка Бабулита, которая, по её словам, занималась воспитанием своего внука больше, чем его родители. Глаза родителей мальчика бегали из стороны в сторону, бабушка что-то скрывала, а сам Мигель нахваливал своего прапрадеда и рассказывал о нём так, будто был знаком с ним лично. Так и получилось, что Дамиан оказался здесь только по совокупности двух причин: из-за проблемы на прошлой работе и благодаря этому репортажу. Удали из этого уравнения хотя бы одну переменную, и шериф бы остался в своём городе. Но что будет, если предположения по поводу мальчишки не оправдаются? Дамиан рассчитал и этот вариант – он в любом случае ни о чём не пожалеет, потому что желание покинуть бушующий жизнью город и окунуться в пейзажи тихого округа уже давно сидело в его голове, да и повод хороший подвернулся. Ну а если окажется так, что на мальчонку и вправду повлиял именно День Мёртвых, то это будет большим бонусом к выбору шерифа, и к тому же первый случай, когда из мира мёртвых смог выбраться несовершеннолетний. Если взрослые в своих рассказах могли быть неискренними и что-то скрывать, то мальчик, которого вынудили не делиться знаниями со всем миром, мог бы оказать услугу тому, кто сможет поверить в его историю. По крайней мере Дамиан на это надеялся и не видел даже проблемы в этом. Ну а если мальчик решит молчать – придётся действовать по обстоятельствам. Первый месяц работы в Санте-Сицилии шерифу пришлось работать не покладая рук, знакомиться с новыми правилами, жителями, улочками, и при этом мириться с убийственной жарой. Но когда бюрократические и формальные дела оказались позади, свободного времени у шерифа оставалось куда больше, чем в городе, и поэтому он позволил себе заняться собственным расследованием. Дамиан знал, что начальству в этом богом забытом месте будет трудней следить за его действиями, а поэтому руки его будут развязаны. — Сеньор, — раздался в динамике телефона женский голос, — вы помните, что у вас сегодня ужин с семейством Ривера? — Разумеется, Камила, — ответил Дамиан секретарше, зажав на док-станции кнопку. — Не забудете? — Не дождётесь! Я давно ждал этой встречи, — шериф улыбнулся, дотронулся рукой больного колена и начал его массировать. Боль странно распространялась по коленной чашечке. Когда нога была согнута, боль со временем давала о себе знать, но когда Дамиан держал ногу прямо, то будто её и не было. Странная штука. — Сегодня в семь вечера, — на всякий случай добавил женский голос из динамика. — Вы успеете? — Да-да. Спасибо, дорогая. Уже собираюсь. Дамиан быстро нашёл с секретаршей общий язык. После того, как прошлый шериф ушёл на пенсию, Камила быстро поднатаскала нового шерифа, рассказала что и как тут работает, познакомила его с коллегами, с городом и дала множество советов, без которых новичку в Санте-Сицилии было бы непросто. На работу она приходила в строгом платье тёмно-вишнёвого цвета, в чёрных высоких каблуках и не щадила косметики. На днях Камиле исполнилось сорок лет, но выглядела она на двадцать пять с хвостиком. Судя по рассказам, каждый отпуск она брала под новый год и проводила его в других странах. Индия была её любимым местом; именно оттуда она набралась необходимых знаний для поддержки молодости, и опыт ей действительно пошёл к лицу. Единственное, что Дамиана пугало в ней – это резкие перепады настроения. Камила могла спокойно общаться, излучая довольным выражением добро и понимание, а через секунду, будь у неё малейший повод, могла бранно завопить на весь коридор. Особенно доставалось людям, которые общались с ней по телефону. Если она слышала очередные глупые вопросы журналистов и газетчиков, которые любили ей названивать с поводом и без повода, разговор начинался со свирепого крика, а заканчивался громким треском телефонной трубки. Шериф сразу понял, что даму в вишнёвом платье злить не следовало. — Как ваша нога? — вдруг спросила Камила из динамика. Шериф от неожиданности вздрогнул, отпустил колено и развёл руки в стороны. Ему сначала показалось, что она зашла в кабинет и застала его за массированием ноги, но через мгновение неуверенно нажал на кнопку док-станции: — В смысле, нога? — Мне показалось, или вы прихрамываете? — уверенно подметила секретарша. — Отлежал ногу сегодня, — быстро оправдался Дамиан. — Ерунда, пройдёт. — Смотрите, осторожнее сегодня. Жара, не обожгитесь. — Спасибо за заботу, Камила. Ты как обычно не выпускаешь мелочи из виду. — Конечно, — довольно согласилась она, — я же секретарь нашего шерифа. Ничто из моего внимания не ускользнёт. — А вот это правильно, — усмехнулся Дамиан и посмотрел на наручные часы. — Ну, смотри, дорогая, мне действительно пора идти, оставляю тебя за главную. — Удачного ужина вам, сеньор, — ободряюще сказала секретарша. — Ривера – хорошие люди. — Ага… Из семейства Ривера Дамиану удалось пообщаться только с Энрике – отцом Мигеля; они случайно столкнулись на песенной площади. Так же шериф неоднократно проходил мимо обувной мастерской Ривера, и часто наблюдал, как у входа в скромный музей толпились люди, готовые часами рассматривать письмена Гектора, его фотографию и белоснежную гитару с изображённым на головке грифа черепом с золотым зубом. А ещё, проходя мимо их обувной, иногда можно было услышать, как мальчишка играл на гитаре и звонким энергичным голосом пел классические песни своего прапрадеда. Дамиан не хотел признавать, но у пацана был настоящий талант – получалось у него душевно. Его пением заливалась вся улочка. Люди останавливались, слушали, заходили во дворик обувной, а в конце каждой песни взрывались аплодисментами. Всё это происходило где-то за стенами их магазина. Проходя мимо, Шериф обычно не всматривался, держался на расстоянии и пытался быть неприметным, как у него это всегда получалось. Но сегодня он мог расслабиться. Это будет обыкновенный ужин в кругу семьи, и самое главное, естественный – никак не подкопаешься. В тот день, когда Дамиан столкнулся с Энрике на площади, удача была на его стороне: отец мальчишки по щедрому гостеприимству пригласил шерифа на семейный ужин. Казалось, что сама судьба велела Дамиану докопаться до истины. Тезисы ужина были просты: узнать как можно больше об отношениях в кругу семьи, выяснить что именно у Ривера произошло в прошлом году на День Мёртвых, ну а самое главное нужно будет остаться наедине с Мигелем, добиться его доверия и спросить о версии произошедшего с его стороны, а далее, как говорил Эрнесто, поймать свой миг удачи. Второго такого шанса больше не будет, и шериф понимал, что, если он облажается, то в следующий без подозрений за порог магазина он сможет войти только если будет повод купить новую пару ботинок. — Я выйду через чёрный ход, — Дамиан зажал кнопку на телефоне. — Не забудьте закрыть на ключ, — отозвалась Камила в динамике. — И удачного вам ужина, сеньор. — Благодарю, встретимся завтра, дорогая. Дамиан сменил рабочую рубашку на чистую белую, которую достал из шкафа, поправил брюки, смахнул щёткой пыль с чёрных туфель, надел свою любимую белую шляпу, без которой не покидал участок, и лязгая большой кипой ключей, открыл двери, ведущие сразу на улицу. Дамиан не хотел по дороге встречаться с коллегами, которые непременно бы нашли повод задержать его в участке, а опаздывать на встречу с семьёй Ривера ему не хотелось. Более того, он хотел прийти на десять минут раньше запланированного, чтобы издалека понаблюдать за семейством Ривера, а если его заметят, то сказать, что не хотел заявляться раньше времени. Закрыв двери на ключ и покинув территорию полицейского участка, шериф заметил, что сухой воздух и температура на улице ничем не отличались от душного кабинета. Но, зная здешнюю погоду, можно было легко предположить, что стоит только солнцу спрятаться за горизонтом, как сразу станет прохладнее и поверх рубашки захочется накинуть пиджак, который Дамиан забыл забрать в участке – он остался висеть на спинке кресла. “Чёрт с этим пиджаком. Есть дела поважнее”. Добраться до магазина Ривера Дамиану удалось довольно быстро. Он оказался там за пятнадцать минут до запланированного времени, и поэтому мог себе позволить спокойно расхаживать вокруг да около, пытаясь найти за металлическими воротами что-нибудь интересное. Чаще всего, когда он проходил мимо, ворота были открыты, но под вечер, когда магазин закрывался, закрывали и их. За воротами можно было увидеть дворик, по центру которого расположился закрытый колодец. В углу дворика стояла припаркованная машина Энрике, а под навесом двух одноэтажных домиков на столах лежали рулоны с кожей, инструменты, всякие принадлежности для шитья обуви, и огромные горшки с растениями, которые, видимо, Ривера пытались спасти от испепеляющих лучей солнца. Так же во дворе Дамиан заметил, маленьких детей, за которыми присматривала девочка примерно тринадцати лет. В руке она держала включённое маленькое радио и под музыку, доносящуюся из хриплой колонки, подтанцовывала. Получалось у неё довольно неплохо, немного неуклюже, но было видно, что скорее всего она ходила на уроки танцев. За всё время, сколько Дамиан проходил мимо магазина сапожников, он впервые увидел эту девочку и предположил, что скорее всего она была сестрой Мигеля. Кроме неё и маленьких детей во дворе больше никого не было. — А вот и новый шериф! — радостно заявил Энрике, вытянув голову из-за стойки. — Добрый вечер! Что-то вы рановато, сеньор. Но ничего страшного, заходите, стол почти готов. — Здравствуйте, — шериф подошёл к стойке, пожал руку Энрике и, пока они были наедине, сразу поинтересовался. — Это ваша дочка танцует? — Где? — У вас во дворе… — Дамиан был готов обернуться и указать пальцем за спину. — А, Роза? — Энрике улыбнулся. — Нет – она моя племянница. У меня пока что два ребёнка, Мигель и Сокорро; одному тринадцать, другой недавно исполнился годик. — “Пока что два ребёнка”? — поинтересовался шериф. — Ну… кто знает, что будет в будущем, верно? Пока живём, и дело наше процветает, нужно оставлять потомство… а в общем… что ж мы тут стоим? Давайте поговорим в кругу нашей семьи, проходите. Энрике поднял крышку прилавка и повёл шерифа сквозь слабо освещённое помещение, где велась вся основная работа семьи. Дамиан следовал медленным шагом и с интересом подмечал детали сапожного ремесла. Куда ни глянь, повсюду лежали необычные инструменты, бумажки с непонятными схемами с изображениями обуви, а в каждую свободную стену были ввинчены полки, уставленные различного вида кожаными сапогами и ботинками. — Стойте… — шериф остановил взгляд на листе бумаги, валяющемся на полу. — Кто это нарисовал? Он подошёл в угол комнаты и вытащил рисунок из-под горки разбитых каблуков. На помятом листе бумаги разноцветными карандашами был изображён скелет с гитарой и волной разноцветных нот над его черепушкой. Красивый рисунок, особенно для того, чтобы использовать его, как подстилку под каблуки. Судя по рисовке, можно было предположить, что это нарисовал кто-то из детей, но не из совсем маленьких. Это был либо Мигель, либо Роза – его двоюродная сестра. — Простите, что взял без спроса, — извинился шериф. — Это очень красивый рисунок. Что ж вы его туда забросили под обувь? — Ах это… — растерялся Энрике, — даже не знаю, как он там оказался. Это нарисовал Мигель – мой сын. Последний год он у нас весь в творчестве – энергия из него так и прёт. Помимо его любимого увлечения музыкой, он недавно у нас начал рисовать. Вот только рисунки за собой не убирает – разбросает их повсюду… потом находи их где попало. А давайте-ка я познакомлю его с вами. Всё равно он не придёт за стол, пока его за руку не приведёшь. Только и сидит в своей комнате, рисует, играет на гитаре. Занятая творческая личность, понимаете? — Интересно-интересно, — произнёс Дамиан и аккуратно положил на свободный стул рисунок Мигеля. — Ну что ж, давайте познакомлюсь с ним. — Идёмте. Энрике провёл шерифа во двор, который он множество раз видел снаружи и вот впервые смог осмотреть его изнутри. Маленькие дети, играющие в салки, не обратили внимание на гостя, а танцующая Роза сразу остановилась, выключила радио и засмущалась. — Роза, дорогая, — обратился Энрике, — поприветствуй нашего нового шерифа округа. — Дамиан Рино, к вашим услугам, — важно произнёс шериф. — Здравствуйте, сеньор, — промямлила девочка и скромно удалилась в обувную комнату. — Ой, извините за её манеры, вы её засмущали, — улыбнулся Энрике. — Среди родных она такая смелая, энергичная, постоянно спорит со своими родителями, а стоит ей оказаться с незнакомыми людьми, сразу становится такой послушной. Слушайте, а оставайтесь у нас насовсем! Выделю вам отдельную комнату! Энрике засмеляся. Дамиану пришлось улыбнуться в ответ. Шутки шутками, но кто знает, чем мог закончиться этот ужин. — Проходите сюда, у него тут отдельная комната, — Энрике повёл шерифа в угол дворика. — Он часто играет на гитаре и поёт. Мы ничего против не имеем, но когда он делает это с утра до ночи, сами понимаете, начинает надоедать. Поэтому в этом уголке его слышно тише всего. Участок семейства Ривера состоял из дворика, разделяющего два одноэтажных дома, один из которых предназначался для обувного магазина, другой для жилья. Исходя из того, куда Энрике повёл Дамиана, стало очевидно, что комнату Мигеля перенесли в магазин, чтобы поздним вечером от него было как можно меньше шума. Вход в его комнату располагался со внешней стороны, так что изнутри магазина зайти в неё было невозможно. А ещё самое странное – в этой комнате не было окон. — Он… живёт здесь? — спросил Дамиан. — Да, — Энрике остановился у деревянной двери и постучал в неё. — Когда я предложил сыну переехать из предыдущей комнаты в более отдалённое место, чтобы музыка не мешала нам, он сам выбрал эту комнату. Снаружи может и кажется, что это мрачный чулан без окон, но внутри у него очень красиво, сейчас вы убедитесь. За дверью послышался шорох, скрип; что-то маленькое упало на пол – судя по звуку, это был карандаш. Ещё несколько секунд в комнате можно было услышать шелест бумаги, затем тихий топот, щелчок замка и скрип отворившейся двери, за которой перед шерифом показался тринадцатилетний мальчик. Он был небольшого роста, одет в белую майку и синие джинсы. По комплекции мальчишка вышел весьма худощавым, как и большинство подростков в этой деревне, а на лице его застыло удивление перед гостем. — Мигель, это Дамиан Рино – наш новый шериф, — сказал Энрике. — З-здравствуйте, сеньор, — застенчиво сказал Мигель и кивнул гостю в знак приветствия. — Добрый вечер, мучачо, — улыбнулся шериф и первым делом обратил внимание на комнату мальчишки, которую, судя по всему, он не приготовил для прихода гостей. Да – в прошлом это определённо был чулан. Во всю свободную площадь так называемой комнаты взрослый человек смог бы поместить разве что двухместную кровать и только. Но для маленького и худощавого Мигеля всё было иначе; его кровать, стол и комод, скромные по размеру, идеально уместились в прямоугольной комнатке. На двух стенах висели полки, усыпанные карточками, альбомами музыкантов, виниловыми пластинками. На третьей стене красовалась белоснежная гитара Гектора Ривера, держащаяся на трёх выступающих металлических крепежах – видимо мальчишка забирал её из музея себе на ночь и не мог без неё заснуть. Последняя стена привлекла внимание Дамиана больше остальных. Она была заклеена с пола до потолка разноцветными рисунками со скелетами. — Пап! — возмутился Мигель, пытаясь загородить собой рисунки. — Хотя бы предупредил, что будут гости! — Так слушать меня надо, сынок. Вот всегда так – говоришь ему, думаешь, слушает, а он… — А вы знаете, что это за рисунки? — спросил Дамиан у Энрике, указав на стену. — Ну, это, определённо связано с Днём Мёртвых. Это самый важный праздник в нашей семье. Мигель обожает рисовать скелетов. — Нет-нет-нет, — шериф подошёл к стенке с рисунками, и Мигелю с его невысоким ростом и недовольной физиономией пришлось посторониться. — Вы знаете, что это? Дамиан указал пальцем на рисунок, в котором скелет в соломенной шляпе передавал мальчику сияющий лепесток оранжевого бархатца. — Не знаю… — неуверенно ответил Энрике и странно посмотрел на шерифа. — Это благословение, верно, сынок? — спросил Дамиан у Мигеля. Мальчишка растерялся. Выражение на его лице было такое, словно его поймали за чем-то очень плохим, словно самый страшный его секрет раскрыли. Наверняка он скрыл от родителей, что с ним произошло в День Мёртвых, но, судя по тому, что шериф видел в репортаже – скрыл он это не ото всех. Дамиан слышал много комментариев от якобы сумасшедших людей о мире мёртвых, но никто из них так и не смог внятно объяснить, каким образом он попал в мир иной живым, а не мёртвым. Поэтому шериф и оказался в этом городе – здесь обитал единственный человек, который смог забраться в мир мёртвых и выйти из его цепких лап на свободу без каких-либо психических последствий. Возможно, на планете Земля было много таких же как этот мальчишка, совершенно свободных людей, которые пережили подобное и решили не обращать на себя никакого внимания, сидели смирно и помалкивали, чтобы о них не снимали репортажи… Мигель тоже молчал в тряпочку, но этого было недостаточно – перед камерой он вёл себя слишком опрометчиво, и это было его серьёзной ошибкой. — Благословение? — спросил Энрике. — Не знаю о чём вы говорите, но предлагаю обсудить это за нашим столом. Нас, должно быть, уже все заждались. Пойдёмте. Смотря на то, как Энрике уводит сына за руку из его собственной комнаты, Дамиан почувствовал, как поймал свой миг удачи. От растерянности Мигель даже не стал сопротивляться и обречённо поковылял вслед за отцом. “Этот ужин должен получиться очень интересным”.