Смерти нет

Я долго ворочаюсь, отгоняя мысли, но в конце концов всё же засыпаю. И в этот раз во сне ко мне снова приходит она. Честно говоря, я уже и забыла, как это — видеть сны не о смерти. Раньше, до всего этого, мне такие часто снились. Какие-то совершенно безумные, или смешные, или безумно смешные; однажды мне, например, приснилось, что Хагрида попросили замещать профессора Флитвика пару недель, пока тот не съездит в отпуск наловить пресноводных заглотов в дельте Амазонки, и Хагрид никак не мог влезть в мантию Флитвика, уверенный, что без неё ни за что не сможет преподавать… В общем, разное бывало. И это я даже не говорю про сны другого характера. Думать о таких вещах сейчас не могу вообще, хоть и немного по ним скучаю. Но сегодня мне снится она. И сейчас, впервые за несколько месяцев, я вижу её не у Арки. Мне снится, будто мы в библиотеке, вроде бы, готовимся к чему-то; я раскачиваюсь на стуле, уже не в силах удержать от мелких пакостей перегруженный мозг, а Гермиона сидит на школьной парте, придерживая рукой лежащую на её коленях книгу. Так близко, что я перестаю дышать. Я могу дотронуться ладонью до её талии, только подняв руку. Не знаю, хочу ли я этого. Конечно, сон мой, и я могу делать здесь что вздумается, но дело даже не в этом. Когда я видела такие сны раньше, была хоть какая-то надежда на то, что однажды я смогу ей сказать. И, может быть, она даже ответит. Но теперь её нет, и, скорее всего, это навсегда. Словно почувствовав мои мысли, она оборачивается и смотрит на меня с хитрой улыбкой. Её взгляд похож на иглу, которой пригвоздили к месту бабочку. В хорошем смысле. Я замираю, забыв про свитки, которые держу в руках, и они с лёгким стуком падают на пол. Я тебя люблю. Я так сильно тебя люблю и ужасно скучаю, хочется сказать мне, но язык не слушается. Как будто уже не принадлежит мне. Как и весь сон, впрочем. Потому что она протягивает руку и проводит пальцем, удивительно тёплым для сна, по моим губам, и я чувствую, как сердце начинает биться чаще. Нет, только не сейчас. Ещё слишком больно. Сказать я по-прежнему ничего не могу, поэтому отчаянно мотаю головой. Вроде бы это даже срабатывает как надо: она убирает руку, резким движением закрывает книгу, и тогда я наконец вижу то, чего почему-то ожидала с самого начала — вытертую обложку с серебристыми рунами. Я просыпаюсь так резко и болезненно, будто свалилась в ледяную воду. Ладони при этом такие же мокрые, и руки дрожат, вдобавок пересохло в горле и невероятно хочется пить. Одно радует: проснулась, судя по всему, идеально вовремя, чтобы в кои-то веки одеться не второпях, спуститься со всеми вниз и нормально позавтракать. Есть хочется. Непривычное ощущение. То ли за прошедшие полторы недели никто не умер, то ли «Пророк» попросту перестал публиковать такие заметки. Второе вероятнее. Ну, во всяком случае, когда за завтраком я ловлю редкий момент просветления разума и сразу же пытаюсь прочитать газеты за всё это время, ни об одном трупе там не говорится. Да и вообще новости слишком хорошие — очевидно, что теперь мы ещё и никакой правды не увидим. Осознав это, я смотрю на ни в чём не повинный лист бумаги с такой ненавистью, что даже проходящая мимо рейвенкловского стола Тонкс на мгновение замирает, будто хочет спросить, в чём дело. Я только качаю головой. Папа, наверное, тоже был возмущён такой несправедливостью. Правда, сделать он всё равно ничего не может; другая сова приносит письмо от него, в котором коротко говорится, что «Придира» сворачивается вместе с его просветительской деятельностью — по крайней мере, на какое-то время. Сейчас высовываться слишком опасно даже для чистокровных волшебников, если они имеют хоть какое-то отношение к Дамблдору. Честно говоря, я даже рада. Конечно, это его любимое хобби, но всё-таки… Не хватало ещё, чтобы папа каким-либо образом пострадал. Он ведь там совсем один, и я, даже очень сильно желая помочь, никак не смогу сбежать из школы и добраться до дома достаточно быстро, чтобы не стало уже поздно. В такое время, как сейчас, нужно чаще думать о своей и близких безопасности. Оказывается, я жую бекон. Не очень его люблю, наверное, просто схватила то, что ближе лежало. В голове вообще-то ни фига не о еде мысли. Откуда теперь доставать информацию? Сов если пока и не перехватывают, то могут начать в любой день, то есть в письмах писать что-то важное опасно. Пресса теперь бесполезна для этой цели — подойдёт как развлекательное издание, разве что. Говорящего Патронуса отправлять небезопасно — могут быть посторонние уши. Камины наверняка под наблюдением, если учесть предыдущий год. Подводя итог: у меня совершенно нет идей, и это самая настоящая катастрофа.

***

Я снова бегаю по коридорам. К счастью, на этот раз причина относительно приятнее, чем обычно: задумалась за, так сказать, осознанием информации так глубоко, что оставила в Большом зале сумку, а заметила это только после того, как дошла до класса. И ведь никто не сказал даже. Впрочем, к этому я уже давно привыкла — никакие события не изменят то, как ко мне относится большинство. И ладно просто что-нибудь забыть, но проблема ещё и в том, что в сумке лежит Книга. Нет, хорошо, основная беда не в Книге, а в том, что я обнаруживаю пропажу за пару минут до начала урока. Но мне, в некотором роде, везёт. Профессор Слагхорн совершенно нормально относится к тому, что я прошу его о незначительном опоздании, после того, как узнаёт причину. Даже шутит, что сам в свои школьные годы только чудом голову в Хогвартсе не забыл где-нибудь в случайном коридоре. Избавиться от стоящей перед глазами картины, в которой мои однокурсники случайно находят на одной из лавочек мою жизнерадостно улыбающуюся голову, мне удаётся далеко не сразу. Хорошо, наверное, что зельеварение теперь не в подземельях. Оттуда я добиралась бы на добрых десять минут дольше. Да и профессора Снейпа так просто о подобных вещах не попросишь. Хотя, признаться честно, мне больше нравилось, как зелья преподаёт он. С визуальной точки зрения это выглядело просто невероятно: ни одного лишнего движения, ни одного слишком резкого, всё уверенно, плавно и точно до долей дюйма, будто он тренировался специально, чтобы производить впечатление. На самом деле, конечно, это признаки профессионализма. Но всё-таки… Мысль теряется на середине. Я одним прыжком преодолеваю последние несколько ступенек, вбегаю в Большой зал, ещё не закрытый после завтрака, и нос к носу — точнее, нос к груди — сталкиваюсь с незнакомым аврором. Дежавю какое-то, честное слово, надо бы хоть иногда глядеть под ноги. Ещё хуже становится, когда я поднимаю глаза и узнаю парня, с которым встретилась перед началом учебного года, у карет. До сих пор не знаю его имени, зато теперь могу, хотя бы, как следует разглядеть. Тогда мне показалось, что он совсем взрослый, может, даже ровесник моего папы. Сейчас, когда светло, я вижу, что он ненамного старше нас. Лет двадцать пять, не больше, либо какие-то маскирующие заклинания, что очень вряд ли. Никаких особенных примет у него нет — другие знакомые мне авроры, как, например, Грозный Глаз или Тонкс, намного сильнее выделяются внешне. Впрочем, внешность о человеке совершенно ничего не говорит. А, ну и ещё у него встревоженный взгляд. Ставлю галеон на то, что и взгляд такой стал уже после того, как он меня увидел. Всё-таки авроры здесь как раз, считается, для того, чтобы предотвращать возможные проблемы. И не его вина, что моя проблема исключительно во мне самой. Блин, и у него уже палочка в руке… Даже неловко немного. — Что случилось? — негромко, но быстро спрашивает он, явно слегка напряжённый. — За тобой кто-то гонится? — Я забыла вещи, а урок уже начался, — коротко поясняю я, всё ещё тяжело дыша. Блин, они тут что, все запуганы перспективой массовой смерти учеников? Я даже представить не могу, что им наплели в Министерстве. Если учесть, что и Гермиона, и даже Седрик Диггори погибли не в школе. Знать бы ещё, кто именно наплёл, тогда и предположить смогла бы, наверное. Как бы там ни было, надо спросить об этом у Тонкс, когда будет время. — Рейвенкло? — он окидывает взглядом мою мантию. — Подожди, я принесу. Вообще-то говоря, не то чтобы я была за то, как мою сумку трогают посторонние. Всё-таки Книга — слишком ценная вещь, чтобы кому-нибудь её доверять. Тем не менее, аврор быстрым шагом проходит вдоль стола, наклоняется, достаёт мою сумку — закрытую, к счастью — за ремень из-под лавочки и возвращается обратно. Заглядывать внутрь он явно не планирует, и я осторожно выдыхаю, надеясь, что это не было слышно ему. Не хватало ещё, чтобы спросил о причинах облечённых выдохов. — Спасибо, — искренне говорю я, надевая сумку на плечо. — Я пойду обратно, урок уже начался. Он кивает, но прежде, чем я успеваю сделать хотя бы шаг, говорит: — Не торопись. Я тебя провожу. Может быть, это даже и к лучшему. Мы идём быстро, но не так, чтобы задыхаться от скорости. Судя по всему, быстро двигаться он привык. Не знаю, какие там тренировки у авроров. Входит ли в них физическая подготовка? Впрочем, это такая ерунда, что ей не место в моей голове. А вот сам мой внезапный попутчик интересует меня намного больше. Всё-таки не каждый день встречаешь человека, который знает те же малоизвестные вещи, что и ты. Особенно если все остальные считают тебя за такие знания в той или иной степени чокнутой. — Откуда вы знаете о фестралах? — спрашиваю я, чтобы избежать тишины. Ненавижу тишину. Конечно, он вправе не отвечать, и даже почти наверняка не будет этого делать, но мне всё-таки интересно. — Узнала всё-таки, — краем рта улыбается аврор. — Я люблю животных, мне интересно наблюдать за ними. Окрестности Хогвартса в этом плане довольно неплохая возможность. У нас в школе много времени уделялось этому, но таких существ у нас не было, и после переезда сюда я много читал и… В общем, нашёлся человек, который показал мне некоторых из них вживую. Это круто. Фестралы понравились больше всего. У нас в школе… Ну да, и как я не обратила внимания, что он не англичанин? Впрочем, догадаться довольно непросто. Акцента у него нет или почти нет, выдают только непривычно резкие черты лица, но и это не аргумент. Наверное, он переехал ещё в детстве. — Вы учились в Дурмстранге? — Ты. Нет, в Колдовстворце, — поправляет он, шагая по лестнице сразу через две ступеньки. — Дурмстрангцы воины, а мы, скорее, следопыты. Не знаю… Лесничие? Ага, вот и любовь к животным. Вообще-то про Колдовстворец я мало что знаю, кроме, собственно, названия. И того факта, что школа расположена где-то в России. Из этого следует, что вопросов у меня невероятное множество, а начать их задавать я планирую прямо сейчас. — Выходит, ваша магия основана на природе? Глупо звучит. Нет, ну правда, глупо. Но он, тем не менее, кивает. — Вся магия основана на природе, если так рассуждать. Ну там, знаешь, зелья из лягушек, палочки из дерева, мандрагоры всякие… Но тут ещё имеют место быть традиции. Говорят, что в Шармбатоне лучше танцуют, чем колдуют, это их традиция, а наша — слушать лес и воду и учиться понимать животных. Звучит как секта, знаю, но я не очень хорош в описаниях. Когда я сюда переехал, мне пришлось привыкать к тому, что заклинания звучат иначе, например. И это я даже не о языке. Я резко останавливаюсь посреди коридора. Ох, чёрт, а ведь об этом я тоже никогда не задумывалась. Ну, разумеется, одни и те же заклинания не могут быть у разных народов, но этот, в общем-то, очевидный факт сейчас застал меня врасплох. — Я могу привести пример, — добавляет он, видя, что я не до конца понимаю, и достаёт палочку из необычно светлого дерева. — Смотри. Найди след! Слова заклинания он произносит на незнакомом мне языке, скорее всего, на русском. Движение палочкой не похоже ни на одно из знакомых мне. Но дело даже не в этом. Возле моих ног что-то мягко вспыхивает зеленоватыми искрами, не обжигая, и змеёй уносится вдаль по коридору, в ту сторону, откуда мы только что пришли. Вот это блестяще. И в прямом смысле, и в переносном. Мне даже не приходит в голову мысль, зачем он мне всё это показывает — настолько интересно. — Обычно это не настолько зрелищно, конечно, — поясняет аврор. — Считай, сейчас была сильно приукрашенная версия. Для демонстрации, так сказать. Дальше идти не хочется, но он шаг за шагом спиной вперёд продвигается по коридору, и мне приходится тоже пойти, чтобы не отстать. Нет, всё-таки любопытство сильнее. Намного сильнее. Не знаю точно, минус это или всё-таки плюс. — Почему ты мне об этом рассказываешь? — спрашиваю я, надеясь, что это не звучит грубо. Перед глазами ещё стоит мягкая вспышка жёлто-зелёных искр, невероятно красивая. Наверное, такого цвета и должны быть огоньки на болотах, чтобы завораживать путников. — Мы ведь даже не знакомы? — Мне известно кое-что о тебе, Луна, и если это правда — я бы хотел тебя поддержать, — тихо, но твёрдо отвечает он, ни на мгновение не поднимая глаза. — То, что случилось, отвратительно. Я ведь работаю на Министерство, и, честно говоря, чувствую некоторую вину за произошедшее, хоть это и не особенно логично — меня там даже не было… А ещё ты нравишься фестралам. Для меня это уважительная причина. — Ты знаешь моё имя? Не лучший вопрос, который можно было задать. Но он вырывается у меня почти бессознательно. — О тебе слишком много пишут в газетах, чтобы тебя не узнавали, — уже открыто и легко улыбается он. — Никакой магии. Я Александр, кстати. Или Алекс, если тебе так проще. Пока он говорит, я понимаю, что мы уже подошли к классу. Как же это охренительно не вовремя. Я уже раздумываю над тем, чтобы обойти дверь по другому коридору и продолжить разговор, но аврор прослеживает направление моего взгляда, и план проваливается, даже не начавшись. Обидно, честно говоря. Но я буду не я, если не сделаю ещё одну попытку продолжить, так ведь? — А что… — Тебе пора, — мягко говорит Александр, открывая и придерживая дверь класса. — Но я могу тебе пообещать, что мы ещё поговорим. Честное слово. Я киваю, проскальзываю в класс, и он отпускает дверь. Она закрывается так тихо, что никто даже не замечает моего появления. Слагхорн рассказывает что-то про Укрепляющий раствор. Я сажусь за парту и делаю вид, что внимательно слушаю, хотя в голове сейчас нет ни единой мысли, хоть сколько-нибудь связанной с зельеварением.