С тобой тепло и светло, С тобой я сыт и свят. И искренне, всем назло, Ты веришь, что я богат.
ВеняД’ркин «Девочка с флейтой»
Когда Матвей заходит на круг, ты не можешь удержаться от крепкого словца и сжимаешь кулаки. Да что за! Максим, передавший эстафету первым, но не сумевший сделать отрыв, отводит взгляд. По-хорошему надо бы его подбодрить, но не сейчас… После финиша. Всё после финиша. На каком бы месте он не закончился. Ты с ужасом смотришь, как бегут секунды на отсечке, пока Матвей наматывает свои дополнительные сто пятьдесят. А ведь впереди ещё стойка, справиться с которой будет психологически сложнее… Свендсен, разминающийся в нескольких метрах от тебя, так же готовящийся к последнему этапу, громко смеётся о чём-то с Йоханнесом и косится на тебя. Рыжий в эстафете не участвует, но пришёл поддержать «друга». Тошно, противно. Да ещё этот провал Елисеева, и, скорее всего, невозможность побороться за медали с тем же Свендсеном. Настроение стремительно портится, и счастливый хохот младшего Бё этому только способствует. Ты уже собрался уйти разминаться куда-нибудь в другое место, но в этот момент на плечо опускается тяжелая рука, а смешки норвежцев обрываются так резко, будто выключили звук. - Боюсь, что ты всё равно навяжешь мне борьбу за золото, - негромко произносит Фуркад, и что-то в его голосе заставляет тебя всмотреться в его глаза. Горячий шоколад. Сладкий, согревающий, тонизирующий, придающий сил. И что-то ещё глубоко-глубоко на дне, неуловимое и притягательное. Ты не хочешь знать, что это. Пока не хочешь. - Ма-арти! – Фуркад даже вздрагивает, когда Свендсен резко обнимает его за плечи и притягивает к себе. На мгновение тебе кажется, что шоколад покрывается коркой льда, но лишь на мгновение. – Ты что же, изменяешь мне с Шипулиным? Фи, какой выбор! Он же лузер и гомофоб! - А ты, - с безмятежной улыбкой отвечает Мартен, обнимая норвежца за талию, - изменяешь мне с Йоханнесом? И смеётся первый. Громко, заливисто, сильно запрокидывая голову. А ты с наслаждением впитываешь внезапную панику норвежца, которую он маскирует фальшивым, чрезмерно нарочитым смехом. Пора бы и тебе оторвать взгляд от дёргающегося от смеха кадыка Фуркада и ответить на оскорбление: - Лузер? Думаешь две бронзы хуже одного серебра и одного дерева? – ты улыбаешься так весело и открыто, что Эмиль перестаёт смеяться. Но большей уверенности почему-то придаёт одобрение в глазах француза. Глупость какая… - Да и в тотале ты что-то отстаёшь. А, Супер-Свендсен? Норвежец, кажется, собирается что-то ответить, но в этот момент Фуркад, внимательно наблюдающий за стрельбищем, сбрасывает руку Эмиля, становясь серьёзным и собранным. - Пора готовиться к старту. Шипулин, я же говорил – поборешься, - и подмигивает тебе, а потом оборачивается к норвежцу. – Увидимся после финиша, милый. Ты резко поворачиваешься к табло и видишь «0+0» у Матвея. Ищешь в протоколе Норвегию и находишь «1+3». На сердце вдруг становится легко и радостно. Сегодня всё по-другому. Сегодня рядом нет никого из них. И если отсутствие в обозримом пространстве Бё тебя крайне радует, как и то, что Свендсен вовсе пропускает этап, то отъезд Мартена навевает апатию. В Хохфильцене сразу стало слишком пусто и холодно. И память о странном предложении в спринте не спасает. А на табло горят унизительные четыре минуты проигрыша и отыграть их не помогли бы даже поцелуи Фуркада. Поцелуи, которые он ни за что не позволил бы себе здесь, на предстартовой подготовке. Здесь он не позволял себе даже лишних прикосновений – только слова, только взгляды. И сейчас ты готов себе признаться, что тебе было обидно. Почему он мог обниматься со Свендсеном у всех на глазах, а с тобой держался подчёркнуто отстранённо? Почему с ним можно, а с тобой нельзя? Почему о его отношениях со Свендсеном знали все, а о ваших – никто кроме Симона? В чём причина? «Глупая ревность» скажут другие. Осознание – ответишь ты. Наверное, всё-таки дело в том, что он тебя не любил. Ты просто очень вовремя появился. Подставил плечо, когда ему было плохо, согревал, когда ему было холодно,просто дышал с ним в унисон. Когда он сгорал от предательства, ты стал водой, которая тушила этот пожар. Ловил за руки, цеплял взгляд, шептал глупости, подставлял губы. Вытянул, поставил на ноги, и… Должен отпустить? Мавр сделал своё дело, мавр может уходить? Ну нет! Не сейчас – точно. Не тогда, когда Марти не похож сам на себя, проигрывая на трассе и в стрельбе. Пять промахов в пасьюте, серьёзно? Ты достаточно изучил Фуркада за прошлый сезон: такая стрельба – признак глубоких психологических проблем. Ты бы отступился, если бы Мартен побеждал. Стрелял на ноль, привозил всем минуту ходом, косил победу за победой. Ты бы отступился,тем более Свендсен исчез с горизонта. Ты бы отступился, но не можешь. Может тогда, когда Фуркад оторвётся в тотале баллов на триста. Или тогда, когда он не проиграет ни одной гонки за этап. Или… Ты отпустишь его. Обязательно. Но не сегодня. Не сегодня… А сейчас пора выходить в стартовый городок и надевать лыжи. Плевать, что место только девятое, а отставание феерическое. Главное – широко улыбнуться. Вдруг Мартен смотрит гонку по телевизору. Оказаться в протоколе выше Свендсена и Бё оказалось неожиданно приятно. Раньше ты смотрел только на две вещи – цвет медали (если она есть) и отставание на пасьют. Теперь ты обращаешь внимание и на их позиции. Сегодня ты - второй, Свендсен – третий, Йоханнес – четвёртый. И это нравится. Очень. И завтра ты сделаешь всё, чтобы не позволить им отобрать твоё второе место. О первом не думаешь, оно принадлежит ему. - Мне будет приятно бежать с тобой вместе, - раздаётся над ухом вкрадчивый голос, и ты вздрагиваешь. Вздрагиваешь не от испуга, а от прокатившегося по венам огня. Фуркад, блять! Когда он стал вызывать такую реакцию? Как получилось, что его близость заставляет тебя гореть, отводить глаза, задерживать дыхание, унимать перестук в сердце? Всего шесть дней назад он был привычным победителем, железным человеком, вечным лидером, предметом обсуждения, осуждения и тайной зависти. Всего шесть дней назад он тянулся губами к твоим губам, желая избавиться от картины предательства, вставшей перед вами. Пять дней назад он доказал свою выдержку, выйдя на старт и улыбаясь тем, кто накануне разрушил его мир. Четыре дня назад он смеялся над ними, а они этого не замечали. И все эти дни он поддерживал тебя. Тебя, который столько раз смеялся над ним, подкалывал, издевался. Тебя, который случайно оказался рядом. И ты запутался. Ты больше не можешь воспринимать его как просто соперника, объект для приколов и брата хорошего знакомого. Сегодня, шесть дней спустя, тебе внезапно хочется прикасаться, хочется видеть как плавится шоколад в глазах, хочется всё-таки узнать вкус губ. Идиотизм. - Пора на пресс-конференцию, - отчего-то хрипло шепчет он, и ты торопливо киваешь. Пресс-конференция – это понятно и привычно. А о том, почему от этого шёпота так сильно забилось сердце, а по коже побежали мурашки, ты подумаешь потом. Когда-нибудь. В следующей жизни, быть может. Ты разворачиваешься и замираешь от неожиданности, практически впечатавшись в Мартена. Потому что он, стоявший прямо за твоим плечом, не сдвинулся ни на сантиметр и смотрит на тебя таким странным, тяжелым взглядом, от которого становится горячо в голове и в животе. И ты не можешь ни пошевелиться, ни отвести от него взгляд, а из мира пропадают звуки. Ты видишь происходящее случайными кадрами, чёрно-белыми фотографиями. Вот приоткрытые губы, которые блестят так, будто француз их только что облизывал;вот бисеринка пота, сползающая по виску; вот кадык медленно-медленно опускается вниз и снова возвращается на своё место; вот мускулистая грудь, обтянутая курткой, тяжело вздымается, выдавая прерывистость дыхание. И всё это близко. Опасно близко. Ты снова видишь его губы, ты почти готов к ним прикоснуться… Громко хлопает дверь, в мир возвращаются краски и звуки, и ты непроизвольно отступаешь, отводя взгляд от губ француза. На пороге стоит Эмиль. - Конференция начинается! –обиженно вопит он и замирает, осознав увиденную картину. – Марти? Я не понял! Француз очень медленно разворачивается к норвежцу, и ты видишь, как расцветает на его губах улыбка. От этой улыбки холодом сводит зубы, током прошибает мысли. Ты бы не хотел, чтобы тебе когда-нибудь так улыбались. - Эмиль, счастье моё! – преувеличенно счастливо здоровается Фуркад, и от его интонаций озноб пробегает по коже, а норвежец резко бледнеет. – Что за претензии? Ты спишь с Йоханнесом – я не против! Но не мешай мне развлекаться! От этого «развлекаться» внезапно становится больно, но ты тут же отгоняешь нелогичные чувства. - Брейк, ребята, выясняйте отношения потом! Нам пора! И не глядя на них направляешься к двери. Свендсен не двигается с места, и чтобы выйти в зал конференций тебе приходится толкнуть его плечом. Он что-то шипит сквозь зубы по-норвежски, но тебе не важно, что именно. Ты выходишь в зал с лёгкой улыбкой на лице, и никто не узнает, что на самом деле вся твоя лёгкость и хорошее настроение остались где-то там, позади. Там, где Фуркад сказал «развлекаться». Вопреки мнению друзей, покидая Хохфильцен, ты думал вовсе не о проваленной эстафете и не об упущенном шансе побороться за цветы. Ты снова и снова прокручивал в голове спринт, на котором Мартен так неожиданно предложил ехать за ним. Вспоминал вашу синхронную стрельбу на втором рубеже, его одобрительную улыбку и поднятый вверх палец. И эту фразу, которая заставила тебя на мгновение замереть и вглядеться в карие глаза, ища признаки вернувшейся памяти, но Мартен слишком быстро отвернулся и умчался в гонку. А ты отправился его догонять. Так привычно! И, возможно, продержался бы за ним до конца, если бы он не оглянулся ближе к середине круга. Усмешка, презрение, превосходство – вот, что читалось в его взгляде. И ты не смог. Больше не смог держаться за ним следом, не смог быть рядом. Потому что ты отвык от такой жгучей смеси в его глазах. В стартовом коридоре вы стояли бок о бок, тебе предстояло стартовать через две секунды после него. Смотреть влево не хотелось, вправо – тоже. Справа вместо Эмиля стоял хмурый и злой Бё. Куда делся Свендсен ты не интересовался – о скандале, который накануне закатил Мартен, знали уже, наверное, все. - Антон, - тихо и как-то несмело позвал Фуркад. До его старта полторы минуты. - Чего тебе? – нельзя сейчас показать, как резануло это «Антон», сказанное чуть ли не впервые в жизни. - Посмотри на меня, пожалуйста! Такой странный голос. Знал бы ты его чуть хуже – решил бы, что ему больно. Но часики тикают. Проще сделать, как он хочет, чем стартовать со штрафом. - Чего тебе, Фуркад? – повторяешь ты, встречаясь с ним взглядом. И тонешь в расплавленном шоколаде глаз. Чёрт! Чёртчёртчёрт!!! - Я хочу, чтобы ты знал – он нервно облизывает губы и твоё сердце начинает стучаться быстрее, - Про «развлекаться» я сказал для Эмиля. Но я не развлекался. Я не развлекаюсь с теми, кто меня спас. Звучит стартовый выстрел, и Фуркад срывается в гонку, а у тебя всего две секунды, чтобы прийти в себя и собраться. И перестать слышать счастливый перестук собственного сердца. Не развлекался! Не развлечение! А что тогда? А что?... В Анси вас встречает отличная погода. Настолько отличная, что даже настроение поднимается. Ты вдруг начинаешь верить в то, что поднимешься на подиум и в то, что Мартен всё вспомнит. А даже если не вспомнит – почему бы не попробовать начать всё сначала? Вы полюбили друг друга однажды – полюбите снова, почему нет? Ты впервые за этот сезон улыбаешься широко и счастливо. А пальцы сами останавливают бесконечное верчение смартфона и снимают блок. Ты залипаешь взглядом на списке контактов – прямо посередине экрана его номер. Позвонить? Или пока не стоит?Странно, но всё равно Я верю, что ты рядом со мной, Даже слышу твоё тепло И коснуться могу рукой.
ВеняД’ркин «Девочка с флейтой»
Странно. Странно вспоминать спринт, где так неожиданно захотелось бежать с ним рядом. Странно вспоминать эту половину круга, когда он держался позади и дышал в спину. Странно, что было так спокойно и как будто правильно. Странно, что когда он отстал, стало как-то пусто. Откуда это нездоровое влечение к русскому, который всегда был не просто соперником, но и почти врагом? Откуда взялось желание, чтобы он, наконец, поднялся на подиум и перестал хмуриться? Чтобы оказался рядом и его можно было обнять. Желание слышать его дыхание позади, ощутить его крепкое тело под своими руками… Влюбился? Глупость! Нет! Но почему из всех прошедших гонок только этот спринт, когда стреляли в унисон, когда бежали след в след – кажется самой правильной? В протоколах прошлого сезона наши имена часто были рядом. Неужели успел привыкнуть? Снова глупость! Кто только не был рядом в протоколе за последние годы! И вместо лёгкой тренировки – эстафета по телевизору. И почему-то наплевать на результаты сборной Франции, и на круги Беатрикса… Зато обидой сжимается сердце, когда русский забойщик заходит на три круга сразу. Хочется кинуть что-нибудь тяжёлое в телевизор, но рука, сжатая в кулак, всё-таки остаётся на подлокотнике. Потому что при такой погоде ещё остаётся надежда, что Антон попадёт в трансляцию… Антон? В трансляцию? Странно… Странно и страшно. Что изменилось за этот выпавший из памяти год? Что принесёт с собой вернувшаяся память? И нужно ли знать всё, что пропущено? Может лучше остаться в неведении? А второй этап приносит новые сюрпризы. Хорошо справляется Симон, молодец. Но почему-то это вновь не имеет значения. Заходит на круг Хофер, на два - швед… Идеально проходит первый рубеж русский и только тогда снова начинает биться сердце. И резко перестаёт – на стойке. Круг у украинца, у американца, почти у всех – доппатроны, выцеливание. И это шансы, шансы. Русский, фамилию которого до сих пор не удаётся запомнить, мажет. Нервничает, торопится, бьёт винтовку. Не получается. Ничего не получается у сборной России в этом сезоне и от этого почему-то больно. По-настоящему, физически больно. И непонятно. Когда на лёжке Шипулина сердце заходится бешеным набатом, решение приходит само. Такое лёгкое, разумное, правильное. Странно, что не пришло раньше. Раз брат избегает возможности поговорить, можно поговорить с другими! - Привет, Эмиль! С победой ваших! – по телефону так легко спрятать непонятное самому себе разочарование. – У меня к тебе вопрос на миллион долларов! Эмиль смеётся и, как обычно, предлагает заплатить ему два миллиона за ответ. Почему эти шуточки стали так сильно раздражать? Нужно было спросить давно. Ещё на первом этапе. Потому что всё точно изменилось. Настороженный и закрытый Эмиль, чересчур ехидный Йоханнес, испуганный Тарьей. Что-то произошло в прошлом сезоне. Что-то плохое. - Мы с тобой поссорились в прошлом сезоне? Который я не помню. Расстались? – и тишина затопляет сознание.Тишина в которой можно утонуть.Если бы не открытая перед глазами сивидата, в которой Шипулин таки не смог добраться до цветов. Странно. Не его показатели, не его ход. Странно. И на ответ Эмиля почти наплевать. - С чего… С чего ты решил?? Кто тебе сказал? – Эмиль почти кричит и это тоже на него не похоже. - Мне никто ничего не говорил. Я просто подумал, что так могло быть. – Равнодушно, без эмоций. Потому что пауза уже сказала больше, чем нужно. И финишный протокол эстафеты сейчас значит больше, чем ответ Эмиля. - Что за глупости приходят тебе в голову после летней травмы! – Эмиль смеётся, но в этом смехе не слышно искренности. – Разве мы могли расстаться, а? Не могли. Мы не могли расстаться. Но почему тогда победа Норвегии раздражает, а неудача России причиняет боль? Настоящую, физическую боль. И почему Эмиль так долго молчал перед тем, как ответить? - Марти, - шепчет Эмиль, который до сих пор почему-то никуда не делся из телефонной трубки. – Марти… Я тебя люблю. А ты? - И я, - автоматом, не задумываясь. – Пока. И не дождавшись ответа, положить трубку. Интересно, у кого можно взять номер Шипулина?